ЦУНАМИ - Анатолий КУРЧАТКИН

— Я вас не знакомил, — сказал Рад.

— Познакомил, познакомил, — сказала Нелли.

— Ты что, успела тогда дать ему свой телефон?

— Какое это имеет значение.

Отважная уклончивость, с какой Нелли произнесла это, с одинаковой степенью и подтверждала его предположение, и отрицала. Но вместе с тем она была абсолютно права: не имело никакого значения, как они с Дроном встретились вновь, уже без него. Встретились и встретились, их дело. Их жизнь.

Впрочем, Нелли добавила через паузу:

— Он меня разыскал в МГИМО.

И опять это не имело значения: так ли на самом деле все произошло, не так.

— Дети есть? — спросил Рад. — А то Дрон о детях ничего не писал.

— Нет, детей нет. — Как всегда у женщин, это прозвучало словно бы с вызовом. — А у тебя?

— Дочь, — коротко ответил Рад. Ему тоже не было никакого резона что-то тут размазывать. Какая дочь, когда видел ее чуть ли не два года назад. — Десять лет, — счел он, однако, нужным уточнить возраст.

— Но вместе не живете, я понимаю? — мгновенно уловила смысл его лапидарности Нелли.

— Точно, — с прежней короткостью подтвердил Рад. Вслед за этим словно бы оборвалась какая-то нить, что держала их разговор, бисер рассыпался, бусины застучали по полу — наступила пауза. Будто согласно обнажились друг перед другом, но оказалось, что ни ему, ни ей эта нагота не нужна, и теперь неизвестно, что делать.

— Ну где же он!.. — воскликнула Нелли, оглядываясь.

— Дрон? — спросил Рад. Словно речь могла идти о ком-то еще.

— Дрон-мудозвон, — проговорила Нелли.

Это было так неожиданно — как если бы растворился некий потайной шкаф и оттуда с грохотом вывалился запертый там скелет. Она уже не просто обнажилась перед Радом, а впускала его вглубь своих отношений с Дроном, в самые дальние, запыленные комнаты их жилища.

— Тебе удивительно не идет ругаться, — сказал Рад. Что было абсолютной правдой: слово, сошедшие с ее языка, чудовищно не гармонировало с ее обликом. Казалось, линия холеной свежести, которую она являла собой, вдруг сотряслась, как от землетрясения, и ее ясные контуры вульгарно размылись.

— А я и не ругаюсь — отозвалась Нелли. Она засмеялась. Снова вся благоуханное воплощение линии — словно и в самом деле не произносила того, что услышал Рад. — Просто рифма. Как можно упустить возможность так срифмовать.

Она лукавила, это была отнюдь не просто рифма, но он принял ее игру.

— Тогда ты не знаешь рифмы к своему имени, — сказал Рад.

— Отчего же. — Нелли, продолжая смеяться, пожала плечами. — Нелли, не вы ли набздели?

И теперь это прозвучало для Рада уже почти не вульгарно. Теперь ее облик объял собой низкое слово — словно вправил в драгоценную оправу, и эта оправа сделала его равным себе. Рад вспомнил: примерно так же звучали всякие пошлые словечки и обороты в речи Жени-Джени. Но он не мог вспомнить, позволяла ли Нелли себе такие каменья в ту пору, когда была для него Прекрасной Еленой и он осаждал ее, как Трою. Скорее всего, нет, иначе бы это осталось в памяти. Но, наверное, они уже были в ней, и чтобы гальке превратиться в алмазы, оставалось только созреть условиям.

— А я тогда что же, — сказал Рад, продолжая предложенную ею игру, — Рад-дегенерат?

Нелли оценивающе прищурилась.

— Грубовато. Без смака. Это что, так тебя в детстве дразнили?

— Случалось.

Нелли благосклонно кивнула:

— Подыщем тебе что-нибудь более подходящее. Подумаем — и подыщем. Скажем, Рад — самогонный аппарат.

На это Рад уже не успел ей ответить. Откуда-то сбоку на него налетел нос-набалдашник, хлопнул по плечу, сунул Нелли в руку черную плоскую сумку, что была у него, и полез обниматься. Рад даже не сумел разглядеть Дрона — только его нос и увидел; по этому примечательному носу Дрона, надо полагать, можно было бы узнать, как он ни изменись, и через сто лет.

— Рад, как я рад! — говорил Дрон, похлопывая Рада по спине. — Как я рад, Рад!

— Привет, Дрон, привет! — ответно похлопывая его, говорил Рад. — Затейник, ох, затейник. Послал младшего брата поперед себя!

— А, ошарашил?! — вскричал Дрон, отстраняясь от Рада. Он так и светился довольством. — Вот сначала с моим младшим братиком… Знакомый братик?

— Если я скажу, что впервые вижу, это будет неправдой, — отбился Рад.

— Да уж! — произнесла рядом Нелли.

