Серебряный пояс - Владимир Топилин

Косолапый опять остался один. Равнодушный филин, тяжело взмахнув мягкими крыльями, скрылся в тайге. Воспользовавшись потоками восходящего воздуха, черный коршун набрал высоту, скрылся за каменным отрогом. Рябые кедровки разлетелись по кедровой колке. И только лишь неутомимый шадак, звонко посвистывая в пустотах курумов, не обращая внимания на лохматого соседа, продолжал готовить запас корма на долгую зиму.

Тоскливое солнце завалилось за плоский перевал. Длинная тень принесла неуютную прохладу. Сжались холодные камни. В гремучем ключе загустела прозрачная вода. В преддверии подступающей ночи насторожилась тайга. Липкая тишина навеяла в сознание медвежонка свинцовую тоску. Одиночество пугало белогрудого. Несколько часов без матери изменили не только его состояние. Теперь каждый шаг ему приходилось делать самостоятельно. Он должен был сам контролировать свои действия. От того, правильно ли он поступает, зависела его дальнейшая жизнь. Белогрудый понимал это. Страх перед будущим заставил его таиться. Вечерние сумерки несли опасность. Острое желание опять быть под покровительством родного тепла будило в сознании звереныша тягу к движению, чтобы скорее вернуться туда, где ему было легко, хорошо и не страшно. Ему хотелось быть рядом с той, кто мог защитить его в любое мгновение оказаться там, на обширных плантациях кедрового ореха пройти по широкой, знакомой тропе у рваной меты, оставленной копями могучей опекунши уснуть под широким пологом ели, под теплым боком завтра утром проснуться бодрым, счастливым и не помнить этот жуткий день.

Поджигаемый этим стремлением, повинуясь вольному инстинкту единения с родной кровью, медвежонок встал и, как будто сбросив с себя кованые цепи, пошел назад. В его глазах высохли слезы. Движения стали уверенными, шаги маленьких лап настойчивыми. Белогрудому не надо было показывать дорогу. Зрительная память звереныша развита идеально. Запах на его следах выгорел, растворился, но медведь не пользовался своими следами. Он помнил каждый куст, камень, кочку, где бежал несколько часов назад. Дитя тайги, создание природы было у себя дома. Выбор направления был определен заранее. Скрытый, невидимый в голове компас вел его так, как этому определили сотни, тысячи потомков его медвежьего рода. Конечная цель ближе с каждой минутой. Однако избранный путь не был гладким и беспечным. Звереныш помнил собак, боялся их. При любом подозрительном звуке он останавливался, долго слушал, нюхал воздух, напрягал зрение. И только полностью убедившись в отсутствии опасности, шел дальше.

От дерева к дереву. От куста к кочке. Укрываясь за камнями и колодами, в любой момент готовый броситься на дерево, топтыжка продолжал свою дорогу назад. Почерневшая тайга давно накинула на свои плечи безоблачную ночь. Россыпь ярких, морозных звезд растопила бесконечное пространство холодным светом. На землю высыпался серебристый сахар изморози. Поникшие травы высохли колким льдом, предательски хрустели под ногами белогрудого высохшими сучьями. Осторожные шаги разносились далеко по лесу. Ожидая и пропуская животное, притих живой мир тайги. А кто-то уже ждал его появления, напружинив стальные мышцы налитого тела.

Все произошло так внезапно, что дикий путник не сразу понял, кто на него бросился. Когда белогрудый пролазил через густые заросли таволожника, из-за скалы, как горная лавина, стремительно выбежала черная глыба. Не задерживаясь в движениях, разъяренный свадебной неудачей сохатый бросился на дитя, принимая его за соперника. Медвежонку стоило избранной ловкости, отточенной реакции, чтобы вовремя увернуться от смертельно склоненных рогов зверя. Приложив все усилия, зверь за два прыжка отскочил к большому кедру. Сокрушая все на своем пути, ломая деревца, разрывая кусты, взбивая острыми копытами еще мягкую землю, сохатый пробежал мимо.

Насадив на рога пустоту, ретивый жених круто развернулся, желая растоптать соперника, но было поздно. Косолапый уже покорил половину могучего дерева и находился на недосягаемой высоте от нападавшего. Сурово вызывая на поединок невидимого врага, зверь тяжело заревел. Склоненная голова с парными отростками рогов выражали серьезные намерения. Земля полетела из-под копыт обиженного жениха, которому в этом году не досталась невеста. Резко рванув в прыжок, сохатый ударил ствол кедра раз, за ним другой, третий. Запах медведя только кипятил ему кровь. Шальная молодость затмила чувство страха. В эту минуту рогатый был готов сразиться с кем угодно.

