ЦУНАМИ - Анатолий КУРЧАТКИН
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Касание самолета колесами бетонной полосы и пробежка по ней были отмечены традиционными аплодисментами. Правда, аплодисменты получились довольно жидкими: традиция золотого миллиарда, свободно перемещающегося по миру, была русским человеком усвоена, но не освоена.
Самолет еще рулил к терминалу, когда все вокруг стали расстегивать ремни, вставать, открывать багажные полки, вытаскивать оттуда сумки, московские теплые одежды, паковать их в полиэтиленовые пакеты — готовиться к выходу. Стюарды со стюардессами метались по проходам, требовали сесть и не вставать до полной остановки самолета, но усилия их были безрезультатны — никто им уже не подчинялся. Полет был закончен. Русский человек стремился скорее ступить на землю.
* * *В здании аэропорта было прохладно, не жарко и в пиджаке, сам аэропорт — точно такой же, как сотни других, брат-близнец всем прочим аэропортам, и Рад, проходя таможенный и паспортный досмотры, даже подзабыл, что переместился с 56-й параллели на сорок два градуса ближе к экватору. Он осознал, где находится, когда, везя за собой чемодан с поставленной на него сумкой, вышел через распахнувшиеся стеклянные двери наружу. Воздух на улице был так жарок и душен, что буквально вдавливал обратно в двери. К лицу будто приложили горячий влажный компресс — сбривать недельную щетину…
В кармане пиджака зазвонил мобильный. Звонок его был столь неожидан, что Рад вздрогнул. И полез в карман с судорожной поспешностью — словно от того, как быстро достанет трубку, зависело что-то судьбоносное. Однако перед тем, как нажать «о'кей», он глянул на дисплей: что за номер высветился. Номер был не московский. Совершенно незнакомый номер.
— Привет, — сказал голос в трубке. — Все в порядке? Голос был мужской и, как номер, незнакомый. И еще он отзванивал эхом — значит, разговор шел через спутник. Дальний был звонок.
— Простите, — сказал Рад. — Кто вам нужен? Вы не ошиблись номером?
В трубке расхохотались. Сигнал, прошедший через космос, все так же вторил сам себе эхом, и наезжающие друг на друга звуки хохота были похожи на кашель.
— Ты, ты нужен! — воскликнул голос. — Прилетел?
Рад понял: это Дрон. И узнал его голос. Хотя последний раз разговаривал с ним еще в советские времена. Голоса имеют свойство не меняться, как рисунок бороздок на пальцах.
— Дрон! — воскликнул теперь он. — Вот это да! Ты где? Рад не ждал его звонка. Дрон написал, что не сможет встретить, так как они оба с женой уезжают в деревню и вернутся только на следующий день после прилета Рада, сообщил название гостиницы, где Раду заказан номер, адрес, и Рад был настроен провести нынешний день, как в безвоздушном пространстве, в одинокой самостоятельности.
— Я там, где, думаю, и ты, — ответил на его вопрос Дрон. — Раз телефон включен, значит, прилетел?
— Прилетел, — сказал Рад.
— Еще в аэропорту?
— В аэропорту. Вот только что на улицу вышел. Прямо у двери стою.
— Замечательно, — резюмировал космический голос Дрона. — Вернись обратно и стой там где-нибудь неподалеку от выхода из зоны прилета.
— Погоди, а ты где? — повторил свой вопрос Рад.
— А неподалеку, — с хохотком произнес Дрон.
Они разговаривали через спутник, сигнал летал туда-сюда в космос, отражался там и мчал обратно на землю, а их разделяли, может быть, даже не сотни, а всего лишь десятки метров.
— Ты меня встречаешь, что ли? — снова спросил Рад.
— Встречаю.
— Ты же должен был где-то в деревне…
— Планы переменились, — не дал ему закончить фразы Дрон. — Ты против, чтоб я тебя встречал?
— Помилуй Бог! — вскричал Рад.
— Ну вот, возвращайся и жди.
Женщину, остановившуюся в нескольких шагах от него и принявшуюся настойчиво изучать его взглядом, Рад заметил лишь некоторое время спустя, как она появилась. Он ждал Дрона с женой и больше ни на кого вокруг не обращал внимания. Но ее интерес к его персоне был столь откровенен, что он не мог в конце концов ее не заметить. Она была в белых брюках, не закрывавших щиколоток, длинной белой блузке навыпуск, белой вязаной шляпе с широкими покатыми полями — вся воплощение холеной свежести и линии . Во взгляде, каким она смотрела на Рада, была улыбка — словно бы что-то внем ужасно ее веселило. Можно было решить, у него в невероятном беспорядке одежда или панковский гребень на голове всех цветов радуги; но нет, Рад был уверен, что все у него в порядке и с одеждой, и с прической.
