Портрет художника - Александр Лекаренко

- Теперь присмотрись внимательно к пространству между каплей и потолком, - сказала Елена. Алеша выполнил указание и увидел черный луч, бьющий в потолок из чаши сложенных рук. Алеша помигал глазами, но луч не исчез - это не был фотонный след на сетчатке глаза, это был черный свет. - Как ты это делаешь? - изумился он. - Тайна искусства, - усмехнулась Елена, - Ты можешь играть с этой штукой, когда тебе наскучит белый свет, Алексис. Ты не можешь отказаться поиграть с женщиной - ты ответственен за ее существование, она изготовлена специально для тебя.

            Глава 32.

            На следующий день Алеша снова достал планшет и быстро, не отвлекаясь ни на секунду, не раздражаясь и не мудрствуя лукаво, сделал первый эскиз. - Ты уже успел увидеть ее голой? - нейтрально спросила Афро, заглянув ему через плечо. - Да, - отрывисто ответил Алеша, - Случайно. Она загорала на балконе, когда я пришел к ней. - Она загорала стоя, растопырив ноги? - С ядовитым безразличием, спросила Афро. - Да, - сквозь зубы ответил Алеша, - Я не обязан перед тобой отчитываться.- Не обязан, - кивнула Афро, - А я не обязана отчитываться перед тобой.

            С этого дня между ними пролегла трещина.

            За этот день, Алеша сделал девять эскизов по памяти, а вечером начал готовить холст. Не долго поразмыслив, он решил работать акриловыми красками, а не маслом. Он чувствовал, что сюрреалистическая лаковость акрила более всего подходит для проявления картины, которая фотографически отпечаталась на сетчатке его глаз. Он работал всю ночь, работа продвигалась быстро, акрил сам лез в руки и не требовал дополнительного смещения, он был ярким, быстрым, жестким и наглым. Алеша понимал, что картина, написанная такими красками, будет вызывающей, как порноплакат, но именно этого ему и хотелось - вызвать. Еще ему хотелось сбросить с себя одежду и, хотя Афро уже спала, его впервые отяготило ее присутствие.

            К утру он почти закончил общий абрис тела, но ее поднятая на перила нога зависла в пространстве холста, не найдя единения с телом, и слепым оставалось лицо, он не нашел в себе сил прикоснуться кистью к ее закрытым глазам и волосам цвета спелой пшеницы - это было слишком мучительно. Когда рассвело, он рухнул на диван, стоявший в противоположном конце комнаты от кровати, где спала Афро, и мгновенно заснул. Во сне он видел хрустальную женщину, пляшущую, с поднятой ногой и каплей крови в руках, и луч фары, бьющий на черную дорогу, по которой он мчался на алом мотоцикле. Он проснулся, на ходу сбросил с себя запачканную красками тряпку, которой укрывался и с ходу встал к мольберту, мельком отметив, что Афро в комнате нет. Слепая женщина с пляшущей в пространстве ногой смутно проступала из холста в блеклом свете фонаря, падающем из окна, только тогда он понял, что уже ночь и включил лампу.

            Он забыл помыть кисти, и они засохли намертво, не тратя времени, он схватил новые, облизал одну из них и застыл с поднятой кистью в руке. Затем бросил кисть, побежал на кухню, выпил стакан вина и снова встал к мольберту. Через несколько ударов сердца, он коснулся кистью бедра женщины, и ее слепые веки дрогнули.

            Кисть полетела, его зрачки расширились черными кольцами, отбросив прочь все, что не проступало из зазеркалья холста, проступили волосы цвета спелой пшеницы, и он ощутил их запах.

            Вечером следующего дня Афро разбудила его и молча протянула стакан еще теплой крови, смешанной с вином. Он молча выпил и, пошатываясь, пошел к мольберту. - Алеша, тебе плохо, - сказала Афро ему в спину, - Ты должен прекратить это. - Но он не обратил на нее внимания.

            В эту ночь он несколько раз прерывал работу и становился под ледяной душ - его тело горело, дрожали руки, но он не сделал ни единого неверного мазка, и к утру женщина с закрытыми глазами, смутно похожая на Елену, заглянула в комнату из рамы мольберта вместе с первыми лучами солнца.

            Вечером он проснулся в доме один и долго лежал неподвижно, глядя на завешенный тряпкой портрет. Затем встал, выпил бутылку вина, почти не глядя скатал в трубку холст и без звонка поехал к Елене.

