Фантастический альманах «Завтра». Выпуск четвертый - Владислав Петров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оберпредседатель появился минут через сорок. Он был довольно толст и двигался медленно. Зато оказался совсем простецким по характеру. Ничуть не важничал. По крайней мере, такой вывод сделал Борис Арнольдович при первой встрече с обером.
— Ты правда говорящий?
Его фамильярность в первый момент слегка покоробила, но протянутая рука сразу сгладила неприятное чувство. Борис Арнольдович пожал руку. В конце концов ему всего лишь тридцать лет, а оберпредседателю явно больше.
Обезьянья рука оказалась очень сильной и цепкой. Борис Арнольдович чуть не вскрикнул. Конечно, подумалось, имея такие четыре руки да хвост-удав, можно сигать по фикусам.
— Правда, — скромно и односложно ответил Борис Арнольдович, отчего-то не решаясь сразу показать, до какой степени это правда.
— Мать честная! — воскликнул оберпредседатель и хлопнул себя по заросшим рыжим мехом ляжкам. — А ты с Полуострова или с Материка? Или, может, непосредственно с другой планеты? А мясо ты, случайно, не ешь? А кроме этой набедренной повязки еще какую-нибудь одежду носишь? А где она?.. Самое главное, как ты относишься непосредственно к техническому прогрессу? Впрочем, здесь, конечно, не место для вопросов, — вдруг сам себя остановил оберпредседатель, едва Борис Арнольдович раскрыл рот, — об этом непосредственно доложишь в другом месте, а пока…
Он обшарил глазами притихшую обезьянью толпу, задержался взглядом на Нинели.
— А пока возьми-ка ты над ним шефство, а? Тебя ведь, кажется, Нинелью зовут? Это ведь, кажется, твоего мужа недавно тигр задрал?
Хотя Нинель до сих пор делала указанное без всяких указаний, ей, по-видимому, польстила такая осведомленность начальства, и даже неприличный вопрос насчет технического прогресса как бы пролетел мимо ушей.
— Конечно, конечно, дорогой Порфирий Абдрахманович, ваша память, как всегда, выше любых похвал, дай вам Бог и дальше ничего не забывать, а я сделаю все, что приказываете, не извольте сомневаться.
— Она, Порфирий Абдрахманович, можно сказать, прямо из тигриной пасти этого первобытного вытащила, — подал голос то ли Роберт, то ли Жюль.
— Ну вот и прекрасно, непосредственно для себя, выходит, и спасала. Рисковала жизнью. Значит, Богу так угодно, бери и владей, но чтобы был цел и невредим, ха-ха! — хохотнул Порфирий Абдрахманович.
Посмеялись сдержанно и другие.
— Все. Давайте по местам. А тебе, Нинель, непосредственно с завтрашнего дня кладу паек из общественного фонда. Два пайка. Тебе и ему, — перешел на деловой тон оберпредседатель, и смешки сразу прекратились.
— Все, — и Порфирий Абдрахманович грузно поскакал прочь, придерживаясь, по возможности, нижних ярусов веток как более надежных. Но еще долго мелькала в ночи его голубая повязка на ноге, сделанная, вероятно, из люминесцентного пластика. А уж когда совсем перестала мелькать, обезьяны вновь оживились.
— Человек! — уважительно сказала Нинель.
— Да, — уважительно поддакнул не то Роберт, не то Жюль.
— Человек! — как-то не очень определенно откликнулся Самуил Иванович.
— Вы знаете, Самуил Иванович, как я вас уважаю, — построжела вдруг Нинель, — попрошу больше при мне не делать каких бы то ни было намеков в адрес оберпредседателя.
— Да что вы, голубушка, Господь с вами, разве я смею?
— Смеете, вы много чего смеете, а потому плохо кончите. Я вас в который раз прошу подумать над моими словами, вы же не можете сомневаться в моем искреннем уважении к вам.
— По-моему, вы преувеличиваете, хотя, если угодно, милая Нинель, я умолкаю.
— Угодно, вот именно, — завершила разговор Нинель, из которого казавшийся безучастным Борис Арнольдович выяснил, что все очень неоднозначно в этом мире четвероруких человеков, все очень многозначно и необходимо обязательно и быстро стать равноправным жильцом этого мира, ибо не скоро удастся попасть на захламленный гудаутский пляж, где безутешные Наташа, Марина и Иринка уже не ждут его живым из морских вод, а с ужасом ждут опутанный водорослями хладный труп, который никакие водолазы ни в каком земном водоеме не сыщут.
Пока еще Борису Арнольдовичу и в голову не приходило, что никто и нигде не ждет его хладный труп, поскольку утопающий давно спасен благодаря умелым и своевременным действиям военных, дай им, Господи, здоровья, а также успехов в боевой и политической подготовке!