— Можно сказать: впервые после долгого перерыва, — продолжил Рад. — Как писал автор бессмертной комедии, шел в комнату, попал в другую.

— Почему это в другую? — протестующе вопросила Нелли. — Ты что, не рад мне?

— Да, Рад, ты поосторожней с цитатами из классиков, — подхватил Дрон. — Это какой калибр! Ими невзначай можно и убить. Рад — большой любитель изящной словесности, — проговорил он тоном иронической похвалы, обращаясь к Нелли. — Вот и в дороге читал… что, интересно, читал? — Дрон ловким движением выхватил из бокового кармана пиджака у Рада «Окаянные дни», глянул на заглавие и захохотал. — Ну, даешь! — сказал он, возвращая Раду книгу. — В наши-то дни! Предания старины глубокой… Так, что ли, с той поры, как взял у меня, и читаешь?

Рад тотчас вспомнил: именно «Окаянные дни», это же издание, он взял у Дрона, взял — и заиграл.

— Да, так и читаю, — ответил Рад. Он вспомнил не только о книге, он вспомнил манеру общения Дрона и то, как лучше всего держать себя с ним. — Правда, это не твой экземпляр. Твой у меня дома. Извини. Как смогу, верну.

— Оставь себе. — Дрон проследил взглядом, как Рад отправляет томик Бунина обратно в карман. — Не буду я перечитывать. Я эти «дни» на самом деле, знаешь, когда прочитал? Еще советская власть была, как монолит, классе в девятом учился. Папаша приносил. Специздание для руководящих советских работников, чтобы врага знать в лицо. У каждого экземпляра, помню, свой номер, и выдавали их — за каждый расписываться и отвечать партбилетом.

— А я, помню, по таким специзданиям всего Набокова прочитала, — вставила свое слово Нелли.

— А я о таких изданиях не имел понятия, — с бесстрастностью произнес Рад, словно это была некая игра, задана тема, и они все непременным образом должны были высказаться.

Нелли отдала должное его высказыванию.

— Один ноль, один ноль! — захлопала она в ладоши, будто то и в самом деле была игра. — Дрон, один ноль в пользу Рада.

— За это Рада ждет награда, — продекламировал Дрон. — Рад, готовь грудь под орден. — И протянул руку к Нелли: — Давай мою сумку.

— Не очень была и нужна, — сказала Нелли, отдавая сумку.

Створка потайного шкафа на мгновение вновь распахнулась, и перед глазами Рада промелькнул выбеленный костяк запертого там скелета.

— Сумка эта тебя поит и кормит, — с грохотом захлопнул Дрон открывшуюся створку.

— Скажи еще «сладко».

— Говорю, — сказал Дрон. — Сладко.

Плоская черная сумка, перешедшая от Нелли обратно к нему в руки, была, казалось, знакома Раду. У кого-то недавно он уже видел точно такую. Или невероятно похожую.

— Что, — произнес Рад, стремясь как можно скорее избыть из сознания картину, что так некстати открылась ему в створе распахнувшейся дверцы, — трогаемся?

— Трогаемся, — подтвердил Дрон, однако же, оставаясь на месте. Он огляделся по сторонам, увидел кого-то и сделал рукой призывный жест: сюда!

Рад посмотрел в направлении, куда был устремлен взгляд Дрона.

Показывая в широкой улыбке необыкновенно белые, как кусковой сахар, зубы, к ним шел невысокий, круглолицый, по-мулатски смуглый таец в голубой рубашке с короткими рукавами, заправленной в черные брюки, и, когда увидел, что Рад обернулся к нему, приветственно вскинул руки, сложил их перед собой ладонями друг к другу и, поднеся так к груди, на ходу поклонился. И, подойдя к ним, продолжая сверкать зубами в улыбке, снова сложил руки перед грудью и снова поклонился. Следом, впрочем, протянув правую руку для пожатия.

— Тони, — представил его Дрон. — Наш тайский друг.

— Тони, — протяжно, как пропев, произнес таец. — How do you do? — Здравствуйте.

— Рад. How do you do? — Пожимая ему руку, Рад недоуменно глянул на Дрона. «Тони» — имя было явно не тайское.

Поняла его взгляд Нелли.

— Это у тайцев нормально, — сказала она Раду. — У них у всех по несколько имен. У них настоящее имя знают только родители и они сами. Чтоб духи не могли причинить им зла.

— Недурно, да? — откомментировал ее слова Дрон. Дверца потайного шкафа была плотно закрыта, ни щелки между створками; можно предположить, не фантазия ли Рада то, что ему там увиделось?

Тони, не понимая их русской речи, переводил взгляд с одного на другого, его рафинадные зубы все так же сверкали в улыбке.

Почему у него такие неестественно белые зубы? — еще один вопрос крутился в голове Рада, но это уже было совершенно досужее любопытство, и он похоронил свой вопрос в себе.