Сдаёшься? - Марианна Викторовна Яблонская

виноградом, и быть там с ним до утра! Она вцепилась в эту мысль всем своим существом. Она стала уверять, что денег у нее хватит и на двоих с избытком, что на нее одну денег все равно слишком много, что, в крайнем случае, она просто купит себе на два платья меньше, что, в конце концов, он отдаст ей эти деньги, когда сможет. Он отказывался наотрез, говорил, что он никогда не жил и жить не будет за счет женщины, что он даже в долг никогда не берет у женщин, но она так горячо его просила, умоляла — ну хоть на недельку, на одну-единственную недельку или на две! — в конце концов даже расплакалась, и он согласился. Согласился, с тем лишь условием, что по приезде в Мурманск тотчас же переведет ей телеграфом все деньги, которые она потратит в поездке на него и на себя.

На следующий же день с самого утра она оформила на работе отпуск, получила отпускные деньги, купила большую коробку шоколадных конфет, как у них было принято, и попрощалась с сослуживцами. В физиотерапевтическом кабинете, где после первой смены в честь ее отъезда пили чай с конфетами, было шумно. Одни поздравляли ее, другие пугали трудностями «дикой» жизни на юге, все желали ей счастливого отпуска.

Таисия, хоть и была на нее в обиде за внезапное, как ей казалось, и, главное, самостоятельное решение ехать на юг (ее-то, подругу свою, и не пригласила с собой, а она-то ведь тоже отпуска еще не брала, обмолвилась она Строевой), тоже пришла на пирушку, и хотя и опоздала, и села поодаль, но угощалась вместе со всеми, а потом вышла с ней на улицу, проводила до угла, поцеловала в лоб и почему-то всхлипнула.

Начались веселые дорожные хлопоты. Решено было отправиться на Кавказ. Решено было лететь самолетом. Решено было быстро собраться и лететь, как только он достанет билеты. Она взяла из сберкассы все свои деньги и сказала ему, что хочет купить себе два-три нарядных платья для юга. Он почему-то рассердился и неожиданно грубо сказал ей, что это только лишние хлопоты, что все, что нужно, можно будет купить на юге, что там даже проще достать подобные вещи. Но она все-таки его не послушалась: у нее не было ни одного летнего платья, только две блузки, которые давно ей надоели (голубые брюки она купила четыре года назад, когда ездила в санаторий для сердечников), и в этот же день, когда он поехал на аэровокзал за билетами (денег на билеты он у нее не взял, хотя она, конечно, предложила. «Билеты — это мелочи, столько денег у меня всегда найдется в пиджаке», — сказал он), она тоже уехала из дома, объездила множество магазинов и купила себе два красивых импортных платья: одно — белое, с модными рукавами и широкой розовой каймой по подолу, другое — синее, приталенное, без рукавов: она нарочно выбрала платья, которые бы (не по моде) повыше открывали ей ноги (о брюках-то даже и не вспомнила!), пару босоножек на высоком каблуке, два больших разноцветных полотенца, вишневый купальник-бикини, импортную синюю шерстяную кофту на случай похолодания, дорогие духи, очень дорогую дорожную сумку и белую блестящую шляпу с широкими полями. Оставалось разыскать еще где-нибудь модной формы очки от солнца, модные светлые туфли, косметические мелочи и хотя бы один гарнитур самого лучшего белья, какое имеется в продаже. Но это все она отложила уже на завтра, думая, что ему вряд ли удастся достать билеты так быстро. Со всеми своими покупками она была раньше дома, чем он. Вернувшись к вечеру, он весело рассказал, что должен был отстоять большую очередь, прежде чем ему повезло и он случайно достал два билета, да еще на самый удобный рейс — восемь тридцать утра: и метро уже открыто, и на юге они будут утром. Он прибавил, что собраться ей надо обязательно сегодня, потому что придется вставать очень рано и ехать на аэровокзал первым поездом метро. Она попробовала уговорить его поехать в аэропорт на такси, но он не захотел и слушать: «Аэровокзал — это отсюда очень удобно, тем более вещей не много, и зря транжирить деньги не стоит». Ей очень понравилась его степенная бережливость.

Он терпеливо, не выказав прежнего недовольства, осмотрел все ее покупки, когда она примерила перед ним оба платья, похвалил ее выбор, особенно их длину, сказав, что в этих коротких платьях ее красивые ноги быстрее загорят на юге и станут еще красивее и что так она выглядит совсем молодой, лет на двадцать девять, и по тому, как он это сказал, она вдруг поняла, что он знает, сколько ей лет, хотя ни разу об этом не спрашивал (ей это тоже очень нравилось в нем), а сама она, естественно, ему об этом не говорила. Но когда она попросила его сбегать с ней в магазин неподалеку, пока тот еще не закрылся, сказав, что очень хочет еще успеть купить ему сегодня светлый летний костюм, который там приглядела, да только боится без него ошибиться в размере, — он опять рассердился, снова ответив ей грубо (второй раз за все время их знакомства), что в портфеле у него есть новый тренировочный костюм и две пары белья и что больше ему ничего не надо. Ей очень понравилось, как он стыдится ввести ее в лишний расход, и она решила отложить этот разговор до приезда на юг. Поздно вечером после ужина она аккуратно уложила все нужные ей на юге вещи новую дорожную сумку, попросила его застегнуть молнию — вещей как-то набралось много, и она сама никак не могла закрыть сумку, — привязала к ее ручке блестящую белую шляпу и поставила сумку на стул возле входной двери. Посмотрев на большую закрытую, готовую уже к путешествию сумку перед дверью, она с нетерпеливой радостью подумала о завтрашнем дне — она ничуть больше не тревожилась о том, что уже завтра утром будет так далеко от дома, — путешествие вместе с ним не только обещало быть счастливым вполне, но и приобретало еще какой-то особенный острый и даже таинственный смысл, от которого ее сердце сейчас словно вспорхнуло. В ночь перед отъездом они снова не спали. Они почти совсем не спали уже шесть ночей подряд, но наутро она ни разу не хотела спать и вставала всегда бодрая и радостная. Они позавтракали очень рано, присели по обычаю на дорогу и помолчали, потом встали и поцеловались. Поцелуй был очень долгим,