Признание - Джон Гришэм

— Мне очень жаль, Тревис.

— Это ваша вина, пастор. Все из-за вас. Это вы заставили меня так нервничать.

— Мне действительно очень жаль, но не забывай, что ты сам пришел ко мне, Тревис. Тебе потребовалась моя помощь. Ты сам рассказал мне о Донти Драмме и Николь Ярбер, о которых я прежде ничего не знал. Что сделано, то сделано. Не я нашел тебя.

— Это правда. — Бойетт закрыл глаза. Дыхание его было затрудненным и прерывистым.

После долгой паузы Кит наклонился вперед и спросил почти шепотом:

— Ты не спишь, Тревис?

— Нет.

— Тогда послушай, что я скажу. У меня есть план. Рассказать какой?

— Конечно.

— Мы запишем твой рассказ на видео. Ты признаешься в том, что сделал с Николь. Объяснишь, что Донти не имел никакого отношения к ее похищению и смерти. Ты расскажешь все без утайки, Тревис. И опишешь место, где закопал тело, как можно подробнее. Тогда, если повезет, его смогут разыскать. Запись мы можем сделать прямо сейчас, в больнице. И я отошлю ее копии в Техас адвокатам Донти, прокурору, судье, полиции, в апелляционный суд, губернатору, отправлю во все местные газеты, на все телеканалы, чтобы люди были в курсе. Я воспользуюсь электронной почтой, так что адресаты получат запись через несколько минут. Потом ты дашь мне кольцо, я его сфотографирую и направлю снимки по Интернету всем, кого я уже перечислил. Само кольцо экспресс-почтой я перешлю адвокатам Донти, чтобы у них на руках имелось вещественное доказательство. Что скажешь, Тревис? Ты можешь сделать заявление, не покидая больницы.

Глаза Бойетта по-прежнему оставались закрытыми.

— Ты меня слышишь, Тревис?

В ответ он утвердительно хмыкнул.

— У нас все получится, Тревис. Но нельзя терять времени.

— Бесполезно.

— Что мы теряем? А на кону — жизнь невинного человека.

— Вчера вы обозвали меня лжецом.

— Потому что ты лгал.

— Вы проверили насчет моего ареста в Слоуне?

— Да.

— Значит, я не лгал.

— Об этом — нет. И насчет Донти Драмма тоже.

— Спасибо. А сейчас я хочу спать.

— Ну же, Тревис. Всего пятнадцать минут. Я могу сделать запись даже на свой сотовый, если хочешь.

— От вас у меня снова начинает болеть голова, пастор. Я чувствую приближение приступа. Пожалуйста, уходите и больше не возвращайтесь.

Кит поднялся и сделал глубокий вдох. Чтобы у священника не оставалось никаких сомнений, Бойетт громко повторил:

— Пожалуйста, уходите, пастор. И больше не возвращайтесь.

В кафе «Эппис» Кит и Мэтью заказали тушеную говядину. Мэтью достал из кармана несколько листков бумаги и заговорил, продолжая жевать:

— Конкретного упоминания такого правонарушения в уголовном кодексе нет, так что скорее всего тебя могут обвинить в препятствовании отправлению правосудия. Даже не думай отвозить его в Техас!

— Я разговаривал с нашим парнем. Он…

— С «нашим»? Я и не знал, что уже участвую.

— Он в больнице. Вчера привезли с приступом. Болезнь быстро прогрессирует. Он больше не испытывает желания помочь. Он псих и негодяй и, думаю, страдал безумием еще до того, как появилась опухоль.

— А зачем он приходил в церковь?

— Наверное, чтобы хоть на несколько часов вырваться из «Дома на полпути». Нет, я не должен так говорить. Я видел на его лице искреннее чувство и мимолетное желание поступить правильно. Дана разыскала сотрудника службы пробации, который осуществлял надзор за ним во время условно-досрочного освобождения в Арканзасе. Тот был немногословен, но сказал, что наш парень в тюрьме примкнул к белым расистам. Поскольку Донти Драмм чернокожий, у меня появились большие сомнения насчет сожалений Тревиса.

— Ты совсем не ешь, — сказал Мэтью, запихивая в рот очередной кусок.

— Я не голоден. Мне только что пришла в голову мысль.

— Только не говори, что собираешься в Техас. Тебя там могут просто пристрелить.

— Ладно, ладно — я не об этом. А что, если адвокату Донти Драмма позвонишь ты? Я не смог пробиться дальше секретарши. Я всего лишь простой слуга Господа, а ты — юрист и говоришь с ними на одном языке.

— И что же я ему скажу?

— Сообщишь, что у тебя есть причины считать: настоящий убийца находится здесь, в Топеке.

