Когда рассеется туман - Кейт Мортон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ничего страшного, — напряженно ответил Робби и отбросил с лица прядь волос. — С тех пор, как умерла мама, отец пытается меня приручить.
— А вы? — спросила Эммелин.
— А я не хочу, чтобы меня приручали. Особенно он.
— А зачем он это делает? — не отставала Эммелин.
Робби грустно улыбнулся:
— Отец долго пытался забыть о моем существовании, а теперь вдруг сообразил, что ему нужен наследник. Жена, видимо, не смогла подарить ему сына.
Эммелин переводила непонимающий взгляд с сестры на брата.
— Вот Робби и собрался на войну, — подытожил Дэвид. — Чтобы отвязаться.
— Сочувствую, — нехотя выдавила Ханна.
— И я, — поддержала Эммелин, ее детское личико выражало искреннюю жалость. — Вы, наверное, очень тоскуете по маме. Я, например, страшно тоскую по своей, хотя совсем ее не помню.
Наступила тишина. Потом Робби, не поднимая головы, сказал:
— Мне кажется, будто я был в нее влюблен. Странно, да?
— Да нет, — отозвалась Ханна.
Эммелин вздохнула:
— А теперь вы идете на войну, чтобы оказаться подальше от жестокого отца. Прямо как в книжке.
— В мелодраме, — сказала Ханна.
— Нет, в романе, — горячо возразила Эммелин. Она развернула очередной сверток, и на колени ей высыпалась куча самодельных свечей, наполнивших воздух ароматом корицы.
— Бабушка говорит, что долг каждого мужчины — идти на войну. Те, кто остается дома, дезертиры и негодяи.
По моему телу снова побежали мурашки. Я посмотрела на Альфреда и тут же отвела глаза, встретившись с его взглядом. Его лицо пылало, в глазах светилось оскорбленное самолюбие. Совсем как тогда, в деревне. Он резко встал, уронил тряпку, а когда я попыталась вернуть ее, покачал головой и, не глядя мне в глаза, пробормотал что-то насчет мистера Гамильтона, который, поди, его уже ищет. Я беспомощно глядела, как он спустился по лестнице и выскользнул из библиотеки, незамеченный младшими Хартфордами. Ну почему я такая несдержанная?!
Отвернувшись от елки, Эммелин посмотрела на Ханну:
— Бабушка разочаровалась в Па. Считает, что ему на все наплевать.
— Ей не в чем разочаровываться, — отрезала Ханна. — А Па вовсе не наплевать. Если бы он мог, он в ту же секунду оказался бы на фронте.
В комнате повисла тяжелая тишина, я услышала, как часто я дышу, переживая за Ханну.
— Не кидайся на меня, — надулась Эммелин. — Это не я говорю, а бабушка.
— Старая ведьма! — рявкнула Ханна. — Да Па делает для фронта все, что может!
— Ханна была бы рада пойти с нами в армию, — сказал Дэвид Робби. — Они с отцом никак не могут понять, что война не место для девиц и пожилых мужчин с больными легкими.
— Не говори ерунды, Дэвид, — потребовала Ханна.
— Какой именно? — уточнил тот. — Что война не для женщин и стариков или что ты рвешься на фронт?
— Ты знаешь, что от меня было бы не меньше пользы, чем от тебя. Ты сам говорил, что я хорошо разбираюсь в стратегии…
— Это не игра, Ханна, — резко сказал Дэвид. — Это война. С настоящим оружием, настоящими пулями и настоящим врагом. Это уже не выдумка и не твоя прихоть.
Я затаила дыхание — Ханна выглядела так, будто получила пощечину.
— Нельзя всю жизнь прожить в придуманном мире, — продолжал ее брат. — Ты не сможешь провести остаток своих лет, сочиняя приключения, описывая несуществующие подвиги, изображая вымышленных героев…
— Дэвид! — крикнула Эммелин; она переводила взгляд с него на Робби, ее нижняя губа дрожала. — А как же правило первое: Игра — это секрет?
Дэвид обернулся к ней, его лицо смягчилось.
— И правда. Я забыл. Прости, Эмми.
— Ведь секрет же, — прошептала она. — Мы же договорились.
— Конечно, секрет, — подтвердил Дэвид и взъерошил волосы Эммелин. — Ну хватит, не переживай. — Он наклонился и снова заглянул в коробку с игрушками. — О! — воскликнул он. — Глядите, кого я нашел! Это же Мэйбл.
Он поднял стеклянного нюренбергского ангела с благочестивым восковым личиком, с крыльями из стеклянных нитей и в гофрированном золотом облачении.
— Она тебе всегда больше всех нравилась. Давай я посажу ее на верхушку.
— А можно мне? — вытирая глаза, попросила Эммелин, не желавшая, несмотря на обиду, упускать такую возможность.
Дэвид с заметной скованностью посмотрел на Ханну.
— Что скажешь? Есть возражения?
Ханна холодно, с неприязнью глядела на него.
