Убиться веником, ваше высочество! (СИ) - Даниэль Брэйн

— Соль, — удивленно сказал Эрме, и я тут же выхватила у него кусок мяса. Ну… недосолили, но есть это все равно было можно, и именно есть, а не давиться.

Я быстро обследовала крохотные глиняные баночки: перец, соль, еще какая-то приправа, по меркам этого времени — целое состояние, и поэтому я под осуждающими взглядами Эрме и Жано отправила баночки за пазуху, к честно заработанным драгоценностям. Грудь у меня стала такой шикарной, что я гордо выпятила ее вперед. Впрочем, все равно никому до моей красоты неземной нет дела.

Никто не заметил наглой кражи — или решил не поднимать ор. Стражник забрал у нас тарелки, вручил их мрачному толстому трактирщику и захлопнул дверь. Может, возмущение у владельца трактира и было, но заткнули его раньше, чем он успел открыть рот.

После обеда Жано устроил целое представление, и около получаса мы слушали песнопения на непонятном языке. Я, уловив и запомнив несколько одинаковых фраз, попробовала подпевать, за что тотчас получила от Эрме зловещее шикание.

— У меня хотя бы приятней голос, — набычилась я, и улыбнулся даже Жано, который старался как мог, но выходил ослиный вопль.

— Ты не святая сестра, ты не можешь молиться на высоком наречии, — не очень довольно изрек Эрме. — Ты и вправду дикая. У вас что, не было на шхуне капеллана? Если был, то он, наверное, тебя постоянно лупил.

Я проглотила колкость. Справедливо, жаль только, что я не могу как можно подробнее расспросить обо всем из-за стражника прямо за занавеской, и даже песни Жано не прикрытие, наоборот, кто знает, как расценят праздную болтовню во время молитвы. Начнут прислушиваться — еще хуже, чем если просто услышат странные вопросы. Закусив от досады губу, я переползла к другому окну, попыталась пристроиться так, чтобы меня не колотило постоянно о стенки… но смирилась и просто стала смотреть. Красиво, но выть охота.

Поля, поля, все в цвету, природа везде совершенна, в отличие от людей. Высокие деревья, одетые в зеленый туман, похожие на наши серебристые ивы, а дальше — лес, огромное темное полотно поднималось по склонам холмов, упиралось в синее небо, и — реки. Одна сбегала вниз с вершины холма, другая вспыхивала искрами по равнине, и мальчишка в широкой соломенной шляпе гнал через поле по проторенной тропке стадо коров. Счастливый он, подумалось мне, даже если ему нечего жрать и тут водятся волки. Потому что мной закусят наверняка… я же запасная принцесса. Слова придворного не шли из головы: «Этой милой девушкой придется пожертвовать»…

Чтобы тебе король тоже голову оттяпал, козел. Хотя бы за то, что ты берешь у всех подряд взятки.

Вечером мы приехали в еще один городок и заняли постоялый двор. Хозяин расстарался, украсил его флагами и цветами, но воняло так, что я чуть сознание не потеряла. То, что я почти сомлела, выходя из кареты, истолковали по-своему.

— Ох, бедняжка принцесса, притомилась! — злорадно воскликнула какая-то женщина.

— Не будь дурой, Нини, это никакая не принцесса! Камеристка, наверное! Гляди, она и босая!

Ах, ну да. Меня подхватил под руки Жано, и так, ковыляя, я добралась до постоялого двора. Миазмы пробрались мне до печенок.

— Пошли прочь, балаболки!

Это было не нам, а сплетничающим женщинам. Черт с ними, я шла и думала — без содрогания на свое тело я взглянуть не смогу, там же один сплошной синяк.

— Долго ехать до Астри? — прохныкала я и не смущалась нимало тем, что висела на святом брате. Смущало ли это тех, кто пришел на нас поглазеть, я была без понятия.

— Дней десять? — предположил Жано. — Если ничего не случится.

Десять дней? Лучше убейте меня сразу. Трудности часто подстерегают там, где их не ждешь.

Принцесса я или нет, но подоспевшая полная низенькая дамочка в роскошном чепце провела меня в опочивальню вовсе не королевскую. Маленькая, темная, с низкими потолками клетушка; узкая кровать, похожая на шкаф в прихожей, наверное, с кучей блох; мангал в углу, наведший меня на крайне тревожные мысли; сундук, стол, кривой стул и бочка. Я обреченно заглянула туда — горячая вода, вот и знакомая мыльничка на столике, и я, конечно, не могла пренебречь такой возможностью. Понадеявшись, что никто ко мне не зайдет, я с трудом разделась — сложнее всего было развязать узлы на корсете и лифе, но я справилась, чуть не вывернув суставы. Я расплела волосы, прикрыла одеждой мешочек с драгоценностями и украденные пряности, в чем мать родила подтащила к бочке мангал — хоть какое-то я нашла ему применение — и, забравшись на него, перекинула через бортик ногу, другую и окунулась в вожделенное тепло. Как я и обещала себе, я не стала смотреть на посиневший зад. Ладно, я просто не стала его рассматривать.

— …и спать ложитесь, госпожа, а ужин вам Сисси сию же минуту принесет, — услышала я одновременно со звуком открывающейся двери и занырнула под воду.

Дверь закрылась, я, высунув голову так, чтобы дышать и нормально слышать, попыталась понять, кого принесло в мою конуру, когда мне одной здесь тесно.

Кто-то подошел, шурша юбками, и постучал по бочке.

— Как тебя зовут?

Я вынырнула и оказалась нос к носу с Эрме. Было смешно.

— Эдме, — фыркнула я. — Как принцессу. Может, мать назвала меня так неспроста? Ты должен быть с Лили, разве нет?

Эрме быстро оглянулся на дверь. Я окунулась. Вода в бочке скоро начнет остывать, и я-то нормально переживу свое рождение Венеры, в мои суровые лета стесняться давно нечего, а о чем думает этот парень и зачем он ко мне пришел?

— Ошейник, — коротко ответил Эрме. — Мне нужно, чтобы ты помогла его снять.

— А Лили? — вдруг испугалась я. — Если кто-то к ней придет?..

— Она уже легла спать. Ее никто не будет тревожить и стражник стоит у дверей.

— Ты помог ей раздеться, — съязвила я и перепугалась снова, но теперь уже от понимания, что я несу и почему. Девчонка, в теле которой я оказалась, против моей воли брала надо мной верх. Ей нравится этот парень, она молодая, она не умеет выражать свои чувства, ее никто не учил — или учили, но уроки нетрезвых матросов и разудалых девок из кабака, пожалуй, не то, что стоит запомнить. Эрме ей нравится, ей, Эдме, а что насчет Мартины Мариновой?

А Мартина Маринова должна думать не о парнях, а о собственном благополучии. Беглый раб его не