Месть. Все включено - Ярослав Зуев

– Вот. – Атасов удовлетворенно кивнул. – Ни черта бы этого не было, если бы человек, типа, не извлек железо из руды, стекло из песка, а резину из нефти… даже водки, которую синтезируют из пшеницы – добавил Атасов, наполняя стакан. – Тебе, типа, налить?

– Какой человек? – не понял Протасов.

– Я это к тому, что не преобразуй человек природу, по своему усмотрению, о телевизорах, кроватях и санузлах можно было бы спокойно забыть.

– Иди ты? – удивился Протасов.

– Выходит, – развивал мысль Атасов, – что из всех живых существ на земле способности к созидательной деятельности такого уровня наблюдаются только у человека. Вот в чем, друзья, разница. Я, типа, не прав?

– А муравьи, е-мое?

– Саня! Ты Жюля Верна в детстве читал? – спросил Андрей, потрясенный неожиданной мыслью.

– Что с того?

– Не помню, как книга называлась, где шторм людей на необитаемый остров выбросил. А через год они электричество провели, и водопровод с канализацией.

– «Таинственный остров», – сказал Атасов. – Только не шторм выбросил, а на воздушном шаре они туда прилетели.

– Так вот, – продолжил Андрей, – когда я книгу читал, то подумал, что, если меня на такой остров выкинет, дальше набедренной повязки дело не продвинется. Понимаешь? Случись завтра катастрофа, наподобие той, что в «Дне триффидов»[30] описана, я будущим поколениям разве что на пальцах показать смогу: была такая хреновина – автомобиль. Наподобие телеги, только коня впрягать не надо. И еще одна штука была, телевизором называлась. Кнопку нажал и лежи, балдей…

– Понял, – сказал Атасов. – Ты про разделение труда слыхал что-нибудь?

– Слышал, – кивнул Андрей. – Только если у меня ствол отобрать, я и лука-то толкового не слеплю. Рогатку, и ту, не уверен…

– А тебе и не надо, – помрачнел Атасов. – Наше дело – курки спускать. И все.

Они немного помолчали. Прикончив бутылку, Атасов загрустил.

– И что из этого всего следует? – спросил Андрей, наконец.

– Следует, – лицо Атасова приняло задумчивое выражение, – например, то, что я, как гораздо более высокоорганизованный организм, знаю о предназначении унитаза, в то время как Гримо – тупиковая ветвь развития, можно сказать, не шарит в этом абсолютно

– Ну и что?

– Как, что? Ты, Бандура, слепой, если не видишь, как он уже битый, типа, час, прыгает на дверь, потому что приспичило?

– Надо выйти?

– Так вот ты, типа, и иди, – сказал Атасов, и полез в холодильник за очередной порцией выпивки.

Выплывший из памяти диалог почему-то заставил Андрея задуматься о глубинных корнях переживаемого в лайнере страха. По мысли Андрея страх этот, замешанный на клаустрофобии и чисто животной боязни высоты, возник вследствие реализованной тяги к полетам вопреки физиологическому отсутствию крыльев.

«Сижу я, значит, в железном гробу с двумя турбореактивными моторами и мечтаю только о том, как бы из него живым выбраться», – подвел итоги Андрей.

Глянув в иллюминатор, Андрей обнаружил, что зеленое лоскутное одеяло с аккуратными прямоугольниками полей и бирюзовыми шнурками рек исчезло, теперь были видны отдельные дома, похожие на спичечные головки. Между домами тянулись проволоки дорог с ползущими букашками автомобилей.

Вздрогнув всем корпусом, самолет лег на левое крыло. Очевидно, это был последний вираж перед посадкой. Иллюминатор Андрея заполнило небо. Повернув голову к противоположному борту, он увидел землю, проносящуюся во всех окнах. Крен составлял градусов тридцать, которые казались всеми семьюдесятью. У страха глаза велики.

«Это чертовски противоестественное занятие», – подумал Бандура, когда самолет выровнялся. Потом с гулким стуком из ниш в крыльях выдвинулись шасси. Посмотрев на висящие в воздухе колеса, Бандура убедился в правоте своих мыслей о противоестественности.

«До чего, все же, ненормальное зрелище – вид торчащих над пропастью колес».

Самолет скользнул вниз, опять накренился, выровнялся, еще раз провалился в пустоту. Машина вибрировала, Бандура тоже. В иллюминаторах замелькали какие-то сараи, кусты и деревья, появляясь и мгновенно исчезая. Мимо проскочила красно-белая, аэродромная вышка и, наконец, Андрей увидел светло серую бетонку посадочной полосы. Только теперь стала ощутима скорость, это естественно, ведь в небе отсутствуют обочины. Последовал сильный толчок, самолет подпрыгнул, как запущенная по воде «лягушка». Взвизгнула резина, повстречав бетонку. Самолет покатил по земле, раскачиваясь всем корпусом. Вой двигателей перешел в рев – пилоты сбрасывали скорость.

