Аукцион невинности. Двойная ставка - Ольга Дашкова

Мы остаемся вдвоем, отворачиваюсь, чувствую спиной его взгляд, наливаю чая, сажусь рядом.

— Зачем ты пришел?

— Извини, что так вышло, что не подвез, как обещал, жена бывшая позволила, сын в школе подрался. Да и твоя жизнь, конечно, не мое дело, но мне так больно на тебя смотреть сегодня было. Хотелось убить того, кто поднял на тебя руку.

— Больно— не смотри.

Вадим вздыхает, крутит в руках чашку, у него красивые руки, крупные ладони и пальцы, на запястье далеко не дешевые часы. Я видела почти такие же на страницах модного журнала в холле отеля.

— С тобой очень трудно, Саша, я ведь ничего и не делаю еще, а чувствую, что уже виноват.

Пью свой чай, смотря в темный квадрат окна, за ним идет дождь. Я нравлюсь Вадиму, это очевидно — то, как он пытается ухаживать, даже обижается на мои слова.

Но он меня совсем не трогает и не волнует. Мне никак рядом с ним.

— Так зачем ты пришел?

— Извиниться. Узнать, как ты живешь, что тебя тревожит.

— Извиняться не за что, но тебе лучше не знать ничего из этого.

У меня очень увлекательная жизнь в поисках уже несправедливости, а денег, в борьбе за здоровье дочери. Я позволяю себя продать, использовать, я имею сексуальную связь сразу с двумя мужчинами, меня обманывают, но я иду вперед. Интересно, на сколько меня хватит?

— У тебя прекрасная дочь.

— Спасибо.

— Почему ее отца нет рядом?

Смотрю на Вадима, у него глаза такого же цвета, как у того, кто был моей первой любовью. Взрослый мужчина, уверенный, сильный, я ошибочно надеялась, что мои чувства взаимны, что я дорога ему.

Но вышло все так отвратительно и некрасиво, что вспоминать противно.

— Потому что она не нужна своему отцу. Тебя удовлетворит этот ответ? Она не нужна никому, кроме меня, даже моей матери.

Всю свою ненависть и обиду я сейчас выплескиваю на этого ни в чем не виноватого мужчину. Надо было раньше быть смелой и дерзкой, кричать о том, что меня домогается отчим, рассказать все матери, а не прятаться в скорлупу, развивая комплексы еще больше.

Жданов ничего тогда не успел сделать, в комнату вошли его сыновья, хотели напугать меня, придумали очередную гадость. Сказать, что они были очень удивлены, это не сказать ничего, все прекрасно поняли, что происходит между мной и их отцом.

Именно тогда Жданов залепил пощечину Вениамину у всех на глазах, после того как тот назвал меня швалью и пообещал трахнуть после него. Отчим тогда озверел, а Вениамин стал презирать меня еще больше, хотя больше, мне казалось, уже некуда.

— Извини, я слишком груба, нервы, Ангелина болеет, сердце, долго объяснять, нужна операция.

— Я могу чем-то помочь?

Горько улыбаюсь, Вадим милый, смотрит с тревогой, бабуля права, может, хватит ставить крест на себе и пора кому-то открыться. Но не могу, не верю, ничего хорошего не выйдет.

— Тебе пора, поздно.

— Саша, я серьезно, у меня есть деньги немного, я могу дать.

— Вадим, не надо ничего давать и приходить ко мне больше не стоит, я еще раз объясняю, мне не нужна жалость. Я сама со всем справлюсь, да мне и отдавать нечем.

— Господи, да как ты не понимаешь! — Вадим повышает голос, но тут же переходит на громкий шепот: — Я хочу искренне помочь. Почему ты видишь во всем тайный смысл и никому не веришь? Что вообще с тобой происходит? Ночная отлучка, твое лицо. Скажи, кто он? Кто тебя ударит?

Как объяснить человеку, что я не верю в благородные порывы? За все, в том числе за них, придется платить. Я готова, но только без чувств, без всей той мишуры, что отравляет жизнь и рождает несбыточные иллюзии.

Сказать ему кто? Вересов непохож на бессмертного, хоть и бывший мент. Крутым быть и казаться — это разные вещи. Вот те мужики крутые и очень опасные.

Даже вздрогнула от воспоминаний.

— Вадим, не надо, вот точно не надо. Я не жертва и не терпела побои от мужа, у меня просто нет мужика. А это правда вышло все случайно, те двери на кухне сам знаешь, какие коварные.

Говорю как можно мягче надо быстрее выпроводить Вадима, хочу побыть с дочкой, а не выяснять отношения, которых нет.

— Тебе пора.

Не дождавшись ответа, иду в коридор, Вадим идет за мной, берет свою куртку с вешалки, из комнаты бабушки слышен мотив любимого мультфильма Ангелины.

— Завтра увидимся?

— Да, у меня смена вечером.

— Нет, я не про работу, давай днем сходим куда-нибудь погуляем.

— Я подумаю и позвоню, — улыбаюсь, понимая, что номер Вадима в утерянном телефоне, да я и так ему звонить не собиралась.

— Я сам наберу.

— Хорошо.

— А куда ты все-таки ходила ночью? Просто любопытно, куда могла сорваться девушка в такое время.

Замираю, смотрю в глаза Вересова, он ждет ответа и уже начинает раздражать.

— К дочке ездила, она плакала. Всего хорошего, Вадим.

Широко распахиваю дверь на лестничной площадке темно, соседи жарят картошку на жире, отвратительно пахнет даже тут. Вадим проходит мимо, задерживается, ведет пальцами по моей руке от кисти до локтя, слишком интимное прикосновение, не случайное.

— Так я не вовремя? Тебя и на сутки нельзя оставить одну, мужика в дом притащила. Саша, я не понял, что за дела?

Смотрю на выходящего из темноты мужчину, стильное укороченное пальто, черные джинсы, он ухмыляется, показывая ровный ряд белоснежных зубов, между которых зажата зубочистка. Хмурит брови, рассматривает Вадима, наши руки, но через секунду теряет к нему интерес.

— Привет, котенок.

Я не успеваю сделать шаг назад, а он уже прижимает меня к себе, убирает зубочистку, целуя в губы.

Вкус мяты бьет по рецепторам, у него холодный язык и губы, а еще запах. Перец, кожа, табак. Мне не хватает воздуха, упираюсь мужчине в грудь, но это бесполезно.

Отрывается сам, смотрит на губы, потом в глаза.

— Что за мужик? Сколько он за тебя заплатил?

Морщусь. А вот это было очень некрасиво.

Кивает на Вадима, тот еще и не ушел. Представляю сейчас все, что он обо мне думает, а после этой фразы готова провалиться сквозь землю.

— Саша, мне остаться?

Вадиму давно пора уносить ноги, а он решил играть в героя.

— Да, Саша, ему остаться?

Снова на красивом лице Тимура наглая ухмылка, хочу его ударить за то, что посмел прийти, что говорит такие слова, прекрасно понимая, на что он намекает.