Приключения стиральной машинки - Ира Брилёва

Маша как узнала, что ее в Италию повезут, так чуть с ума не сошла от восхищения. Бросилась папеньке руки целовать. Алеша так дочку любил, что сразу же и простил ей все ее причуды, и сам поверил в то, что грядущее путешествие — благо для нашей любимой девочки. — Анна Матвеевна видимо слегка утомилась. Она попросила питья, немного перевела дух и продолжила свой необыкновенный рассказ: — Наступил день прощания. Алеша с утра был очень грустный, словно бы что-то предчувствовал. Но Машенька была весела и беззаботна, как птичка божья. Все щебетала и щебетала. Так Алешенька и поддался этому очарованию и развеялся. К моменту отплытия он даже улыбался. Правда, я видела, как он украдкой смахивал слезы, но слово купеческое дороже денег. Как сказал, так тому и быть. И у меня на сердце было тяжело, но и отпустить единственную дочку в такой далекий путь я не могла. Тут у меня сердце бы и впрямь сразу разорвалось от горя. Вот и пришлось жертвовать своим счастьем ради счастья дочери. Отплыли мы в конце мая — погода стояла солнечная, и путь предстоял неблизкий. Сначала нам ведь надо было зайти в Англию — Алеша с английскими купцами давно торговал. Они у нас лес хорошо брали, воск, а еще мед. Своего меда у них, что ли не было? — Усмехнулась она. — То мне неведомо. Алеша все верно рассчитал. К Англии мы быстро подобрались — погоды нас не задержали — и весь груз, как и положено, отдали. Капитан сказал мне, что все идет просто замечательно, и старая примета, что женщины на корабле — к беде, видимо, на этот раз не сработала. Я ему так и сказала — какие могут быть плохие приметы, если на корабле плывет сущий ангел — моя Марьюшка! Он только засмеялся в ответ. Эх, знали бы мы тогда, что нас ждет — не медля бы развернули корабль к родным берегам. Но это только одному богу известно, и роптать нам на его испытания не след. После англичан поплыли мы в италийские земли. И опять погода была чудесная. Еще бы — конец июня на дворе, лето! Италия показалась мне раем — цветы, зелень, природа необыкновенная! После наших северных лесов — просто райские кущи. Марьюшка как взялась за свои краски и мелки — так целыми днями и рисовала. Приплыли мы в Неаполь. Купцы итальянские — а это они тогда к нам в гости приезжали и Алешу убеждали Марьюшку в Италию свозить — встретили нас замечательно. Они как узнали, что Алеша не велел Машеньку в Италии оставлять, а только показать ей эту чудесную страну и сразу назад возвращаться, сначала весьма огорчились. Но потом посоветовались промеж себя и решили того великого мастера, который картины так здорово рисовал, прямо к нам на корабль доставить. Для этого они попросили у меня несколько Машенькиных работ и уехали, наказав нам ждать и никуда дальше с места не двигаться. Интересно еще то, что Машенька вдруг начала их язык учить. Сама додумалась, никто ее не просил об этом. Да так быстро по италийски объясняться научилась! У нас на корабле толмач ихний остался, так вот он с Машенькой целыми днями напролет болтал. И пока мы купцов дожидались, Машенька уже неплохо язык их понимать начала.

Наконец, купцы вернулись, и с ними действительно приехал художник тот знаменитый. Он как Машины картины увидел, так и дара речи лишился. Он только языком цокал да головой вертел, как индюк на птичьем дворе. Очень ему все эти картинки понравились, Машу хвалил и все сокрушался, что она в Италии остаться не может. Но здесь я была тверже скалы — как отец наказал, так мы и будем делать. Ни на шаг от его решения не отступимся. Художник этот на нашем корабле целую неделю прожил и Маше уроки давал. Он ее всяким тонким премудростям обучал, а она все на лету схватывала. Мастер и этому еще подивился. Мне потом купцы перевели то, что он про Машу говорил. Мол, у меня в обучении десять парней на побегушках бегают, и за год не обучились тому, что эта девушка за неделю освоила.