— Ну пожалуйста! — просила Эммелин. Она вскочила на ноги — вихрь юбок и оберточной бумаги. — Вы всегда сажаете Мэйбл, мне еще ни разу не разрешили. Я уже доросла!
Дэвид притворно задумался.
— Сколько тебе лет?
— Одиннадцать.
— Одиннадцать… Почти двенадцать.
Эммелин с готовностью закивала.
— Ладно, — решил наконец Дэвид и кивнул Робби: — Поможешь?
Вдвоем они подтащили к елке лестницу и установили ножки на полу, сплошь засыпанном оберточной бумагой.
— Ого! — захихикала Эммелин, забираясь по ступенькам с ангелом в руке. — Я лезу, прямо как Джек по бобовому стеблю.
На предпоследней ступеньке она остановилась и вытянула руку с ангелом к верхушке елки, которая заманчиво покачивалась все еще довольно далеко от нее.
— Вот вредная, — пропыхтела Эммелин и посмотрела вниз, на три задранных к ней лица. — Почти достала. Еще немножко.
— Осторожней, — предупредил Дэвид. — Тебе там есть за что уцепиться?
Эммелин протянула свободную руку и схватилась за неустойчивую еловую лапу, потом взялась за соседнюю второй рукой. Медленно-медленно подняла левую ногу и поставила ее на верхнюю ступеньку.
Когда она подняла правую ногу, я затаила дыхание. Эммелин торжествующе улыбнулась и только собралась посадить Мэйбл на ее законное место, как наши глаза встретились. Ее торчащая над верхушкой елки мордочка вытянулась от удивления, потом от испуга. Эммелин поскользнулась и загрохотала вниз.
Я открыла рот, чтобы крикнуть, предупредить — увы, поздно. Как тряпичная кукла, Эммелин рухнула на пол и осталась лежать там грудой белых юбок среди разбросанных оберток.
Комната будто увеличилась. Мы оцепенели в молчании. И вдруг все взорвалось шумом, криком, паникой.
Дэвид схватил сестру в объятья.
— Эмми! Что с тобой? Эмми! — Он посмотрел на пол, где валялся разбитый ангел — стеклянные крылья все в крови. — О господи! Она себе руку раскроила!
Ханна упала рядом с ними на колени.
— Вот тут, запястье.
Она оглянулась, ища, кого бы позвать на помощь, и заметила Робби:
— Найдите кого-нибудь!
Я скатилась вниз по лестнице, сердце колотилось как бешеное.
— Я сбегаю, мисс! — крикнула я, выскакивая за дверь.
Я понеслась по коридору, каждый вздох упреком вырывался из груди, перед глазами маячило недвижное тело Эммелин. Это я, я виновата! Меньше всего она ожидала увидеть мое лицо над верхушкой ели. Если бы я не подглядывала, если б не напугала ее…
Выскочив на лестничную площадку, я со всей силы врезалась в Нэнси.
— Эй, потише! — нахмурилась та.
— Нэнси, — еле выдохнула я. — На помощь… Она вся в крови…
— Ни слова ни поняла, что ты там бормочешь. Кто в крови?
— Мисс Эммелин. Она упала… в библиотеке… с лестницы… мастер Дэвид и Роберт Хантер…
— Так я и думала! — Нэнси крутнулась на каблуках и побежала в кухню. — А все этот мальчишка! Вот сразу он мне не понравился! Приехал без приглашения — кто ж так делает?
Я пыталась объяснить, что Робби вовсе ни при чем, но Нэнси не слушала. Она сбежала вниз по лестнице, ворвалась в кухню и выхватила из шкафа аптечку.
— Всегда знала, что такие гости не к добру.
— Нэнси, он не виноват…
— Как это не виноват? Еще и дня не прогостил, а вон уже что стряслось.
Пришлось замолчать, тем более что я еще не отдышалась и не могла сказать ничего внятного в защиту Робби.
Нэнси отыскала бинты и лекарство и побежала наверх, я скакала по ступеням следом за ее уверенной худой спиной. Каблуки черных туфель осуждающе простучали по полу. Нэнси все уладит, она всегда знает, что делать.
Но мы опоздали.
На кушетке, с мужественной улыбкой на бледном лице, полулежала Эммелин. Брат и сестра сидели по бокам, и Дэвид поглаживал ее здоровую руку. Раненое запястье, крепко перевязанное полосой белой ткани — куском платья, сообразила я, — Эммелин пристроила на коленях. Робби Хантер стоял рядом.
— Со мной все в порядке, — сказала Эммелин, глядя на нас. — Меня спас мистер Хантер. — Она подняла на Робби покрасневшие глаза. — Я так ему благодарна!
— Мы все благодарны, — сказала Ханна, не сводя взгляда с Эммелин.
Дэвид кивнул.
— Очень впечатляюще, Хантер. Где ты этому научился?
— Мой дядя — врач, — ответил Робби. — Я даже хотел последовать его примеру, но передумал — не люблю вида крови.