Плюсик в карму 2 (СИ) - Штефан Елена

Речь лавэ Пашку разочаровала. Да ну на фиг!

«Позо-ор! Позо-ор!» — эту фразу Пашка проговорил про себя попугайским голосом. Чего позор, кому позор? Не, Шенолыч, может, и хороший воин и наездник, но кадровый военный никакой. Батя бы за такое плац вылизать заставил. Не за изнасилование, это подсудная тема, а за то, что все знали, Пашка это нутром чуял, и промолчали. Тьфу! А потом еще этот главный пастух с подковерными советами своими…

Покидать плац вслед за остальными Павел не торопился — ему бы посоветоваться. Но тетушка беседовала с лавэ, и оба выглядели суровыми, как свежие надгробия. У старших свои тёрки, а хотелось подойти и выложить все, что невольно подслушал. Вот странно. Год как-то жил один, и ни с кем делиться инфой не тянуло. А сейчас прям надирает все рассказать тёть Олечке, как маленького, ей-богу!

Ну и гусь этот главный пастух. Умный, зар-раза. И очень может быть, его совет сработал бы, если бы не одно но…

Пашка принял решение как-то разом, как тогда — с парашютом. Едва трио крысюков сломало строй и первыми двинулось с плаца, идея сложилась. Тётя Оля билась за Малику как львица-мать! Еще не победила, но и не уступила. Всем этим не уступила. И что теперь, дать говнюкам испортить ее старания? Щаз! Он не позволит. Он сможет. Он сын офицера.

Парень смотрел вслед тройке Варгу — ишь как торопятся, сволочи. И то верно, времени у них маловато: это ж нужно нгурулов отвести в вольер и мимоходом, по пути под арест, добраться в дальнюю часть крепости, где квартирует челядь. И быстренько «убедить» поганую чернавку не шибко-то жаловаться, а не то…

Ну-ну, посмотрим, кто будет первым. Им с Тырей спешить некуда, можно даже часть пути ножками пройти, от глаз подальше. А там и «шагнуть» через пустоту. Прямо к дверям Малики. Отчего-то не хотелось Павлу демонстрировать возможности Тырюхи. Чуял он, что время изумлять еще не пришло. А изумлять и, скорее всего, вразумлять придется. Хорошему мальчику Павлу как-то резко расхотелось вливаться в ентот гниловатый коллективчик. Сегодня ему в крепости не нравилось. Впервые за все эти счастливые недели.

Уж как Тыря нашла Малику, неясно. Сказали найти, показали образ, она и нашла. Может, и по запаху, а может, нгурулы что-то такое про людей знают, что и в ум не придет. Ауры какие-нибудь или хвосты энергетические. Только вот незадача — переместила щена их с Пашкой аккурат в центр маленькой комнатки.

Дремавшая Малика взвилась от испуга и забилась раненой птицей. Бедный Пашка сам струхнул — опешил, смутился, когда понял, что напугалась девушка не нгурулы, а его — наездника в черном кителе и с невнятным пятном вместо лица. У-у-у, скоты! Так мундир опозорить! Остатков соображалки хватило отдать правильную команду:

— Тыря, мех! Охранять! — И через целых полминуты, когда в глазах девушки заплескалось понимание, добавил: — Это я, Малика, Павел. — Потом сообразил расстегнуть китель, и морок спал. — Не бойся, — сказал парень, отступая к двери, — я в коридоре побуду. А ты с Тырей поиграй, она любит, когда ее за ушами чешут. — Меховая шкодюля всем телом изобразила, где она любит, чтоб почесали. — Ты это, если шум услышишь, не пугайся. — Пашка замялся, пугать бедолагу еще больше не хотелось, но решил, что лучше предупредить: — Там к тебе тройка Варгу направляется, я их не пущу, не бойся.

— З-зачем? — пролепетала Малика и покрепче вцепилась в Тырькин мех.

— Будут уговаривать сильно на них не жаловаться. Там тёть Оля такой кипиш подняла, что лавэ приказал этим троим жетоны сдать. В любом случае все позади. Ты отдыхай спокойно и жди доктора.

— Доктор — это кто?

— Да медикус же! Тёть Оля добьется, вот увидишь. Она при всех потребовала целителя, это все слышали.

— Зачем ей? Она же теперь туэ!

Пашка даже не нашелся что сказать. Ну не разводить же пафос про то, что русские своих не бросают? Просто выскочил за дверь, по пути отметив, что там даже хлипенького крючочка нет.

Будет. Он сам выкует в мастерской дядь Жени. И Малике будет спокойнее. Так жалко ее, бедную. И кто бы ему сказал, что это просыпается магия разума, а не просто сочувствие к хорошей женщине тренькает.

