Крестная мамочка - Кэрри Адамс

— И это вся благодарность за то, что я отскребала тебя от тротуара?

— Извини.

— Рассказывай, что стряслось. Я слушаю.

— Перепил, вот и все.

— Уже догадалась — по блевотине на моих туфлях.

Каспар скривился.

— Меня тревожит не выпивка. Давно ты куришь эту дрянь?

Он пожал плечами.

— Каспар, ты будешь или говорить со мной, или объясняться с родителями. Выбирай.

Он уткнулся подбородком в подушку дивана.

— Ты все равно не поймешь.

— А ты попробуй объяснить.

— Ничего я тебе не скажу. Я не обязан! — вызывающе огрызнулся он.

— Как бы не так. Если бы не я, ты бы очнулся в больнице. Или, хуже того, не очнулся: тебя рвало, пока ты был без сознания. Знаешь, сколько человек ежегодно погибает, захлебнувшись собственной блевотиной?

По крайней мере, он смутился.

— И это еще не все. Если бы не я, тебе пришлось бы иметь дело с полицией, — продолжала я. — Потому что, пока ты валялся на тротуаре, тебя обыскали. И нашли вот это, — я продемонстрировала коробку.

— Законом не запрещено.

— Ты прав. Зато запрещено другое! — И я разжала кулак. На ладони лежал пакетик с тальком. Я блефовала, рассчитывая, что про обман Каспар не знает. — Итак, спрашиваю еще раз: что происходит, черт возьми?

— Тебе не понять.

— С чего ты взял? Над тобой издеваются?

— Нет.

— Несчастная любовь?

— Нет.

— Ты гей?

— Нет!

— Тогда в чем дело?

Я ждала. Каспар теребил пояс моего халата, совсем как дите. Я смягчилась.

— Каспар, расскажи мне. Мы все уладим, что бы там ни было.

— Ты скажешь, что я дурак.

Очень может быть.

— Постараюсь удержаться.

Ответ его устроил.

— Дом, — обронил он.

— Дом?

Он кивнул и поморщился — видно, голова здорово гудела.

— А дальше? Что там, дома?

Сначала его отговорки встревожили меня, воображение рисовало черт знает что. Затем я пришла в ярость, потому что реальность оказалась страшнее вымысла, — и вместе с тем догадаться было бы проще простого. Каспар страдал от одиночества. Считал себя отрезанным ломтем. Видимо, Кэти и Поппи отнимали у Франчески и Ника все время. Я расстроенно нахмурилась.

— Давай-ка все проясним. Ты злишься потому, что родители принадлежат не только тебе?

— Мне они никогда не принадлежали. Франческа и Ник заняты только собой и своими девчонками.

Он назвал родителей по имени, и я досадливо поморщилась.

— Дрянь неблагодарная, не смей при мне так отзываться о родителях!

Каспар попытался вскочить:

— Ну вот, приехали.

— Сядь. На место. — Стальные нотки подействовали. Он сел. Я подалась вперед: — Представь себя на месте отца. Через четыре года у тебя родится сын. Свое двадцатилетие ты не сможешь отметить потому, что твоя подруга сначала будет сдавать выпускные экзамены, а сразу после них — рожать. У ваших друзей не жизнь, а сплошные развлечения, а у вас с подругой — бессонные ночи. И никакого опыта. Поначалу это даже весело. Романтично. Но проходит полгода, твой сын по-прежнему плачет ночи напролет, а вы оба уже измучены. Ты крутишься на трех работах, чтобы платить за жилье и покупать молоко и памперсы. Не забывай: тебе всего двадцать лет. На четыре года больше, чем сейчас. Друзья в один голос советуют тебе делать ноги, твердят, что тебя заманили в ловушку, объясняют, что твоя подруга и сын не пропадут — о них позаботятся социальные работники. Искушение почти непреодолимо, тем более что с подругой даже не поговоришь толком: все силы до последней капли у нее отнимает беспомощное крикливое существо. Вместо того чтобы удрать, ты делаешь ей предложение, берешь на себя ответственность и следующие шестнадцать лет строишь свою маленькую семью. Ты себе это представляешь? Еще четыре года — и ты отец.

— Я не виноват, что мама залетела.

— Да. А разве она когда-нибудь винила тебя?

Каспар покачал головой.

— Не слышу.

— Нет.

— Ну и в чем тогда дело?

— Тесса, тебе все равно не понять. Мама с папой вечно заняты друг другом.

— Так вот что тебе не нравится!

— Послушать тебя, так я избалованный гаденыш.

— Этого я не говорила.

— А я думал, ты все поняла. И не сердишься на меня.

— Не сержусь. Я страшно зла.

После этого разговор принял неприятный оборот.

— Ради тебя они были готовы на все. Ты хоть представляешь себе, чего они лишились?

Я имела в виду даже не упущенные отпуска и поездки, посудомойку, машину и карьеру Фран, а всего-навсего посиделки в соседнем пабе. Выпускной вечер. Праздник совершеннолетия. Друзей.

— Такой умной девчонки, как твоя мама, я никогда не встречала.

Я старалась об этом не думать, но Фран и вправду была куда способнее меня. Чтобы угнаться за ней, мне приходилось тратить вдвое больше сил и времени. Как мы сели рядом, так и просидели от первой лекции до последней. Только на последнюю я пришла с похмелья, а Фран — с огромным животом. После выпускного мы обе не спали ночами, но по разным причинам. Пока я училась в школе права, Фран водила сына в детский сад. Я заседала в судах, а Франческа готовила сына к школе.

— У нее были большие планы, Каспар: ей хотелось работать в ООН, объездить весь мир, изменить его к лучшему. Ради этого достаточно было провести двадцать минут под общим наркозом.

Каспар поморщился. Но я сказала правду: если бы я посоветовала ей сделать аборт, сейчас Франческа уже была бы видной фигурой в ООН.

— А она так и не решилась и ни разу не пожалела об этом. Так что прошу тебя, Каспар, не надо платить родителям скверными выходками. Забудь о них ради матери и самого себя. Поверь, ты о них пожалеешь, но уже ничем не искупишь вину. И тогда уже не обойдешься без этой дряни. — Я снова показала пакетик с тальком.

— Подумаешь, спид[3].

Спид. Хорошо хоть, не кокаин или крэк.

— «Подумаешь»? А как же сканк, который ты куришь? Тебе известно, что он вызывает паранойю? Толкает на антиобщественные поступки? Провоцирует немотивированную агрессию?..

По описанию — что-то до боли знакомое.

— Это всего лишь травка.

— Не «всего лишь» травка или спид, а наркотики, Каспар. Что бы там ни думал, я ни разу не слышала о наркоманах, которые перешли бы на героин с «Рибены», — понимаешь, о чем я? Процесс затягивает. Как он начинается, тебе уже известно. Честно говоря, я думала, что ты гораздо умнее.

К этому моменту нас обоих одолела усталость.

Мы направились в кухню, я поставила чайник. Каспар взгромоздил тощую задницу на табурет и подпер подбородок кулаками. Мой крестник-херувим в кудряшках, с розовыми щеками, употребляет спид. Страшная мысль. А ведь его так любили — большего от родителей невозможно требовать. Чего им надо, этим детям?