Запредельник - Тимоти Мэдден

Теперь ее ответ вполне соответствовал тому, что можно было услышать от офицера Службы Внутренней Безопасности. Ни для кого не было секретом, что им не нравилось влияние Полетного Командования на политическую жизнь Конкордата, а это политическое влияние во многом зиждилось на высокой общественной оценке деятельности запредельников. То, что Ван Сандер наконец-то показала свое настоящее лицо, вернуло ему уверенность в себе.

Он сказал:

— Может, это и так. Но вы все равно от меня ничего не добьетесь, пока не докажете любыми способами, что говорите правду.

— А что я должна вам доказывать, командор? Что я не рашадианка? Или что вы действительно на Красном Утесе? У нас есть ваша система управления оружием Бета-Z, которую вы вынесли с грузового корабля. Мы знаем обо всем, что с вами случилось во время высадки на «Утопию-2». Мы знаем о рашадианских роботах и о ваших чудесных пистолетах, уничтоживших их. Подумайте об этом! Откуда нам взять эту информацию, как не из вашего же штаба! Как вы уже сказали, мне платят за то, чтобы я была подозрительной, но даже я не могу вообразить рашадианских агентов, проникнувших в ваш штаб!

Она опять забарабанила пальцами по столу, внимательно изучая его.

— Дайте подумать. Что еще я могу вам доказать? Что вы и лейтенант Стоковик не справились с заданием, потому что не могли выносить друг друга? Из-за того что в ваш последний отпуск вы вовсю занимались непотребным распутством, словно взбесившиеся псы? Вы оба поступили неумно, не доложив о вашей сексуальной распущенности в положенной форме. Но не это сейчас главное. Мы должны знать, что произошло. Нас интересует только это. Если вы сделаете то, о чем вас просят, вам простят все ваши грехи.

Аргументы полковника звучали убедительно. Маккензи знал, что будь у рашадианцев подобная информация, он давно извивался бы в предсмертных страданиях. Но ему надо было выиграть время, чтобы все обдумать. Голова по-прежнему не слушалась его. Поэтому единственное, что он мог сделать, так это тянуть время.

— Я хочу видеть лейтенанта Стоковик. Потом я хочу вернуться на свой корабль, чтобы получить подтверждение ваших слов от моей системы.

— Имеется в виду Шейла, не так ли? — уточнила Ван Сандер.

— Да, это ее имя, и она является системой, принадлежащей Управлению Полетами. Ее деятельность засекречена. И вам потребуется мое разрешение на беседу с ней. Только попробуйте дотронуться до нее, и я затаскаю вас по судам, — Маккензи чувствовал себя совсем плохо.

— Могу ли я заключить из вашего гневного монолога, что вы признаете, что находитесь на Красном Утесе?

— Думайте, что хотите. Я хочу видеть Стоковик и Шейлу.

Внезапно еще одна мысль пришла ему в голову.

— Я хочу поговорить со своим командованием. Вы можете мне это позволить, если вы действительно та, за кого себя выдаете.

— О, значит, я должна все это вам организовать? — переспросила она, и ее брови изогнулись в изумлении. — Как вы можете быть настолько самоуверенным? Вспомните теорию относительности. Время, которое вы провели в патрулировании, текло здесь в два раза быстрее. Думаю, что даже запредельники в состоянии понять, что порой случаются некоторые политические изменения. Может быть, теперь у вас вообще нет никаких прав, как вы думаете?

Ему вдруг стало холодно. Если действительно за время его патрулирования произошло нечто, приведшее к усилению власти Внутренней Безопасности, то он попал в хорошую переделку!

— Продолжайте, Ван Сандер, — предложил он, — сообщите мне, что вам плевать на гражданские законы. Скажите еще, что Совет Конкордата наделил вас чрезвычайными полномочиями. Но только ради Бога не говорите мне, что вам плевать на командное звено Управления Полетами. Даже вам, сыщикам, известно о последствиях подобных заявлений.

Полковник только усмехнулась в ответ, и чутье подсказало Маккензи, что она ждала этого момента.

— Я могу сделать то, о чем вы говорите, если вас обвинят в сотрудничестве с рашадианцами. Тогда вы будете принадлежать только мне.

Маккензи вновь охватила дрожь. Он внимательно изучал выражение лица полковника, лихорадочно пытаясь нащупать хоть малейший изъян в ее логических построениях, но женщина выглядела абсолютно уверенной в себе.

— Вот это-то все и меняет, полковник! Может быть, я заблуждаюсь, но вы явно сошли с ума!

Он попытался изобразить некое подобие смеха, но его чуть не вывернуло наизнанку.