Увернувшись от смерти, белогрудый вмиг взлетел на безопасную высоту. Природный инстинкт подсказывал, что детство кончилось.

Страшный соперник мог растоптать его, оставшегося без матери. Сирота испугался, жалобно закричал, призывая на помощь.

Сохатый воспринял его голос как ответный вызов. Утробно затрубив боевую песню, зверь начал метаться вокруг дерева. Он слышал жалобный голос, понимал, что противник находится над ним, но не мог его достать. Кипевшая кровь застила глаза. Зверь торжествовал победу. Сохатому не хватало одного удара для полного удовлетворения превосходства своей силы. Ярость и злоба метались в разгоряченном теле, а противник был где-то высоко. Молодой жених бил рогами в ствол дерева, рвал ногами почву, а конкурент оставался невредимым. Возмущенное состояние обидчика не имело границ: слазь, трус! Однако медвежонок еще крепче вцепился в ствол дерева: попробуй достань!

Односторонние нападения продолжались долго. Прошло много времени. Уставший сохатый, казалось, отупел от ударов головой о дерево. Он уже не ревел взбешенным быком, а стонал загнанным теленком. Его рогатая голова завалилась набок, борода дрожала, губа отвисла, изо рта вылетал тихий стон: хоть бы ты упал!

Косолапый тоже привык к бесполезным нападкам. Удобно устроившись в развилках сучьев, звереныш дремал, недовольно уркая, когда «рогатый дятел» сотрясал ствол: поспать не дают!

Вторая половина ночи положила созвездие Большой Медведицы на туманные гольцы. Уснувший лес замерз под дыханием отрицательной температуры. Нахохлились пушистые деревья. Засеребрились седой шалью изморози стеклянные травы. Живой мир природы погрузился в очарование мудрого сна. Выпятив нижнюю губу, тяжело сопит молодой сохатый. Уснул, бедолага, намаялся в борьбе за продолжение рода. А вместе с ним на дереве после тяжелого дня дремлет белогрудый медвежонок. Последние часы жизни были для него слишком тяжелы.

Вот где-то далеко звонко щелкнул сучок. За ним затрещали рвущиеся травы. Чуткий рогатый поднял голову, вытянул нос, запрял ушами. Он услышал, что сюда по хребту идет одинокий зверь. Знакомые шаги взволновали сердце молодого жениха. Он хотел подать голос, но ответ прилетел сам. Глухой, басовитый стон разбудил ночной покой: где ты, мой незнакомый соперник? Двухгодовалый бык тут же отозвался глубоким позывом. Вытянув шею, склонив голову, он показательно ударил в ствол дерева.

На некоторое время опять воцарилась тишина. Остановился, струсил? Но нет. Вот же, за теми знакомыми скалами, совсем близко, будто в водосточной трубе, задрожал воздух. Другой зверь подошел так тихо, как только может тропить кабаргу голодная росомаха. Подожженный ожиданием скорого поединка, сохатый бросился навстречу, застонал яростнее, одним ударом копыта разрубил невысокую пихту: я здесь, иди сюда!

На некоторое время опять образовалась тишина. Сторожкое чтиво диктует условия противостояния. Первый удар выиграет тот, кто принесет внезапность. А может, пришелец струсил? Но нет! Понимает боец, что враг здесь, идет к нему. Пусть не слышно осторожных шагов, сперто дыхание, не шуршит шкура по упругим ветвям деревьев. Однако дикое восприятие, как третий глаз, говорит о том, что еще мгновение, и нарушится тайна.

Последние минуты неизвестности. Молодой самец хотел крикнуть еще раз, позвать собрата, но не успел. Сбоку, из-за скалы, вылетела черная тень, бросилась к нему. Сохатый успел развернуться, убрать от острых рогов правый бок, подставил под удар прочный лоб.

Упавшим на камни сухим деревом хрястнули рога. Тяжелыми булыжниками ударили кости. Глухим обвалом упавшего снега дрогнули сильные тела. Сотряслась земля. Закачались ветви деревьев. Тупое эхо разнесло весть о битве двух исполинов далеко вокруг. Любой житель тайги, даже ее хозяин медведь, сейчас не отважился бы находиться рядом с такими недругами. Разъяренные звери, будто далекие потомки динозавров в пору брачных игр, в слепой ярости не ведают страха. Никто не желает оказаться на рогах стремительной смерти.

Схватка врагов до первой крови приняла вольный характер. Не уступая друг другу, они сражались в полную силу. Оставшиеся без подруг молодые самцы вымещали боль и обиду на противнике. Они не знали, что приходятся братьями. Таковы суровые законы природы: жить ради продолжения рода, используя любые возможности. Зверь прогонит родного брата, чтобы сестра досталась ему.