            Он застал ее, выходящей из моря, обнаженной, пена, покрывавшая ее тело, призрачно сияла в свете луны. Они молча пошли друг другу навстречу, холст выпал из его рук, скатившись к воде, и они молча, яростно совокупились на холодных камнях пляжа. Затем Алеша заснул или впал в короткое беспамятство, а когда очнулся, Елена заглядывала ему в лицо. Он хотел встать, но не смог пошевелить ни рукой, ни ногой, однако, это ничуть не озаботило его, и он остался лежать, глядя в глаза звезд, не заметив, как женщина исчезла, пока звезды не побледнели, и из-за моря ударили лучи солнца. Тогда он встал и вошел в дом. Он обошел все комнаты, но нигде не нашел Елену.

            Она не появилась, ни через день, ни через неделю, ни через месяц. Она исчезла и вместе с ней исчезла картина, Алеша так никогда и не узнал, женщина ли ее забрала - или море забрало ее.

            Глава 33.

            Роспись церкви подошла к концу, и Алеша получил кое-какие деньги - за вычетом тех дней, когда болел картиной. Он продал на барахолке свой старый “фольксваген” и на вырученный капитал приобрел на той же барахолке старый “Харли” образца 50-х годов. Он сам восстановил мотоцикл так, что от антикварной машины осталась только рама, руль и бонзобак, разумеется, с крылатой хромированной эмблемой. Он поставил новые, сияющие дуги, купил два роскошных кожаных багажника, украшенных серебряными гвоздиками, и сам окрасил мотоцикл ярко-алым лаком. Когда он впервые сел за руль и погнал машину через городские улицы - за город, у него возникло мгновенное чувство дежа-вю, как будто он видят, или видел, или увидит сейчас самого себя, мелькающего в конце улицы в черной куртке и шлеме цвета бордо. С того дня у него появилось хобби - он гонял по пустынным дорогам вдоль моря, преследуя мгновенье между прошлым и будущим, в котором жили призраки его снов.

            Жизнь, перетекая алыми каплями изо дня в день, вынесла его из стен университета и из-под крыши мансарды - вместе с Афро и при небольшой поддержке мамы он переселился в дом, который покинула Елена. Теперь, Аристидис называл его “коллега”, теперь, надувая щеки и уперев руку в бок, он мог указывать пальцем хохочущей Афро, не получившей еще красивой картонки с надписью “Diploma”, на воображаемые недостатки в ее работах и под руку ходил с ней на тусовки профессионалов от искусства. У него не случилось ни одной персональной выставки, и его картины не шли нарасхват, но неплохо продавались через магазины, и коллега Аристидис подыскал ему работу по росписи одной из университетских студий - этого хватало на скромную жизнь и на французские духи для Афро.

            В своем новом жилище он не нашел никаких следов прежней насельницы, и даже Афро, обнюхавшая в его отсутствие каждый угол, не обнаружила ничего. Но однажды, ведомый неким неопределенным чувством, он вышел на балкон и поставил ногу на перила - его пронзило такое ощущение присутствия, что закружилась голова - больше он так никогда не делал.

            Хрустальная женщина содержалась под замком в его кабинете, Афро знала о ней, никогда не говорила о ней и молча смирялась с тем, чего не могла избежать.

            В одну из лунных ночей, когда утомленная луной и любовью Афро глубоко заснула, он оседлал мотоцикл и погнал его по прямой дороге, идущей вдоль моря. Он любил ездить ночью, луч фары, пронзающий тьму, включал в нем некую психическую оптику, концентрирующую сознание, а чувство опасности, вызываемое скоростью, обостряло ее. Любая мысль или любое впечатление, влетающее в голову через глаза, вспыхивало в луче его сознания, как бриллиант - холодный, острый, сияющий. Его реакции становились молниеносными, если он мчался долго, то терял сцепку с землей, приобретая взамен чувство полета и забираясь все выше и выше в небо, но при этом, воспринимал реалии ночного пространства - всем своим телом и телом машины.

            Он вернулся домой, километров через сто мягко спланировав с небес на красном драконе - прямо к крепостным воротам гаража. Двигатель смолк, обрушив на него тишину, наполненную дыханием моря, но его сердце, наполненное скоростью, рвалось вперед, он не мог остановиться. Он сбросил одежду и вошел в воду, море приняло его в холодные руки, море заглянул  в его глаза глазами звезд. Он лежал на волнах, обнимал море и думал о том, что дом, в который он сейчас вернется, никогда не станет его домом, никогда не утихнет шум крови в его жизни, как никогда не утихнет шум моря - взрослея, Алеша постигал, что мир проходит через него, даже если он пытается стоять на месте, а если бежит - это ничего не меняет в потоке жизни.