Признание - Джон Гришэм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но вскоре Донти выяснил, что может выносить заточение и привыкнуть к порядкам. Труднее всего было смириться с отсутствием родных и друзей. Он скучал по братьям, сестре и отцу, но от одной мысли, что его навсегда разлучили с матерью, к глазам сразу подступали слезы. Донти беззвучно плакал часами, обычно в темноте, уткнувшись в подушку.
Тюрьма для приговоренных к смертной казни — настоящий ад для серийных убийц, отличающихся особой жестокостью. Для невиновного — это жизнь в условиях постоянной душевной муки, которую нормальному человеку вынести просто невозможно.
Смертный приговор обрел для Драмма новый смысл 16 ноября, когда казнили Десмонда Дженнингса за убийство двух человек во время сорвавшейся сделки с наркотиками. На следующий день казнили Джона Лэмба, который убил коммивояжера сразу после досрочного освобождения. 18 ноября казнили Хосе Гутиэрреса за вооруженное ограбление и убийство, которое тот совершил вместе с братом. Брата казнили на пять лет раньше. Дженнингс ждал приведения приговора в исполнение четыре года, Лэмб — шестнадцать, а Гутиэррес — десять. Охранник с гордостью сообщил Донти, что в среднем приговоренные к смерти проводили здесь всего десять лет, меньше, чем в любой другой тюрьме страны. В этом Техасу не было равных.
— Но ты не переживай, — успокоил охранник Донти. — Это будут самые долгие в твоей жизни годы, причем последние. — И он рассмеялся.
Три недели спустя — 8 декабря — казнили Дэвида Лонга, зарезавшего трех женщин в пригороде Далласа. Во время суда Лонг заявил присяжным, что если его не приговорят к смертной казни, то он продолжит убивать. Жюри присяжных его услышало и сделало выводы. 9 декабря казнили Джеймса Битарда — тоже за тройное убийство. В отношении Роберта Атуорта приговор привели в исполнение всего через три года после вынесения. А на следующий день после двадцати трех лет ожидания распрощался с жизнью Сэмми Фелдер.
После казни Фелдера Донти написал Робби Флэку письмо, в котором говорилось: «Знаете, здесь все поставлено на конвейер. Семь убийств за четыре недели. Сэмми был 199-м, когда его сюда привезли, и 35-м в очереди на этот год. А на будущий у них запланировано 50. Постарайтесь что-нибудь сделать».
И без того отвратительные условия содержания постоянно ухудшались. Техасское управление уголовного судопроизводства решило перенести приведение приговора в исполнение из Хантсвилля в располагавшийся в сорока милях блок Полански неподалеку от Ливингстона. Хотя официально причины такого решения не озвучивались, оно было принято после неудачной попытки побега пяти заключенных. Четырех поймали еще на территории тюрьмы, а пятый утонул, и его труп выловили в реке. Детали произошедшего так и остались невыясненными. После этого решили усилить охрану и перевести смертников в блок Полански. Спустя четыре месяца после приезда в Хантсвилль Донти заковали в кандалы и посадили в автобус с двадцатью другими заключенными.
На новом месте его поместили в камеру без окон размером шесть на девять футов. Дверь была цельнометаллической с маленьким квадратным окошком, в которое могли заглядывать охранники. Чуть ниже имелась узкая прорезь для подноса с едой. Дверь была глухой — никаких прутьев, сквозь которые можно увидеть живую душу, — только бетон и сталь.
Администрация тюрьмы решила, что содержание заключенных в камере двадцать три часа в сутки — самый надежный способ предотвратить побеги и насилие. Любое общение заключенных исключалось. Никаких работ, церковных служб, совместного досуга — ничего, что могло бы позволить узникам общаться между собой. Телевизоры были запрещены. На один час в день Донти выводили в «дневную камеру» — маленькое закрытое помещение, чуть больше того, где он проводил остальное время суток. Предполагалось, что там он мог предаваться какому-нибудь хобби. Дважды в неделю, если позволяла погода, Донти выводили на крошечный огороженный участок с островками травы, который назывался «собачьей площадкой». В течение часа он мог смотреть на небо.
Как ни странно, но скоро Донти стало очень не хватать шума, который портил жизнь в Хантсвилле.
