Комната из листьев - Кейт Гренвилл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Губернатор уже понял, с кем он имеет дело в лице мистера Макартура. От капитана Непина он, конечно, знал о том, что произошло на борту «Нептуна». На мой взгляд, он видел, что мистер Макартур лицемерит, пытаясь завоевать его расположение, и не отвечал ему особой симпатией.
Как подобает богу и царю в одном лице, губернатор держал в услужении несколько человек: трех-четырех лакеев, одетых в униформу, которая могла сойти за ливреи, и двух горничных. Все они были из числа каторжников. Экономка, спокойная женщина в опрятном сером платье, внимательно следила за каждым шагом прислуги, прямо у всех на виду пересчитывала столовое серебро.
Каторжников к губернатору она и близко не подпускала, сама обслуживала его за столом. Я сидела рядом с ним и заметила кое-что интересное: в том, как она наклонялась к нему, чувствовалась не просто учтивость прислуги, а в его тихом «спасибо» слышалось нечто большее, чем обычная благодарность. Губернатор заметил, что я за ними наблюдаю.
– Миссис Брукс – настоящее сокровище, – сказал он мне, улыбаясь экономке. – Она служит мне много лет, на кораблях больших и малых, прочных и не очень. Верно, миссис Брукс?
– Да, сэр, – отвечала она. – И служить вам – большая радость. Мне очень повезло.
– Миссис Брукс – супруга боцмана с «Сириуса», – объяснил губернатор. – И прекрасно заботится о моих нуждах на суше и на море.
При словах «заботится о моих нуждах» миссис Брукс как-то испуганно улыбнулась. Они обменялись мимолетными взглядами, и воздух между ними встрепенулся, почти неосязаемо, будто потревоженный взмахом птичьего крыла.
Может, миссис Брукс и экономка, подумала я, а также жена боцмана, но, если не ошибаюсь, для губернатора она значит нечто большее.
Знаки вниманияПо отношению ко мне губернатор всегда был сама доброта. После того первого ужина он старался облегчить мою жизнь разными способами: бывало, присылал фрукты из своего сада, яйца из своего птичника, пару раз – дикую утку. При первой же возможности своей властью он выделил для Макартуров один из лучших построенных домов, так что через несколько месяцев после нашего прибытия мы уже перебрались в кирпичный дом с деревянным полом и гонтовой крышей. Там имелись две довольно просторные комнаты. Та, что побольше, была оборудована камином. За ней находилась вполне удобная уборная.
По всей вероятности, губернатор решил сохранять добрые отношения с мистером Макартуром, угождая его жене. Но в его знаках внимания чувствовалась искренняя симпатия. Я верила тогда и склонна верить теперь, что они были продиктованы не только тактическими соображениями.
ПрогулкиЭнн пришлось уговаривать, чтобы она начала выходить из дома. Какой-то шутник наболтал ей, что видел – лично, собственными глазами, – как в соседней бухте стая львов растерзала и съела человека, и мне никак не удавалось убедить ее, что это все выдумки. В принципе, думаю, такое было возможно. Мои заверения о том, что в Новом Южном Уэльсе львы не водятся, сопровождались неозвученной оговоркой «насколько нам известно». Во время наших прогулок Энн вздрагивала от малейшего шороха. В каждой палке видела змею, на каждом листике – притаившегося паука.
Но сама я старалась выбираться из дома – он во всем превосходил наше первое жилище, но все же комнаты были темные и сырые, – под любым удобным предлогом. Самый подходящий повод обеспечивал Эдвард, ибо в этом краю лишений он начал быстро крепнуть и развиваться. Когда мы высадились на берег, ему было чуть больше года, но он выглядел не старше полугодовалого малыша – болезненное молчаливое существо с огромными глазищами на сморщенном личике. А через несколько недель после высадки он уже уверенно топал, держась за руку, и непрерывно лепетал. Щечки его хоть и не совсем порозовели, но уже утратили восковую бледность.
По распоряжению мистера Макартура мы никогда не ходили дальше последней хижины с той или с другой стороны бухты.
– Не забывайте, дорогая, здесь вам не Девон, – сказал он мне, будто я сама этого не знала.
На прогулках нас всегда сопровождал рядовой Эннис с ружьем. Жизнерадостный парень, он охранял нас от агрессивных каторжников, а также от аборигенов, которые наведывались в поселение, ибо губернатор своим указом постановил, чтобы к ним относились дружелюбно и благожелательно.
Сентиментальность губернатора мистера Макартура раздражала. Он заявил мне, что аборигены – дикари самого низкого пошиба. Ему сказали, что в их языке нет таких слов, как «спасибо» и «пожалуйста»; им неведомы такие понятия, как «муж» и «жена»; они разделяются на мужчин и женщин, как животные на самцов и самок. Из достоверных источников ему известно, заверил он меня, что они убивают и едят собственных детей. Аборигенов он называл наши темнокожие собратья, что его самого всегда забавляло, потому как своими собратьями он их никогда не считал. Те дикие обитатели лесов в его восприятии были такие же собратья, как, например, попугай. Но так он скрывал свой страх, пряча его за изощренной иронией.
Аборигены-мужчины меня немного пугали. Рослые, великолепно сложенные обнаженные воины, они вышагивали с важным величавым видом, небрежно держа в руках копья. Женщины страха не вызывали, однако их откровенная нагота, которой они ничуть не стыдились, приводила меня в смятение.
Во время своих прогулок – обычно мы шли медленно, подстраиваясь под шажки Эдварда – мы всегда следовали одним и тем же коротким круговым маршрутом, идя мимо скопления лачуг, разбросанных среди деревьев, минуя злобных каторжников, которые наблюдали, как супруга лейтенанта Макартура и ее свита дышат свежим воздухом. Каждый день я со всей серьезностью спрашивала Энн, какой путь она сегодня предпочитает выбрать: с запада на восток или с востока на запад. Подыгрывая мне, служанка сосредоточенно морщила лоб, якобы принимая решение, и затем мы отправлялись на прогулку. Рядовой Эннис поклялся ей, что львов здесь нет, а если вдруг откуда-то появится лев, он его пристрелит!
Дойдя до последней хижины с той или другой стороны долины, мы останавливались и смотрели на то, что простиралось за пределами поселения. Для путника картина была неприглядная: каменистая бугристая земля; диковинные деревья; кустарники с игольчатыми листьями; трава, острая, как нож, легко можно порезать руку – знаю по собственному опыту. Шипы, колючки. В общем, место труднопроходимое, вероятно, опасное и, безусловно, неудобное.
Например,