Комната из листьев - Кейт Гренвилл

В Сиднее мистер Макартур сошел с корабля. Шаг у него был нетвердый, на белом, как мел, лице безобразно розовели оспины. Но он шел сам.

О своем путешествии я сочинила для матери великолепный роман. По большому счету, откровенной лжи в нем не было. Я выбрала более интересный путь: сделала так, что моя ложь занимала то же пространство, что и правда. Читая копию того письма теперь, десятилетия спустя, я восхищаюсь той молодой особой, какой я тогда была. Я не стала упоминать про ужасы заточения в каюте. Коварного капитана Трейла представила забавным персонажем: настоящее морское чудовище. Заверила маму, что я сама попросилась пересесть на другое судно, дабы она думала, будто моему мужу хватало влияния добиться того, чтобы я не знала тягот во время плавания. Пересадка на другой корабль оказалась выгодной для меня во всех отношениях, написала я, словно это событие по важности было столь же пустячным, как переход на другую тропинку в саду.

С издевательским злобным удовлетворением я думала о том, как здорово мне удалось одурачить всех. Но я прекрасно помню чувство опустошенности, что владело мной, когда я запечатывала и отсылала то письмо. Подобное проявление ума обрекает человека на одиночество.

В конце того письма, полного оптимистичных прикрас, я черкнула пару строк для дедушки. Я не виделась с ним с того дня, когда ему сообщили о моем грехопадении. Несколько раз я писала ему, но ответа не получала. Теперь, понимая, что вряд ли когда-нибудь снова встречусь с ним, я хотела вымолить у него прощение. Может, дедушка и не откликнется на мольбы своей заблудшей овечки, но, я надеялась, что он смягчится и согласится выслушать адресованные ему слова. «Передай дедушке, – написала я, – что я люблю его и не забываю совет, что он мне дал: всегда помнить о своем долге перед Создателем». Я не утверждала, что верую в Бога или исполняю его священный наказ – только то, что помню о нем. Я надеялась, что мои слова, подобно Троянскому коню, распахнут ворота дедушкиного сердца и он впустит в него те, которые я хотела, чтобы он услышал: я люблю его.

Часть 3

Вот уж воистину, сельскохозяйственные культуры в Новом Южном Уэльсе давали небывалый урожай. Настолько небывалый, что его вообще не было. Пшеница жухла на корню; кукуруза, изжариваясь на солнце, превращалась в скрипучие стебли с сухими листьями; ячмень вообще не давал всходов.

Писали, что каторжники обеспечивали высокие темпы строительства, и это была еще одна ложь в облачении правды. Да, строительство велось. Утаивание деталей – это не обман. Каких деталей? А вот каких. Строились хижины на кривых столбах, соединенных между собой сплетенным лозняком, который затем обмазывали глиной – убогие будки, в них даже собаки постыдились бы жить. Да, и еще под высокими темпами строительства подразумевались конструкции из изъеденной плесенью парусины, которую накидывали на веревку, что была протянута между двумя деревьями. Края парусины придавливали камнями, чтобы образовать – можно сказать, построить – небольшое треугольное пространство, куда мог бы залезть человек.

Тем первым утром в Сиднее, осматривая жилище, в котором нас разместили – низкий дрянной домишко с крышей из пальмовых листьев, – я увидела, что мистера Макартура впервые одолели сомнения. Он скривил губы, сдвинул брови. Подобно тучам на горизонте, это предвещало бурю. Далее последуют визит к губернатору, громогласно выраженное возмущение, жесты, разрубающие воздух. Моя жена, станет негодующе восклицать он. Мой сын! Здесь это не аргумент. Зачем было тащить на край света жену с маленьким ребенком, если можно было, проявив немного смирения, сидеть в комфортных условиях где-нибудь в казармах Гибралтара?

– Гораздо лучше, чем можно было ожидать, – произнесла я. – А в сравнении вон с тем домиком так просто дворец!

Я показала на еще более убогую хижину, чем наша, куда входил, пригнувшись, какой-то офицер. Мы видели только его спину.

– Вас, должно быть, уважают, сэр, – заметила я, – раз выделили нам именно этот домик. Смотрите, здесь и речка поблизости. Очень удобно!

Провидение Господне неожиданно устроило переполох в соседней хижине. Хозяин спины стоял, потирая голову. Он задел ею притолоку, которая теперь болталась в дверном проеме, будто сломанная рука.

– Видите, мистер Макартур, нам крупно повезло, – сказала я веселым тоном. – Давайте-ка поскорее займем этот домик, пока тот товарищ не позавидовал нашей удаче. А то ведь сглазит еще.

Я знала, что этот довод заденет мужа за живое.

Поселение Сидней – пыльное, безобразное, пренеприятнейшее местечко – раскинулось на унылом захудалом клочке земли, на котором топталось слишком много людей, мечтавших оказаться где-нибудь в другом краю. Два года миновало с тех пор, как тысяча заключенных и двести пятьдесят морских пехотинцев Его Величества вошли на кораблях в Сиднейскую бухту и высадились на диком берегу, о котором ничего не было известно. С того самого времени они были оторваны от цивилизации: продовольствие им не поставлялось, они не имели возможности ни получать, ни передавать новости, не считая тех первых сообщений о небывальщине.

На первых порах на новом месте меня повергало в шок буквально все. Каторжники – и мужчины и женщины – в силу жизненных обстоятельств были люди порочные и злобные. Они вырывали хлеб прямо изо рта друг у друга, клокотали и строили планы побега или мятежа, постоянно проявляли недюжинную изобретательность и хитрость, чтобы ограбить склад или своих соседей. Некоторые морские пехотинцы были немногим лучше. Казалось, им доставляет удовольствие пороть заключенных, словно они наказывали каторжников не за совершенные ими преступления, а за то, что они, военные, по их милости, оказались в этом забытом богом месте. Бывало, крики доносились из каждого уголка поселения.

Голод и отчаяние, гнев и страх, утраты и тоска по родине пробуждали в людях все самое дурное. Здесь процветали злословие, оговоры и клеветнические слухи; каждый выискивал слабости в другом и скрывал собственные. Узкая долина с крутыми склонами, в которой мы все обитали, была подобна щели в стене, где копошились, налезая друг на друга, тараканы.

В первые дни во сне меня посещали смутные видения мятежей и ураганов. И потому я была поражена, когда осознала, что ужасы, совершенные преступниками и навлеченные на них, больше не вызывают у меня кошмаров.

В этом адском месте всем заправлял худой и кривобокий капитан военно-морского флота Артур Филлип, который два года назад привел первый флот в здешнюю гавань. Будучи капитаном Королевского флота, Филлип привык к тому, что он бог и царь в одном лице, но весь предыдущий опыт службы не подготовил его к тому, с