Ждать тройку жеребцов с бубенцами пришлось неожиданно долго. Пашка уж притолоку подпирать притомился — от боевого нетерпения тянуло двигаться, хоть разминку сделать. Можно еще сесть прямо на пол и помедитировать, но зачем занимать заведомо невыгодную позицию? Помахать кулаками придется, в этом можно не сомневаться, а каковы там бойцы — неизвестно. «Ну, навряд ли лучше лавэ», — подумал Пашка чуть самодовольно. На паре тренировок, что удалось провести с командиром, тот доставал его один раз из пяти. Но сейчас противников будет аж трое. Так что не расслабляйся, паря. И Пашка продолжил самонакачку: не бить первым, не грубить, сильно не провоцировать. Ох и достанется ему, коли что-то пойдет не так. Ну дык не на обжиманцы собрался. Помнут — не беда. Главное — дождаться свидетелей, что трое на одного. Хотя если господин лавэ раздухарится, то «прочитает» всех как букварь. И на фига тогда свидетели?

— Эй, новенький! Отойди!

Павел открыл притворно прикрытые глаза — приближение господ наездников он услышал раньше, чем они показались в конце коридора. Изобразить вежливый интерес не составило труда.

— Зачем? — удивился Пашка наивно. — Это же не ваша комната? Или вас сюда под арест определили? — не удержался он от легкого ехидства. — Всех втроем?

— А ты что тут забыл? — Варгу скроил надменную рожу. — В штанишках припекло, а войти к потаскушке не решаешься, да, птенчик? Так ты опоздал чуток — этой самке сейчас не до тебя. — Все трое самодовольно гыгыкнули.

Пашка старательно изобразил смущение и растерянность.

— Пф! — с пацаньей бравадой встрепенулся он. — Меня господин лавэ прислал медикуса дождаться. Вот жду.

Зачем бы непонятно какой парень вдруг занадобился медикусу, Пашка и сам не знал, просто старался быть убедительным. Мог же командир послать его подежурить под дверью пострадавшей? Еще как мог. Была у Павла надежда, что три придурка убоятся упоминания лавэ и отступятся. Но у придурков была программа действий, в которую они верили. Там, в столовой, слово «каторга» звучало не один раз, вечная тьма задери эту седую курву.

— Отойди, птенчик, и жди чуток дальше, а то медикус тебе самому понадобится. Выдумали тоже — целителя этой шлюшке.

— Господин лавэ сказал: стой под дверью и жди, — твердо возразил Пашка. — Не отойду. Он мне в голову залезет и узнает, что я нарушил приказ. Нет, парни. Не пойдет!

— Отойди по-хорошему, — примирительно увещевал главарь, но Пашка видел — сейчас ударит. Эту плюху он аккуратно принял на скулу, а дальше руки действовали сами. Особая это наука — бой на короткой дистанции, когда на замах места нет. Наезднички не умели драться в куче. Откинуть их от себя не составило труда — есть способы. Пару тычков в ребра Павел поймал, но это даже хорошо — будет что медикусу предъявить. А засапожник в руках правого — это очень плохо. Плохо и то, что плыло внимание. Долбят ментально, с натугой сообразил парень, серьга-защитка не справляется с тройной тягой. Он с трудом подставил плечо под прямой слева. Боль помогла собраться — нож у правого, но эти два олуха, главарь и левый, в азарте не позволяют тому подойти — молотят, как многорукий бог Шива благословения раздает. И даже иногда попадают. Пашка дрался уже всерьез. Видел бы этот бой наставник — сгноил бы на турнике и отжиманиях. Сквозь ментальную вату Пашка смутно услышал вой Тыри, отголосок рева Свапа…

Дальше только кинжальная боль в боку и медно-рыжий смерч перед глазами. Тыря не выдержала, нарушила приказ охранять — выметнулась сквозь подпространство, минуя дверь, и обрушилась на того, у которого был нож. «Песец котенку», — была последняя связная мысль — и темнота.

Потом ему расскажут, что Ольга таки убедила лавэ отправиться за медикусом, а не везти к тому измученную Малику. И Раим доставил интэ Дрири. Вопреки собственным убеждениям — сугубо штатский Дрири на миг ощутил себя наездником. В нарушение всех инструкций — невидимость на Свапа была наложена кое-как. Видел кто нгурула около департамента, не видел — плевать. Еще одна сплетня про чудовищ-нгурулов появится, и что? Лавэ очень боялся оставлять Ольгу наедине с целым отрядом наездников. Он вдруг понял, что никому, абсолютно никому из них не доверяет, и очень спешил, а потому — успел.