– Фух, – выдохнул Андрей и смахнул пот со лба.

Стоило только вступить на трап, как не по-весеннему теплый крымский воздух пахнул в лицо.

– Ух, ты, настоящее лето, – пробормотал Андрей, на мгновение, позабыв и о Поришайло, и о Бонифацком. Мозг иногда бывает милостив, и дает расслабиться, не думая о плохом. Даже песня такая была когда-то: «Думай о хорошем, думай о хорошем, ага…» Вот Андрей и задышал полной грудью, радуясь аромату ковыля, а, может, и винограда. Запах был чудесным, правда, не без легкой примеси испарений нагретого солнцем асфальта и резины от шасси. Но то было ничего.

Жмурясь, Андрей спустился по трапу к выкрашенной желтой краской аэродромной развозке, немного напоминающей гусеницу. И пяти минут не прошло, как развозка степенно двинулась в путь. По дороге к терминалу им повстречался тягач «КрАЗ», буксирующий сине-белый Як-40 и канареечный бензовоз на шасси 205-го «МАЗа». «Раритет! – подумал Бандура, встречавший такие топливозаправщики разве что на картинках в энциклопедии»

«Хорошо было ее перелистывать, сидя дома, в Дубечках. В особенности, когда за окнами непогода. Ветер завывает, или льет дождь…»

Степенно раскачиваясь, развозка доставила его к терминалу. Андрей зашел в здание. В аэропорту было сумрачно и безлюдно. Пройдя пустынный вестибюль насквозь, он очутился на улице.

Стоянка была забита автомобилями, среди которых преобладали частные такси, пришедшие на смену государственным таксопаркам после того, как вместе с социалистическим государством исчезли гарантированные рабочие места. Отмахнувшись от трех или четырех таксистов, обещавших доставить куда угодно с ветерком и задешево, Бандура остановился на ступеньках, и принялся крутить головой, выглядывая обещанных Артемом Павловичем людей. Поришайло еще обмолвился, что они будут в милицейской форме:

«Доставят на место, поселят, и подберут тебе, гм, подходящий инструмент. Можешь им доверять, гм, но, смотри, языком не болтай. Зачем ты приехал, им знать не положено. Так что, держи язык за зубами, гм».

«Ты не подведешь Артема Павловича, – с нажимом добавил Поришайло, – а он позаботится о тебе».

«Да уж, ты позаботишься, сволочь…»

Впрочем, у него все равно не было выбора, что бы он там себе не думал.

«По-крайней мере, не многим больше, чем у патрона, заряженного в ствол».

– Эй, парень? Это ты, что ли, Андрей?

– Я. – Было бы глупо отрицать очевидное.

– С киевского самолета?

– С него…

– Мы тебя битых десять минут ждем.

– Вы? – переспросил Андрей, всматриваясь в тяжелое лицо незнакомца. Именно тяжелое, благодаря массивному носу картошкой и крупному подбородку из тех, которые принято называть волевыми. Сидящие близко, словно пенсне, водянистые глазки смотрели пристально, при этом оставаясь непроницаемыми.

– Мы, – подтвердил незнакомец, и, сняв блейзер, утер пот. Растущие на голове волосы были огненно рыжими, и, судя по виду, жесткими, как проволока. Андрей подумал о щетках для пальто, продающихся с галантерейных лотков.

«Ну и рожа, – констатировал Бандура. – Хотя, если разобраться, чем не мент? Такие они и есть. Разве что одет, какого-то хрена, в штатское».

– Вы от Артема Павловича? – уточнил Андрей.

– От него, – Рыжий сцедил слюну через зубы, такие же крупные, как все лицо.

«Лошадиные», – подыскал эпитет Бандура.

– Ладно, пошли, – сказал Рыжий, – чего тут репой торговать.

«И то верно», – согласился Андрей:

– А тачка ваша где?

– Вон, – Рыжий махнул в сторону красного «БМВ» с тонированными стеклами. Машина стояла метрах в двадцати от ступеней.

– Патрульная тачка? – удивился Андрей, предполагавший, что милиционеры прибудут на служебной машине. – Круто.

– А мы тут не пальцем сделанные, – ощерился Рыжий. – Давай, двигай. А то голову напечешь.

Когда они подошли к машине, Рыжий показал на заднюю дверь, а сам полез вперед. Двигатель машины еле слышно урчал на холостых оборотах, в салоне работал кондиционер. Второй милиционер, крепкий парень с монголоидным лицом, даже не повернул головы. Он сидел за рулем неподвижно, как манекен. И тоже был в штатском.

– Привет, – поздоровался Андрей. Водитель и бровью не повел. – «Нацмен паршивый», – заключил Бандура.