Ноктюрны (сборник) - Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк

супруга до его женитьбы и осталась после него с двумя девочками на руках. Очень недурно для начала… Оказалось, что мой супруг содержал эту семью, то есть выдавал по пятидесяти рублей в месяц, и все шло хорошо до последнего времени, когда он сделался неаккуратным и начал помогать периодически, посылал по десяти и даже по пяти рублей. Вот последнее обстоятельство и привело женщину в дипломате ко мне. Она уже стояла на краю нищеты и пустилась на отчаянное средство объясниться со мной. Представьте себе мое положение… Вот вам муж, который до женитьбы на мне не знал ни одной женщины. У меня потемнело в глазах от неожиданного открытия, но я не потерялась и сейчас же отправилась с женщиной в дипломате на ее квартиру, чтобы проверить все на месте… У меня оставалась тень сомнения. Мало ли что бывает: просто шантаж. Я нашла в одной комнате двух девочек-подростков, и сомнений не могло быть. Это были родные сестры моим собственным детям. Я отдала женщине в дипломате все деньги, какие успела захватить с собой, обещала что-то такое устроить для нее, поговорить с мужем и т. д.

– Нет, вы уж, пожалуйста, ничего не говорите Семену Гаврилычу, – умоляла она меня. – Это их расстроит… Они ведь добрые, а теперь дело идет к празднику… все заложила, что было… Да и им не легко, Семену Гаврилычу.

Женщина в дипломате, видимо, чего-то не договаривала, что меня, естественно, заинтриговало. Она помялась немного, а потом со слезами рассказала, что у Семена Гаврилыча есть еще одна женщина, с которой он живет вот уже три года и у которой от него есть тоже ребенок. Со мной сделалось дурно.

Что было потом, вы можете себе представить сами. Все мое замужество оказалось подлогом, жалким обманом, и всего хуже было то, что Семен Гаврилыч отпирался от всего и лгал самым бессовестным образом. Конечно, оставаться вместе нам было немыслимо, но вот тут-то мой супруг и проявил себя во всей красоте.

– Вида на отдельное жительство я тебе не выдам, – заявил он решительно. – Можешь хлопотать его, где хочешь. А вот дети принадлежат мне уже по закону-с… Да-с… Имейте это в виду, сударыня.

– По какому закону? Дети мои…

– Жестоко ошибаетесь: мои… Да-с.

Это открытие обескуражило меня больше всего. Я что-то такое слыхала о правах мужа, но из пятого в десятое и не могла допустить даже мысли, что на мою долю приходятся только одни обязанности, а все права на стороне мужа.

2

Да, итак я на улице… Я не знаю, что было бы со мной, если бы я осталась совершенно одна, т. е. без тети Агнесы. Это мой ангел-хранитель. В трудные минуты она лучшая поддержка. Тетя Агнеса умеет быть такой твердой и такой смелой. Она боится только лошадей и мышей и больше ничего на свете.

– Тебе нужно уходить, – решила она, когда разразилась катастрофа. – Все можно простить, понять, извинить, кроме обмана… Человек, который обманул раз – обманет и в другой.

– А как же дети, тетя?

– Детей мы отберем…

– А закон?

– Не может быть такого закона. Я пойду в комиссию… да. Надену свое лучшее черное шерстяное платье и пойду. Там поймут, что нельзя обманывать, и велят отдать детей матери. Да…

Тетя всегда верила и сейчас верит, и я заражаюсь ее верой. Мы занимаем небольшую меблированную комнату, и нас можно принять за юристов, готовящихся к выпускному экзамену. Мы на последние гроши накупили законов и учим их наизусть. Я даже выучилась подыскивать кассационные решения к какой угодно статье. Обыкновенно я читаю, а тетя внимательно слушает.

– Да, да, все законы написаны мужчинами… – шепчет старушка, укоризненно качая головой. – И они все написали в свою пользу.

Мы почти каждый день делаем какое-нибудь открытие в этом лесу юридических тонкостей, где притаилось столько чудовищ. Есть такие несообразности, которых никак не может примирить наш бедный женский ум. Так, живой иллюстрацией таких юридических несообразностей является для нас «женщина в дипломате». Ее фамилия – Егорова, Дарья Петровна. Она изредка заходит к нам, хотя тетя Агнеса и не любит ее, потому что в свое время она не сумела быть девушкой, а этого все добродушие тети Агнесы не в состоянии переварить. Дарья Петровна инстинктивно побаивается тети и в ее присутствии принимает вид виноватой собаки. Мне она нравится – совсем простая женщина, сохранившая еще следы миловидности. О себе она говорит, как о третьем лице.

– Конечно, глупа была, когда поверила Семену Гаврилычу, – рассказывает она с улыбкой. – У господ жила, ну, а Семен Гаврилыч бывал у них еще лепетитором… Пошутить любил… Он ведь веселый. Ну, я и поверила.

Вскоре после катастрофы Дарья Петровна пришла вся в слезах: Семен Гаврилыч отказал ей во всяком пособии и прогнал. Тетя Агнеса возмутилась до глубины души.

– Ведь девочки-то не виноваты! – обращалась она к невидимому противнику. – Ведь его девочки?

– Конечно, его… – отвечала наивно Дарья Петровна. – Меня и то один адвокат подущает по закону с него требовать. Заставят, говорит, по закону платить, да еще сраму напринимается.

Мы с тетей Агнесой в качестве юристов обратились к закону. Действительно, адвокат был прав. Семена Гаврилыча заставят платить, несмотря на то, что он статский советник и хвастается какими-то влиятельными связями.

– Да, вы имеете право требовать с него по закону на воспитание детей, – объясняла тетя Агнеса тоном стряпчего. – Он обязан.

Но Дарья Петровна не решалась прибегнуть к закону. Рассердится Семен Гаврилыч, а теперь он все-таки вроде отца. Может, как-нибудь все само собой уладится.

Я предложила ей учить ее девочек. Старшей шел уже пятнадцатый год.

– Нет, уж какое нам ученье… – отказалась Дарья Петровна. – Вот еще годик подержу и куда-нибудь на место определю.

Как это мило – дочь Семена Гаврилыча будет горничной! А сколько таких Семенов Гаврилычей!.. Если бы я только подозревала всю эту правду жизни, когда выходила за него замуж!.. Si jeunesse savait, si vieillesse pouvait[1]! А тетя Агнеса возмущается другим.

– Вот у этой Егоровой есть права… да… У нее есть прежде всего личная свобода, и ей не нужно мыкаться по канцеляриям, добывая вид на жительство; потом, никто не имеет права отнять у нее ее детей, и наконец она имеет право требовать от отца на их содержание. Закон здесь говорит все ясно и определенно… А жена… Ксения, ты все-таки не забывай, что ты… да…

Хлопоты с паспортом заняли много времени. Я живу сейчас по полицейским отсрочкам, как вещь, которая допускается к существованию только полицейскою милостью.