Один человек и один город - Вероника Евгеньевна Иванова

Петли уныло скрипнули, допуская меня к содержимому ларя. Оно… Нет, было все-таки немного поновее, чем хранилище. Самую малость. И исключительно натуральное.

Говорят, когда-то все эти волокна, хлопковые, льняные, шелковые и прочие, рождающиеся в природе, ценились намного дороже синтетики. Потому что представляли собой дефицитные материалы. Неудивительно, что после того, как дефицитом стала нефть, ситуация изменилась, и теперь только обеспеченные люди могли себе позволить гардероб, удовлетворяющий любые…

Она стояла колом. Одежда. Слава богу, не в самых интересных местах, иначе стер бы себе все. Напрочь. Относительная свобода движений появилась только лишь после того, как на ткани образовались складки, этакие сочленения полотняных доспехов. Наверное, надо было помять предварительно. Или отбить. Жаль, времени для экспериментов не доставало.

«Посуду» я нашел быстро, но не сразу понял, что именно держу в руках. Мешки с узкими горлышками, сшитые из кожи и соединенные между собой широким ремнем. Ну да, а чего можно было ожидать? Пластиковых фляг, что ли?

Улица встретила меня ослепительным и горячим светом. Солнечным. Изначально почти белым и становящимся только ярче при каждом отражении от штукатурки. Вычислить искомый «угол», о котором говорил пьяница, удалось без проблем: по присутствию народа и равномерным повизгиваниям металла. Всего-то футов триста пути.

Воздух казался прозрачным. Пока не качнулся, потревоженный моими движениями: каждый шаг поднимал с мостовой ураганчик пыли. До колена или чуть выше. Оседавший на штанах, конечно же.

Дома по обеим сторонам улицы выстраивались в одну цельную непроглядную стену. Никаких окон. Одни лишь двери, плотно и глухо закрытые, чтобы не пускать внутрь обжигающий свет и незваных гостей. Сплошные неприступные крепости. И когда одна из них вдруг решила опустить подъемный мост, я даже вздрогнул. От удивления.

– Эй, парень…

Она стояла не на пороге, а за ним, в тенях приоткрытого входа.

– Не сделаешь доброе дело?

На тонкой руке, протянутой в мою сторону, висели два бурдюка, близняшки тех, что я уже тащил с собой.

– Хотя бы половинку.

Выглядела девчонка неважно. Наверное, чем-то болела. Трудно было рассмотреть что-то подробно, но хватило и вен на запястье, от непосильного напряжения вздувшихся под тонкой кожей, хотя груз был, прямо скажем, комариного веса. Разве что комар попался чуть более упитанный, чем обычно.

– Можешь помочь?

Почему бы и нет? Это же не восстановление мировой справедливости. Просто вода. Просто услуга. По-соседски.

– Давайте.

– Спасибо.

– Рано ещё благодарить.

Если бы я представлял, насколько тяжела вода, крепко подумал бы над просьбой, которую так опрометчиво согласился выполнить. А поскольку после драки, как говорится, кулаками не машут, молча глотал проклятия на голову всех, невиновных и виноватых, пока возвращался обратно.

«Питьевая вода в каждый дом!»

Помню этот громкий лозунг. Очередная гуманитарная программа, пару лет назад провозглашенная муниципальным советом. Вроде бы она уже начала исполняться, но судя по тому, что даже первая треть Вилла Баха до сих пор пользовалась уличными колонками, возведение водопровода обещало стать таким же долгостроем, как ацтекские пирамиды. На радость чиновникам.

Я спросил об этом ещё тогда, у Джозефа. У сенатора. После долгой протокольной встречи, устроенной в нашем доме, а потому ненавязчиво приглашавшей всех стать если не участниками, то зрителями или слушателями происходящего. Спросил о количестве выделенных средств, потому что через слово в речах упоминались слишком растянутые сроки и запутанные цепочки этапов.

«Разве нельзя просто взять и построить все сразу? Денег должно хватить. И сами жители наверняка готовы оказать посильную помощь».

Сенатор улыбнулся. В усы.

«Все очень сложно, Фрэнк. И очень просто. Для совершения любого поступка нужна прежде всего воля. Единая».

«Тогда почему бы тебе не…»

«Время монархов давно прошло. А время тиранов не должно наступить».

«Даже если люди будут страдать от нехватки воды?»

«Власть сильна не диктатом, Фрэнк. Согласием с её решениями. Добровольным. Улавливаешь разницу?»

«Но решения все равно кто-то диктует! Они ведь не возникают из ниоткуда?»

«Решения всегда диктуются ситуацией».

«Почему же тогда…»

«Не все умеют хорошо писать диктанты».

«А ты? Умеешь?»

Он не ответил. Промолчал, улыбаясь. А теперь и вовсе не станет со мной разговаривать. Никогда больше.

Девушки в дверях не было. Может, вышла, а может, почувствовала себя ещё хуже.

– Сеньорита?

Тихо, как в склепе.

– Я принес воду.

Ещё тише.

– Поставлю у входа. Простите, что не захожу. Некогда.

Вообще-то, я не особо торопился. Просто любая остановка на отдых удваивала вес бурдюков. И страшно было подумать снять их на несколько минут, чтобы потом снова… Нет уж! Лучше оказаться невежливым, зато сохранить немного сил.

Переливать воду никуда не стал. Потому что из крупных емкостей кроме бутылей в любезно приютившем нас доме ничего не обнаружилось. При беглом осмотре, по крайней мере. Хорошо хоть, нашлась пара битых и мятых мисок, в одной из которых удалось вскипятить воду. На газовой плите. Биогазовой, вернее, а значит, чадящей и вонючей.

Пока кипяток остывал на старшем из сквозняков, пронизывающих дом, я занялся Хэнком. Нарвал ленточек из какой-то ветхой рубашки, соорудил мочалку. С мылом возникли проблемы: кусок, обретавшийся в душе, выглядел отвратительно. Пах, впрочем, ещё хуже. Ничего, удалось обойтись просто чистой водой, благо грязь не успела застыть бетонной коркой.

После помывки тело уже не казалось обугленным. Скорее, сильно загоревшим. И больше ничем не сочилось. К лечебно-кормительной процедуре Хэнк, конечно, не проснулся. Пришлось цедить по капле в приоткрытый рот, следя за тем, чтобы больной не захлебнулся. Какой бы странной ни казалась жидкость из пузырька доктора, других лекарств под рукой все равно не было, но это зелье хотя бы не вредило. Даже немного прогнало синеву с потрескавшихся губ.

Невольно позавидовав свежевымытому другу, я тоже решил поплескаться. Под душем. В ржавой воде. И смог сполна оценить то, что она все-таки была скорее теплой, чем холодной. Насчет чистоты дела обстояли несколько сложнее: пот и пыль, конечно, смыть получилось, но вместо них я обзавелся желтовато-коричневым налетом на коже. Правда, Хэнка по цвету не догнал. Не успел.

– А ты сильный, - сказал кто-то сквозь струи воды, бьющие по моим ушам.

Я повернул ручку, чтобы выключить душ.

– И глупый.

В тишине голос опознавался, как женский. Причем ничуть не смущенный. К счастью, и не плотоядно настроенный. Хотя, если задуматься, за каким ещё чертом девица могла отправиться к парню, принимающему водные процедуры? Только чтобы позубоскалить?

– Не попросил ничего взамен.

– А что, уже поздно просить? Я думал, срок давности на добрые дела не распространяется.

Кажется, она не совсем