Мэтью дожевал кусок и, проглотив, ответил:

— Всего-то? Этот адвокат берет трубку, и я говорю ему то, о чем ты просишь, то есть ничего существенного. И это, по-твоему, поможет ему составить прошение и отсрочить казнь? Я правильно тебя понял, Кит?

— Я знаю, ты найдешь убедительные доводы.

— А как тебе такое объяснение? Этот твой псих — патологический лжец, который знает, что скоро умрет. Он решает уйти, громко хлопнув дверью, и отомстить системе, которая обошлась с ним так сурово. Он узнает об этом деле в Техасе, понимает, что тело так и не нашли, находит сайт в Интернете, выясняет детали и морочит тебе голову. Отличный сюжет! Ты представляешь, какой интерес он сразу к себе привлечет? Но его подвело здоровье. Оставь это дело, Кит. Скорее всего он просто все выдумал.

— А откуда он мог узнать про дело?

— О нем писали в газетах.

— А как он мог найти сайт в Интернете?

— Ты когда-нибудь слышал о поисковой системе «Гугл»?

— У него нет компьютера. Последние шесть лет он провел в тюрьме Лансинг. У заключенных нет доступа к Интернету. Ты сам это знаешь. Трудно представить, что было бы, получи они доступ при таком количестве свободного времени. Никакая программа не была бы в безопасности. В «Доме на полпути» компьютеров нет. Этому парню сорок четыре года, и большую часть своей сознательной жизни он провел в заключении. Скорее всего компьютеры наводят на него ужас!

— А как быть с признанием Донти? Тебя это не смущает?

— Конечно, смущает! Но если верить сайту…

— Кит, послушай, этот сайт создали адвокаты, он настолько предвзят и необъективен, что верить ему нельзя.

— А как насчет кольца?

— Это обычное кольцо, каких миллионы. Изготовить подделку не составит никакого труда.

Плечи Кита опустились, и он вдруг почувствовал, как сильно устал. Не было сил даже спорить.

— Тебе нужно отдохнуть, дружище, — посоветовал Мэтью. — И выкинь это дело из головы.

— Может, ты и прав.

— Уверен, что так. А если в четверг казнь все-таки состоится, то не принимай ее близко к сердцу. Скорее всего парень действительно виноват.

— Слова, достойные настоящего прокурора.

— И этот прокурор — твой друг.

Глава 10

29 октября 1999 года — через две недели после вынесения приговора — Донти Драмма перевезли в блок Эллис тюрьмы в Хантсвилле — маленького городка с населением тридцать пять тысяч человек, расположенного в девяноста милях от Хьюстона. После оформления ему выдали стандартный набор из двух смен белых брюк с рубашками, двух белых комбинезонов, четырех пар трусов, двух белых футболок, одной пары резиновых тапочек, одного тонкого одеяла и одной маленькой подушки. Кроме того, он получил зубную щетку, тюбик пасты, пластмассовую расческу и рулон туалетной бумаги. Его поместили в маленькую камеру, где кроме койки был унитаз и раковина из нержавейки. Он стал одним из 452 заключенных мужчин, приговоренных к смертной казни. 22 приговоренные к смерти женщины размещались в тюрьме неподалеку от Гейтсвилля, штат Техас.

Поскольку у Донти Драмма не было нарушений тюремного режима, он получил первую категорию содержания, которая предусматривала ряд льгот. Он мог работать до четырех часов в день на пошивочной фабрике, созданной для заключенных. Он мог поддерживать физическую форму, тренируясь во дворе вместе с другими заключенными. Мог раз в день принимать душ в одиночку, без сопровождающего. Мог посещать религиозные службы, ремесленничать в мастерских и повышать образовательный уровень. Донти мог получать до 75 долларов в месяц от родных и знакомых, купить телевизор, радио, письменные принадлежности и регулярно приобретать продукты в тюремной лавке. Дважды в неделю его можно было навещать. Тех, кто нарушал режим, переводили во вторую категорию содержания, тогда льгот становилось значительно меньше, а уж совсем злостных нарушителей — в третью, и они вообще лишались льгот.

Хотя Донти Драмм уже провел почти год в тюрьме округа, но атмосфера тюрьмы, где содержались смертники, привела его в шок. Кругом стоял несмолкаемый шум — включенные на полную мощность телевизоры и радиоприемники, постоянные шуточки других заключенных, окрики конвойных, шипенье и бульканье водопроводных труб, грохот открывавшихся и закрывавшихся дверей. В одном из писем он даже написал матери: «Кругом невообразимый шум. Я стараюсь не обращать на него внимания, и на какой-то час-два мне это удается, но потом кто-нибудь завопит или начнет орать песню, на него закричит охранник, и все засмеются. И так продолжается часами! Радио и телевизоры выключаются в десять часов, и тогда самые горластые начинают свой концерт. Жить в клетке как животному и так тяжело, но шум сводит меня с ума».