Опять Роберт и Жюль подхватили Бориса Арнольдовича под мышки и поскакали с ветки на ветку. Самуил Иванович и Нинель держались сзади и, конечно, время от времени перебрасывались какими-то репликами, но разобрать что-либо было невозможно.
Скоро среди ветвей стали опять попадаться сооружения, похожие на КПП. Все больше и больше их становилось. Ага, догадался Борис Арнольдович, который уже перестал закрывать глаза, это и есть их Город. Именно в таком жилище из веток придется в ближайшее время жить. И он обрадовался, потому что уже был готов к самому худшему — если бы оказалось, что местная публика так и спит на дереве, привязавшись к нему хвостом. Тропики же. Тепло.
Наконец гнезд среди ветвей стало так много, что кое-где за ними стволов не видно было. Гнезда разных размеров и форм просто лепились друг к дружке наподобие сот.
— Приехали! — облегченно выдохнули и Роберт и Жюль одновременно.
Тут и Нинель с Самуилом Ивановичем приблизились вплотную.
— Ну что же, — сказал старик, — мы не смеем более вас задерживать, надеемся со временем стать добрыми друзьями, а пока — спокойной ночи на новом месте, и желаем вам уснуть с уверенностью об окончании самых больших в вашей жизни неприятностей.
— Спасибо, и вам спокойной ночи! — скромно, но с достоинством ответил Борис Арнольдович.
До сих пор реакцию на любое его слово было наблюдать интересно. Долго еще не могли местные жители свыкнуться с мыслью, что имеют дело не с дрессированным животным, а с человеком разумным. И Борису Арнольдовичу были потому близки эти чувства, что совпадали с его собственными.
Соседи ускакали по своим гнездам-коконам и сразу затихли там. Борис Арнольдович и Нинель остались одни.
— Ну вот, — подчеркнуто громко произнесла Нинель после паузы, — здесь я и живу. Вообще-то у нас каждый вечер мероприятия, но сегодня мы уже опоздали. Вы, я думаю, понимаете, что жилье должно быть строго индивидуальное. Так что вам придется пожить в моем, пока свое построите. А я с детьми буду. Только с детьми, вы наверняка понимаете, можно иметь совместное жилище. У меня, между прочим, двое детей осталось от погибшего мужа.
При этих словах у Нинели в голосе послышалась слеза, ну совсем как у настоящей женщины, послышалась и исчезла, сменилась прежней деловитостью и официальностью.
— Девчонки! — крикнула Нинель.
И тотчас из кокона, который был побольше, выскочили две потешные маленькие обезьянки.
— Надо же, не спят, — удивилась мать, — впрочем, они меня всегда дожидаются с пастбища, без гостинцев не ложатся, прямо беда с ними.
Тут в ее голосе, опять же как у настоящей женщины, послышались нежность, умиление и материнская гордость.
— Вот, познакомьтесь, пожалуйста, Борис Арнольдович, эта — Калерия, ей — семь, а эта, косоглазенькая, Елизавета, ей — восемь. Хотя вам, наверное, на первых порах будет трудновато их различать.
Борис Арнольдович хотел познакомиться, как подобает взрослому знакомиться с детьми, но дети не ведали пока еще об условностях и этикетах, ничем в этом смысле не отличаясь от прочих детей, они не позволили к себе прикоснуться, а, схватив из материнской сумки по одному большому плоду, забились в кокон и нипочем не захотели оттуда выйти, как Нинель их ни уговаривала. Только беспрестанно хихикали в ответ.
— Сиротки, измучилась я с ними, — скорбно сказала Нинель, оставив детей в покое, — безотцовщина. Прямо боюсь, что из них получится. Ну, давайте я вам покажу, как и что…
И Нинель юркнула в круглый лаз того гнезда, что было поменьше, дав Борису Арнольдовичу знак следовать за ней. Из дыры густо пахнуло псиной и еще чем-то малоприятным. Борис Арнольдович замешкался.
— Ну где вы там?
Делать было нечего.
— Это — кокон женский, — громко объясняла Нинель, — он по величине — средний, чтобы общаться с мужем, у кого он есть. Мужской кокон — самый маленький. Детский — самый большой. Строительство жилья у нас — дело сугубо личное. Каждый строит себе сам. Детям, естественно, помогаем… В общем устраивайтесь, отдыхайте, будьте как дома…
Нинель уже вылезла из кокона, чтобы отправиться к себе, но что-то ее остановило в последний момент. Как выяснилось через мгновение, это было любопытство.
— Послушайте, Борис Арнольдович, а все-таки, между нами, я никому не скажу, все-таки откуда вы? С Полуострова или с Материка? Или, может, вообще с другой планеты? А там у вас мясо едят? Одежду носят? Как вы относитесь к техническому прогрессу? — выпалила свои вопросы торопливым шепотом Нинель, то и дело она прикладывала палец к губам и опасливо озиралась, словно эти вопросы можно было не только подслушать, но и подсмотреть.