Настал день нам из Италии уезжать. Маша даже всплакнула. Но она всегда была разумной девушкой и слово батюшкино тоже почитала нерушимым и правильным. И так ей все понятно было: и в Италии она побывала, и со знаменитым мастером для своей пользы пообщалась. Но пора и честь знать. С легкой душой Маша покидала эту благословенную землю. А уж как я радовалась! Думала, вот не пройдет и двух месяцев, как обниму я своего мужа ненаглядного. И уже начала дни считать. Вот тут-то и начались наши напасти, словно бы кто нас сглазил. Погоды испортились совершенно, и как только оказались мы в Бискайском заливе — это название мне капитан сказал, и я его на всю жизнь запомнила — начался страшный шторм. Все северные ветры собрались в одном месте, словно решили нас погубить. Мы с Машенькой только тогда поняли, как опрометчиво было думать, что это наше путешествие — только легкая прогулка. Ветер гнал нас как скорлупку по воле волн, и унялся он только через сутки. Мы потерялись в море, но капитан успокаивал нас, говоря, что с наступлением хорошей погоды он определит наше местонахождение, и мы продолжим путь, как ни в чем не бывало. Но, видимо, бог отвернулся от нас. Когда на следующий день выглянуло солнышко, мы увидели неподалеку от нас большой корабль. Он был вооружен множеством пушек и совсем не походил на торговое судно. По тому, как побелело лицо капитана, я поняла, что чужой корабль не сулит нам ничего хорошего. «Что случилось, капитан, почему вы так побледнели?» — спросила я его напрямик. Но он не ответил мне, а только протянул подзорную трубу и кивнул в сторону чужака. Я поднесла к глазам подзорную трубу и увидела, как на мачте неизвестного судна взвился черный флаг. Я опустила трубу, теперь мне все стало ясно. Черный флаг поднимали на своих судах пираты. Они в этих краях все еще промышляли, грабя исподтишка торговые суда и не обращая внимания на запреты и указы, которые все европейские правители считали лучшей мерой для искоренения этого зла. Пираты, видимо, имели на этот счет свое собственное мнение. Я об этом много чего узнала за время нашего плавания, разговоры на корабликах длинные, как морские волны, и народец бывалый. Много чего могут порассказать людям несведущим, но любознательным.

Увы! Хотя этих искателей приключений остались сущие единицы, но на нашу долю выпала именно такая печальная встреча.

Анна Матвеевна снова прервала свой рассказ горестным вздохом. Боцман, слушавший ее рассказ, словно завороженный, даже забыл о своей трубке, и она давно погасла. Матросы сидели тихо-тихо, как послушные дети. Даже Караганов помрачнел и слушал пожилую женщину, едва ли не затаив дыхание. Еще бы! Нечасто даже бывалым мореходам приходится слышать такие истории, тем более, из уст самих участников. Из историй этих со временем и получаются легенды.

Но это со временем. А теперь все слушали этот рассказ, и если бы не обилие подробностей, подтверждающих правдивость этого рассказа, то кто-то мог бы решить, что все это пустые выдумки. Тем временем Анна Матвеевна продолжила.

— Как и предполагал наш капитан — пираты напали на нас, и через два часа все было кончено. Капитан на «Феофане» был человеком мудрым и приказал своим матросам никакого сопротивления пиратам не оказывать. И он прав оказался. Пираты, видя нашу покорность, взяли «Феофана» в плен без единого выстрела, как приз — так положено у этих людей, таковы их законы. Потом всех наших матросов во главе с капитаном посадили в большую шлюпку и отпустили на все четыре стороны. Больше мы их никогда не видели. После этого пираты внимательно осмотрели наш корабль и очень он им понравился. Часть экипажа во главе со своим начальником — звали его дон Карлос Альмадевар — перебрались с пиратского корабля на «Феофан». А на свой старый корабль этот Карлос назначил нового капитана. Так потом тот корабль с нами вместе по всем морям и плавал.

Пока пираты своими делами занимались, на нас с Марьюшкой даже никто и внимания не обращал. А мы с ней тихонько в укромном уголке на палубе так все это время и просидели.

И тут чудо случилось. Дон Карлос, этот начальник их главный, как мою Марьюшку увидал, так будто бы и остолбенел. Смотрел на нее долго-долго, так, словно бы глазам своим не верил. И ничего он тогда не сказал, а только молча ушел, но после этого все вокруг вдруг нам кланяться стали в пояс и проводили нас с палубы, словно бы мы были царские особы. Карлос потом пришел в нашу каюту и тоже был с нами весьма учтив, оказывал нам всевозможные знаки внимания. Особенно моей Марьюшке. Тут-то и помогло ей знание чужеземного языка. Хоть и не очень уверенно она на нем изъяснялась, но все же кое-что могла объяснить. Оказалось, что и пират италийский язык очень хорошо знал. Стали они понемногу общаться, разговаривать. Спустя время он Марьюшке все про себя и рассказал. Она мне потом объяснила, что пират этот — испанский гранд. У него в жизни несчастье произошло — он потерял горячо любимую жену, а теперь ему все равно — жизнь или смерть. Он с горя и подался в пираты, смерти искать, не хотелось ему руки на себя накладывать. Грех это большой. Вот он по морям и носился, ждал, когда его пуля настигнет или клинок чей-нибудь. А тут вдруг Марьюшка на его пути попалась, и оказалось, что она — прямо вылитая его прежняя жена. Вот Карлос тогда и оторопел, когда Марьюшку впервые увидел.