Он отвел от нее глаза — и тут же посмотрел вновь. Женщина была похожа на Женю-Джени. Ну, может быть, и не слишком, но что у них точно было общее — так выражение глаз. Это были серьезные умные глаза, и веселость, что сейчас играла в них, делала их только еще серьезнее и умнее. Она была старше Жени-Джени, вероятно, его ровесница. И точно не русская — всем своим обликом. Может быть, англичанка, может быть, голландка, может быть, какая-нибудь бельгийка.
Женщина, между тем, продолжала смотреть на него, смотреть и улыбаться. Так не могло быть, если бы он привлек ее внимание нелепостью своего вида. Она смотрела на него — словно знала его. И, судя по ее улыбке, он тоже должен был ее знать, как же ты смеешь меня не узнавать? — вот что, понял Рад, говорила эта ее улыбка.
— Нелли? — неуверенно проговорил он.
Нелли — так звали ту Прекрасную Елену из МГИМО, которую он осаждал подобно тому, как осаждали Трою ахейцы, но в отличие от ахейцев не сумел взять этой Трои ни штурмом, ни осадой, ни хитростью.
— Надо же! — тотчас откликнулась женщина. Не по-английски, не по-голландски, не по-бельгийски — по-русски, и без всякой тени акцента. — Помнит даже по имени!
Это была она, Прекрасная Елена. Перенестись на сорок две параллели, в чужую страну — и чтобы первым человеком, которого встретишь, оказалось мало что соотечественница, но еще и знакомая, и более чем знакомая!
Сказать, что Рад испытал хоть какую-то радость, было б неправдой. Чувство, что он ощутил, было скорее, досадой. Зачем она была ему нужна, эта встреча. Ни там, в отечестве, ни здесь. Тем более здесь и сейчас.
— Сколько лет, сколько зим, — тем не менее произнес он традиционное, не выказывая своих чувств, но и не двигаясь с места.
— Да?! — вопросила Нелли, тоже не делая к нему шага. — Это все, что ты можешь сказать, увидевшись после стольких лет?
Улыбка, однако, не оставила ее лица. И в противоречие с произнесенными словами в ней не было никакого упрека, наоборот: похоже, Нелли лишь еще больше развеселилась.
— Ну положим, положим… — невнятно пробормотал Рад. — Счастлив тебя видеть, но… Извини, я жду здесь друзей.
— Что ты говоришь?! — снова воскликнула Нелли. — Подумать только, какое совпадение! И я тоже жду. И тоже здесь.
Отчаянная догадка шевельнулась в Раде. В тот же миг перешедшая в уверенность.
— Ты что, жена Дрона? — спросил он.
— Ну сообразителен! Ну наконец! — Теперь Нелли шагнула к Раду, он шагнул к ней, и она первая протянула ему руку. Рука у нее была довольно широкая, не маленькая рука, но кожа ошеломляюще мягкая и нежная, словно она только тем и занималась, что холила ее. Рукопожатие напомнило Раду о том вечере в Консерватории, когда играл Горовиц и он сидел, взяв ее руку в свою. Единственно что тогда он и не заметил, какая у нее кожа.
— Почему же Дрон ничего мне не написал, что жена — это ты?
— А вот потому и не написал. — Нелли отняла руку. Улыбка кайфа от своего тайного знания понемногу оставляла ее, и Рад узнавал проступающее на ее лице то особое выражение, которое так заворачивало ему тогда мозги: казалось, она ощущала себя сосудом, до краев наполненным неким бесценным сокровищем. — А написал бы, разве была бы такая сцена?
— Да, сцена, наверно, была знатная, — согласился Рад. И заоглядывался: — Где он?
Рад решил, что Дрон стоит где-то в стороне и давится со смеху, глядя на спланированное им зрелище. Нелли поняла, что он подумал.
— Нет, не выглядывай, — сказала она. — У него здесь еще какая-то встреча. Из-за нее мы и вернулись раньше времени. Кто-то ему что-то должен передать. Получит свою посылку — и к нам. Стоим и ждем.
— Ждем. — Раду было все равно, куда ему было спешить. — И давно вы муж и жена?
— О, уже тыщу лет. — Нелли взмахнула рукой и прикрыла глаза — как бы ей и хотелось подсчитать, сколько лет они муж и жена, но это такая цифра — никакого смысла предаваться подсчетам. — Хотя и весьма не сразу, как ты нас познакомил.
Раду вспомнилось, как тогда, в Консерватории, она оживилась, заговорив с Дроном, вся заиграла, заблестела глазами — она увидела в нем своего. Учуяла это нюхом, как собака. А он был для нее чужаком, человеком другого слоя. Что он осознал ощутимо позднее, когда на их отношениях с нею был уже поставлен окончательный крест.
— Я вас не знакомил, — сказал Рад.
— Познакомил, познакомил, — сказала Нелли.