Через месяц пребывания в этом блоке Донти написал Робби Флэку: «Двадцать три часа в сутки я словно заперт в шкафу. Единственная возможность с кем-то переброситься словом появляется, когда охранники приносят еду, если, конечно, это можно назвать едой. Я вижу только охранников, а не тех, с кем хотел бы общаться. Меня окружают убийцы, причем убийцы настоящие, но разговаривать с ними лучше, чем с охранниками. Здесь все устроено так, чтобы жизнь казалась невыносимой. Взять хотя бы время принятия пищи. Завтрак приносят в четыре утра. Почему? Никто не знает, и никто не спрашивает. Еда такая, что даже собаки от нее шарахнутся в сторону. Обед в три часа дня. Ужин в десять вечера. Холодные яйца и белый хлеб на завтрак, иногда яблочный сок и блины. Бутерброды с ореховым маслом на обед. Иногда колбаса, причем ужасная. Похожая на резину курица и пюре быстрого приготовления на ужин. Какой-то судья однажды сказал, что мы имеем право на две тысячи двести калорий в день — не сомневаюсь, что вы это знаете, — и если на кухне чувствуют, что калорий не хватает, то добавляют белого хлеба. Всегда черствого. Вчера на обед мне дали пять кусочков белого хлеба, холодную свинину с фасолью и кусок заплесневелого сыра. Мы можем подать в суд на качество пищи? Наверняка кто-то уже подавал. Но пища — это ерунда. Как и обыски в любое время суток. Мне кажется, я могу выдержать все, Робби, но только не одиночество. Пожалуйста, сделайте что-нибудь!».
Донти впал в уныние и депрессию и спал по двенадцать часов в сутки. Чтобы хоть как-то развлечься, он стал вспоминать матчи, в которых участвовал в школе. Он представлял себя радиокомментатором, который подбадривал команду и заводил ее, неизменно возлагая основные надежды на главную звезду — Донти Драмма. Он называл всех игроков своей команды по именам, не упоминая только Джоуи Гэмбла, и придумывал имена соперникам. Двенадцать игр в десятом классе, тринадцать — в одиннадцатом, а проигрышам от команды из Маршалла в плей-офф в тюрьме не нашлось места. «Слоун уорриорз» выиграли с Донти все игры и разгромили на стадионе «Каубойз» команду «Одесса пермиан» в борьбе за первое место в подгруппе в присутствии семидесяти пяти тысяч болельщиков. Донти был признан лучшим игроком и два года подряд становился «Мистером техасский футбол», чего до него не добивался никто.
Завершив работу комментатора, Донти садился за письма. Он поставил себе целью писать по пять писем в день. Он часами читал Библию и заучивал выдержки из Священного Писания наизусть. Когда Робби подготовил толстый том материалов для очередного суда, Донти прочитал его от корки до корки. И в доказательство написал длинные благодарственные письма.
Однако через год он начал беспокоиться, что теряет память. Он стал забывать счет в играх и не мог вспомнить имена товарищей по команде. Ему уже не удавалось выдать без запинки все двадцать семь книг Нового Завета. Он находился в каком-то полузабытьи и все глубже погружался в депрессию. У него не было сил собраться с мыслями. Донти спал по шестнадцать часов в сутки и съедал только половину того, что ему приносили.
14 марта произошли два события, которые едва не лишили его рассудка. Первым было письмо от матери — три странички, испещренные знакомым почерком. Но, прочитав первую, он не нашел в себе сил добраться до конца. Донти искренне хотел сделать это и знал, что должен, но буквы расплывались перед глазами, а мозг отказывался понимать прочитанное. Через два часа ему сообщили, что Уголовный апелляционный суд Техаса утвердил его смертный приговор. Донти долго плакал, а потом вытянулся на койке и впал в оцепенение, невидяще уставившись в потолок. Он несколько часов пролежал не шевелясь и отказался от обеда. В последней игре в одиннадцатом классе в финальной серии игр против ребят из Маршалла ему на левую руку наступил, раздавив и сломав три пальца, блокирующий полузащитник весом триста фунтов. Боль была такой острой, что он едва не потерял сознание. Тренер забинтовал ему пальцы, и вскоре Донти уже снова был на поле. Вторую половину встречи он играл как сумасшедший. Боль сделала его безумным. В паузах между игровыми моментами он стойко наблюдал за свалкой нападающих, ни разу не дотронувшись до больной руки и не показав боли, от которой слезились глаза. Он нашел в себе силы проявить удивительное мужество и железную волю, позволившую продержаться до финального свистка.
Донти не помнил, с каким счетом закончилась та игра, но помнил, что тогда нашел в себе силы выстоять, и решил не сдаваться и сейчас. Он сполз с кровати и, оказавшись на полу, сделал двадцать отжиманий. Потом начал приседать и остановился, только когда в животе появилась нестерпимая резь. Затем бег на месте, пока не осталось сил поднимать ноги. Упор присев, подъем ног, опять отжимания и приседания. Мокрый от пота, Донти сел и составил расписание. Каждое утро в пять часов он будет делать комплекс упражнений на протяжении часа, причем без перерыва. В шесть тридцать напишет два письма. В семь выучит очередной отрывок из Священного Писания. И так далее. Донти поставил себе целью довести количество отжиманий и приседаний до тысячи в день. Он собирался писать по десять писем в день, причем не только родным и близким друзьям. Он решил найти новых знакомых по переписке, прочитывать по одной книге в день, спать вдвое меньше и вести дневник.