Мой милый враг - Конни Брокуэй

— Да, мисс Бид. Мне все об этом говорят.

— Вы не собираетесь предложить ему немного конфет из запасов Франциски? — осведомился Эйвери.

От этого, казалось бы, невинного вопроса щеки Лили снова вспыхнули румянцем. Вскинув голову, она пронзила собеседника гневным взглядом.

Эвелин уставилась на девушку, пораженная ее храбростью, но тут вспомнила, что Лили в течение почти пяти лет обменивалась с этим человеком язвительными посланиями и ни разу при этом не позволила загнать себя в угол. С восхищением, смешанным с грустью, Эвелин наблюдала за тем, как Лили выпрямилась в полный рост — который нельзя было назвать иначе, как внушительным, — а в ее черных миндалевидных глазах вспыхнул воинственный огонек. Еще ни одному мужчине на свете не удавалось запугать Лили Бид. Со вздохом, выражавшим покорность судьбе, Эйвери последовал ее примеру.

— Вы без конца то вскакиваете с места, то снова садитесь, точно какой-нибудь «Джек в коробочке»[8], — заявил он недовольно.

— Никто не заставлял вас вставать, — заметила Лили.

— Только воспитание, — буркнул Эйвери.

Очевидно, подобные словесные баталии происходили между ними и раньше, причем без какого-либо перевеса для одной из сторон, поскольку никто из них не горел желанием продолжать спор.

— Что касается конфет, то лучше я заменю их поцелуем, — произнесла Лили и, дабы подкрепить свои слова делом, чмокнула Бернарда в гладкую щеку. — Добро пожаловать домой, милый.

Бернард перенес этот удар по своему юношескому достоинству даже не дрогнув. Однако Лили, всегда очень восприимчивая к чувствам тех, кто был ей дорог, заметила смущение, которое вызвал у мальчика ее поцелуй.

— Стой спокойно, приятель, — пробормотал Эйвери лениво. — Мисс Бид просто хочет продемонстрировать свою нежную натуру.

Бернард густо покраснел. Эвелин насторожилась: чрезмерное душевное волнение нередко предшествовало у мальчика новым приступам одышки.

— С ним все в порядке, — прошептала ей на ухо Полли. — Послушайте, вам не стоит обращать его внимание на что-либо

Неподобающее. — Увидев изумленное выражение лица Эвелин, она добавила:

— Мисс Бид рассказала мне о его приступах.

— Я вовсе не хотела тебя обидеть, Бернард, — сказала Лили.

— А я ничуть и не обижен, — ответил Бернард. Он и впрямь держался молодцом, и Эвелин начала понемногу успокаиваться. — Как уже заметил кузен Эйвери, вы от природы наделены добрым сердцем. Просто ваше приветствие меня слегка удивило. Мои наставники в Харроу редко проявляют столько теплоты при встрече.

— Хорошо сказано, дружище, — одобрил Эйвери. — Пусть твоя латынь оставляет желать лучшего, зато я вижу, что школа в Харроу сумела сделать из тебя настоящего аристократа.

В ответ на эту похвалу лицо Бернарда просияло от удовольствия.

— Значит, это единственное, что требовалось от его наставников, чтобы заслужить ваше одобрение? — спросила Лили, обращаясь к Эйвери. — Научить его изящным манерам и правилам поведения в обществе, представить подробный перечень того, что можно говорить вслух, а что нельзя?

— Верно, — отозвался тот, глядя на Лили с тем же ленивым любопытством, с каким кот в курятнике наблюдает за возней только что вылупившихся цыплят.

Не веря своим ушам, она сделала шаг в его сторону.

— А вам не кажется, что это слегка отдает элитарностью?

— Быть аристократом означает принадлежать к элите в самом высоком смысле этого слова, — ответил Эйвери. — Я надеюсь, что Бернард сумеет усвоить те правила поведения, которые сослужат ему добрую службу в течение всей последующей жизни.

— Так же, как и вам.

— Да, надеюсь, что так.

Они снова обменялись сердитыми взглядами. У Эвелин неприятно засосало под ложечкой. Словно не видя грозящей ей опасности, Лили подошла к Эйвери еще ближе и теперь стояла рядом с ним. Эвелин в отчаянии подумала, что он огромен — по меньшей мере дюймов на пять выше Лили. Темные ресницы скрывали блеск его глаз, однако Эвелин не слишком доверяла этой внешней невозмутимости. Он легко мог протянуть руку и ударить…

— Мистер Торн, возможно, вы и стосковались по тем временам, когда можно было вызвать человека на дуэль лишь потому, что тот неодобрительно отозвался о фасоне ваших перчаток, но уверяю вас, в наши дни на такие вещи смотрят иначе.

Эйвери хранил красноречивое молчание, глядя на тонкие пальцы, которыми она постукивала по подбородку, после чего с еще более красноречивым молчанием опустил голову, посмотрев прямо ей в глаза.

Лили приподняла черную бровь.

— Мне кажется куда более важным, чтобы Бернард занялся математикой, экономикой и историей. Со временем ему предстоит взять на себя ответственность за огромное состояние. На тот случай, если вам это слово не знакомо, повторяю по слогам: от-вет…

— Помнится, я слышал его где-то пару раз, — спокойно перебил ее Эйвери.

— Тем лучше. Тогда вам должно быть ясно, что у Бернарда есть лучшие способы убить время, чем зазубривать наизусть давно сданный в архив перечень того, что может и что не может позволить себе аристократ.

— Если вы действительно полагаете, что академическая премудрость и всякая там латынь важнее умения вести себя в обществе, — сердито заявил Эйвери, — что ж, я считаю большой удачей, что воспитание Бернарда скоро перейдет в мои руки.

— Из всех…

— Прошу извинить меня за то, что вмешиваюсь, — раздался вдруг голос Бернарда, — но осмелюсь спросить: откуда вам известно насчет латыни, сэр?

Не сводя взгляда с лица Лили, Эйвери ответил:

— О, я никогда не относился к своим обязанностям так легкомысленно, как это хочет представить мисс Бид. Я вел непрерывную переписку с твоими преподавателями в течение последних пяти лет.

— Иными словами, вы сообщали наставникам Бернарда, где вас искать, а меня умышленно держали в неведении?! — гневно воскликнула Лили.

— Мне казалось, вам доставляло удовольствие вычислять мое местонахождение, — ухмыльнулся Эйвери.

Их взгляды были прикованы друг к другу, и Эвелин казалось, что она видит, как искры проскакивают в воздухе от одного к другому.

— Между ними явно что-то происходит, — прошептала Полли Мейкпис, пока Лили тщетно пыталась придумать достойный ответ. — Даже шнурки на корсете моей старой нянюшки были менее натянутыми, чем отношения между этими двумя. А она весила без малого тридцать стоунов[9].

Эвелин с трудом удержалась от смеха — этот нелепый образ развеял ее тревогу. Она старалась не проводить в обществе Полли больше времени, чем того требовала простая учтивость, — ведь эта женщина не только считала Лили непригодной на роль главы ее драгоценной коалиции, но, что еще хуже, твердила об этом при всяком удобном случае. До сих пор Эвелин даже и не подозревала, что Полли тоже обладает чувством юмора.