Бернард Шоу - Хескет Пирсон

На 13 ноября 1887 года — этот день впоследствии получил название «Кровавое воскресенье» — был назначен массовый митинг на Трафальгарской площади. Полиция наложила запрет, ссылаясь на постановление, вменявшее ей в обязанность «не допускать беспорядка» во время демонстраций. Шоу познакомился с этим постановлением (другие спокойно наплевали на него) и заявил, что обязанность «не допускать беспорядка» отнюдь не дает полиции права запрещать демонстрации, наоборот, подразумевает законное право на демонстрации. Значит, о запрете надо забыть и доказать свои кровные права. В Шоу пропадал юрист: вот и здесь он постарался, чтобы все было, как надо, по закону.

Разумеется, он шел со всеми на эту демонстрацию и выступал в числе других на Клеркенуэлл-Грин, где собрались для марша жители северной части города. Рядом с ним на трибуне стояли Уильям Моррис и Анни Безант, которую он тоже привел к фабианцам. Анни Безант безусловно была самым ярким публичным оратором в Лондоне, да, пожалуй, и во всей Европе. Ее не могла обескуражить или сбить никакая аудитория.

На Клеркенуэлл-Грин Шоу убеждал сохранять порядок и решимость в несокрушимых колоннах, направлявшихся к площади. Он еще за чистую монету принимал слова Шелли: «Вас много — их мало»[27]. Ну, впредь будет умнее.

Моррис отправился в голову демонстрации, Шоу остался, где стоял. Миссис Безант, глубоко привязанная к Шоу, напросилась идти рядом с ним. Шоу бурно возражал — возможно столкновение с полицией, и, если она будет настаивать, ей придется самой постоять за себя. Нелегко было погасить ее боевой задор, и они пошли рядом.

Все шло гладко до Блумсбери. Но там, в западной части Хай Холборна, дома расступились по сторонам и изумленная процессия увидела беспорядочное отступление головной колонны демонстрантов под ударами полицейских дубинок.

Вероятно, миссис Безант ожидала от Шоу героических поступков. Но единственное, что можно было сделать героического, — не бежать, как другие. «Выбирайтесь отсюда», — подал он ей совет. Она выбралась из толпы, держась направления к Трафальгарской площади. Больше он ее в тот день не видел. К нему с криком лез человек:

— Ведите нас, Шоу! Скажите: что делать?

— Ничего, — ответил Шоу. — Пусть каждый добирается до площади, как может.

Схватка привлекла любителей поглазеть. Протиснувшись сквозь их ряды, Шоу застал последний эпизод подавления бунта: пожилой еврей из средней буржуазии, простирая руки, убеждал в чем-то молоденького полицейского. Тот свалил его ударом дубинки. Так окончитесь сражение в северной части города.

До площади Шоу добрался спокойно. Демонстрантам из южных районов пришлось потяжелей. Миновав Вестминстерский мост, они вышли на Уайтхолл, и тут старые солдаты расслышали сигнал горна: «Седлай!» Шоу подоспел на площадь как раз к появлению кавалерии. Всадники разъезжали по трое, и в первой тройке на средней лошади между военными ехал гражданский чин в сером костюме: это был член магистрата, обязанный отдать толпе приказ разойтись. В случае неповиновения войска откроют огонь. Но он был избавлен от «чтения Закона о мятеже»[28]: присутствие полиции решило все бесповоротно.

Весь день на площади маячили всадники и под надзором полиции, разбитой на группы по четыре человека, неторопливым шагом прогуливались бесстрашные граждане.

Шоу ходил в компании с шотландским философом и историком Стюартом Гленни, которого непочтительные фабианцы прозвали Великой Развалиной. Гленни кричал на всех перекрестках, что мир сбился с пути и шел к христианству уже в 6000 году до нашей эры: надобно, значит, все повернуть вспять, встать на путь разума, а потом уж думать о политических реформах. Шоу столкнулся с ближайшей четверкой полисменов, извинился и получил вежливый ответ. Вдруг возникла паника, кто-то побежал, и тут в Стюарте Гленни заговорил воинственный шотландский горец. «Стой, назад!» — рявкнул он, и пораженные беглецы застыли на месте. Инцидент был исчерпан.

До появления на площади Шоу события сделали там героем дня еще одного шотландца. Каннингем Грэам и Джон Бернс (в будущем «человек под красным флагом») сумели одни добраться до площади и, будучи встречены превосходящими силами короиы, решили пробить-с я с боем и держались с честью, покуда их не сломили. Высокому и живописному Грэаму так изрядно намяли бока, что свое полуторамесячное заключение он провел в комфорте тюремного лазарета. Бернс не пострадал, он был низкого роста. При встрече Шоу поинтересуется, как ему удалось выйти сухим из воды. «Я совал кулаки направо и налево, — отвечал Джон, — ну, мне и не досталось палки». Не исключено, что полиция остереглась перестараться: Бернс был очень популярный оратор, всеобщий любимец.

Люди затаили лютую злобу на полицейских. Даже мечтательный буржуа, автор поэмы «На пути к демократии» Эдуард Карпентер — и тот переменился настолько, что позволил себе назвать полисменов «пресмыкающимися тварями», — его крепко побили в драке.

Лондонский рабочий класс воззвал о мщении. Неукротимая миссис Безант тоже не желала мириться с поражением. В следующее воскресенье они придут на площадь и, в свою очередь, докажут, что умеют пускать в ход палки. Не теряя времени даром, миссис Безант развернула такую деятельность, что мужчинам оставалось только стыдиться самих себя. Заручившись поддержкой газеты «Полл-Молл» и ее редактора Уильяма Т. Стэда, она выступала в защиту заключенных, врывалась в полицейские участки, бушевала на свидетельской скамье, закатывала речи перед судьями, наводя страх на полицейских, выпускала листок «Единение», служивший и копилкой и рупором.

А Шоу отмежевался от нее. Он первым делом написал Уильяму Моррису, прося его употребить все свое влияние и предупредить бесплодные уличные баталии. Моррис уже и сам опомнился, ибо своими глазами видел и первую атаку полиции и полное поражение демонстрантов — впредь он тоже не поддастся иллюзиям Шелли о «несокрушимой силе» безоружных, неорганизованных и недисциплинированных миллионов.

Вопрос о возвращении на Трафальгарскую площадь решался на митинге, который открыла миссис Безант. Она предложила принять резолюцию о войне до победного конца. После ее великолепной речи от шквала аплодисментов дрожало здание. Выступить против Безант казалось немыслимым делом.

Но вот поднялся Дж.-У. Фут — у него были старые счеты с Анни — и попросил внести уточнение. «Куда вас зовут? — возопил он. — Вас призывают прийти на площадь и посмотреть на полицию. А полиция, вы думаете, будет смотреть на вас?»

Публика выслушала его в тишине, полной ненависти. Встал Шоу и поддержал особое мнение Фута. Не зря Шоу изучал историю Парижской коммуны. Он подробно разъяснил, как ведутся битвы с сильными мира сего: нужны баррикады — в этом все убедились на собственном опыте. А баррикады сами не растут. Надо нагородить омнибусов, ломовых телег, натащить мебель из соседних домов и магазинов. Хотите вы этого, готовы вы к этому? И палить в вас будут уже не допотопные мушкеты, заряжаемые с дула, а новенькие пулеметы, выбрасывающие двести пятьдесят пуль в минуту.