Ван Сандер фыркнула в ответ.

— Маккензи, вы меня разочаровываете. Бахвальство — это все, на что вы способны? Тогда позвольте мне вас заверить, что то, что вы — запредельник, пусть даже и сын того, кто отдал жизнь, чтобы уничтожить дредноуты Корпорации, не делает вас неприкосновенной персоной в делах, затрагивающих государственную безопасность. Пока мы расследуем, что произошло, Конкордат будет любой ценой держать случившееся в секрете. Мы будем работать с вами и лейтенантом Стоковик. Мы должны найти объяснение вашему внезапному здесь появлению, равно как и причине внезапного прекращения выполнения обязанностей.

Она торжествующе взглянула на него.

— Мы считаем, что лучший путь — это обвинить вас в пособничестве рашадианцам.

Маккензи не мог поверить своим ушам. Все происходило слишком быстро.

— Сотрудничество… — пробормотал он. — С кем… с рашадианцами? Но это же полный абсурд! Управление Полетами никогда не выдвинет такого обвинения!

— Я признаю, что некоторые представители военных служб на уровне Комитета Совета Обороны были не совсем довольны подобным решением. Им не нравилась сама идея запятнать имя одного из столпов общественного сознания. С вашим мифическим отцом и вашей легендарной победой на станции Пегас, и всеми вашими призами за победы на соревнованиях по боевым видам искусств, и вашей англо-американской внешностью — конечно, вы идеально подходили для создания образа эдакого романтического героя! Интересно, отдаете ли вы себе отчет, сколько политических ошибок было сделано из-за таких, как вы?

Она откинулась на стул, презрительно фыркнув.

— Но этот ваш космический прыжок все изменил. Вы и лейтенант Стоковик становитесь теперь слишком важными персонами и получаете слишком большое влияние. Вы, сами того не ведая, послужили катализатором для очень важного процесса, который не по зубам вашему Управлению Полетами. Если бы вы материализовались где-нибудь в безлюдном месте, вам бы все сошло с рук. Но все произошло так, как оно произошло, и теперь вы подвергнетесь санобработке.

Она злорадно усмехнулась.

— Думаю, что вы поймете, что лучший путь для вас — это сотрудничество. Вам придется пожертвовать всем во имя любви.

— И вы думаете, я на это соглашусь? — закричал в ответ Маккензи.

— Командор, вы только что проснулись и, похоже, еще плохо соображаете. Но поверьте мне на слово: у вас нет другого выхода. Вас обвиняют в сотрудничестве с рашадианцами, и вас все равно осудят… в целях государственной безопасности.

Маккензи хотел продолжить спор, но ему мешали сосредоточиться головокружение и тошнота. Он начал даже опасаться, что получил серьезную травму во время этого самого космического прыжка, если он действительно имел место. Может быть, ему ввели какие-то препараты. Как бы то ни было, сейчас он явно проигрывал.

— Успехов вам, полковник, — произнес он, — но я все равно не буду ничего говорить, пока не увижу Светлу, Шейлу и свое командование. Вот так.

Она мягко усмехнулась, затем повернувшись в кресле, взглянула на сделанную из олова статую, стоявшую на возвышении в углу комнаты. Это был орел — символ Службы Безопасности. Он был изображен с широко расставленными ногами, крылья, как бы защищая, прикрывали планеты и луны системы Сигни Б.

— Маккензи, вы становитесь утомительным. Вы нас считаете такими же дураками, как и свое слабоумное командование? — Она внезапно встала и вздохнула. — Если вы должны переговорить с лейтенантом Светлой Стоковик, я прослежу, чтобы ваша просьба была исполнена. Но не думаю, что результат беседы вас обрадует. Видите ли, она согласилась выступать свидетелем на вашем процессе. В этих обстоятельствах Управление Полетами официально заявило о своем невмешательстве. Очень умно с их стороны, они умывают руки и не хотят иметь с вами, командор, ничего общего, во всяком случае, пока. Но думаю, что с кем-нибудь из вашего начальства мы сумеем организовать вам встречу, если вам так нужно его согласие, чтобы признать свою вину.

Ван Сандер удовлетворенно обернулась к нему и чуть ли не с вожделением облизнула сухие губы.

— Вы принадлежите мне, Маккензи. Совет Конкордата принял решение, и вы будете делать так, как вам прикажут. А я позабочусь об этом. Вы меня понимаете?

Ее голос зазвучал угрожающе. Она внимательно следила за его реакцией, словно садист-ребенок, рвущий несчастное насекомое на части. Глаза ее были безжизненны и темны, словно могильные камни.