Тысяча И Одна Ночь. Книга 10 - без автора

И Абу-Сир сказал: "Это так и будет". И прочитал фатиху о том, что работающий будет зарабатывать и кормить безработного. А затем Абу-Сир запер свою лавку и отдал ключи её хозяину, а Абу-Кир оставил ключ у посланца кади, и лавка его была запертой и запечатанной, и оба взяли свои пожитки и отправились путешествовать.

Они сели на корабль в солёном море и уехали в этот же день, и досталась им на долю помощь, и, к довершению счастья цирюльника, среди всех, кто был на корабле, не было ни одного брадобрея, а было на нем сто двадцать человек, кроме капитана и матросов.

И когда распустили паруса на корабле, цирюльник встал и сказал красильщику: "О брат мой, это - море, на котором мы должны есть и пить, а у нас только немного пищи. Может быть, кто-нибудь мне скажет: "Пойди сюда, цирюльник, побрей меня". И я побрею его за лепёшку, или за полушку серебра, или за глоток воды, и мы с тобой будем этим пользоваться".

И красильщик сказал: "Это не плохо!" - положил голову на доски и заснул. А цирюльник поднялся и, взяв свои принадлежности и чашку, накинул себе на плечо тряпку вместо полотенца, так как он был человек бедный, и стал ходить между путниками.

И кто-то сказал ему: "Пойди сюда, о мастер, побрей меня"; и Абу-Сир побрил его, и когда он побрил этого человека, тот дал ему полушку серебра, и цирюльник сказал: "О брат мой, не нужна мне эта серебряная полушка! Если бы ты дал мне лепёшку, она была бы для меня благословеннее в этом море, так как у меня есть товарищ, а пищи у нас мало".

И человек дал ему лепёшку и кусок сыру и наполнил ему его чашку пресной водой, и Абу Сир взял это и, придя к Абу Киру, сказал ему: "Бери эту лепёшку и ешь её с сыром и пей то, что в чашке". И Абу-Кир забрал у него это и стал есть и пить.

А потом Абу Сир, цирюльник, взял свои принадлежности, положил тряпку на плечо и с чашкой в руке стал ходить по кораблю, среди путников. И он побрил человека за пару лепёшек и другого - за кусок сыру, и на него появился спрос, и всякого, кто ему говорил: "Побрей меня, мастер", он заставлял дать ему пару лепёшек и полушку серебра, - а на корабле не было цирюльника, кроме него. И не настал ещё закат, как он собрал тридцать лепёшек и тридцать серебряных полушек. И оказался у него сыр, и маслины, и молоки в уксусе, и когда он просил что-нибудь, ему давали, так что у него стало всего много.

И Абу-Сир побрил капитана и пожаловался ему на недостаток припасов в пути, и капитан сказал ему: "Добро пожаловать! Приводи твоего товарища каждый вечер, и ужинайте у меня. Не обременяйте себя заботой, пока будете ехать с нами".

И Абу-Сир вернулся к красильщику и увидел, что тот все спит, и разбудил его, и Абу-Кир, проснувшись, увидел подле себя много хлеба, сыра и маслин, и молоки в уксусе и спросил: "Откуда у тебя это?" И цирюльник ответил: "От щедрот Аллаха великого", И Абу-Кир хотел начать есть, но Абу-Сир сказал ему: "Не ешь, о брат мой, и оставь это, оно пригодится нам в другое время. Знай, что я брил капитана и пожаловался ему на недостаток припасов, и он сказал: "Простор тебе! Приводи твоего товарища каждый вечер, и ужинайте у меня! И первый наш ужин у капитана - сегодня вечером", - "У меня кружится голова от моря, и я не могу встать с мезга, - сказал Абу-Кир. - Дай мне поужинать этими вещами и иди к капитану один". - "В этом нет беды", - сказал Абу-Сир. И затем он сел и стал смотреть, как Абу-Кир ест, и увидел, что он отламывает куски, как отламывают камни от гор, и глотает их, точно слон, который несколько дней не ел, и пихает в рот кусок, прежде чем проглотит предыдущий, и таращит глаза на то, что перед ним, точно гуль, и пыхтит, словно голодный бык над соломой и бобами.

И вдруг пришёл матрос и сказал: "О мастер, капитан говорит тебе: "Веди своего товарища и приходи ужинать"; и Абу-Сир спросил Абу-Кира: "Ты пойдёшь с нами?" И тот ответил: "Я не могу идти!"

И цирюльник пошёл один и увидел, что капитан сидит, а перед ним скатерть, на которой двадцать блюд или больше, и он и его люди ждут цирюльника с его товарищем.

И когда капитан увидел Абу-Сира, он спросил: "Где твой товарищ?" И Абу-Сир ответил: "О господин, у него кружится голова от моря". - "Не беда, - сказал капитан, - его головокружение пройдёт. Иди сюда, ужинай с нами, я тебя ждал".

И потом капитан освободил блюдо с кебабом и стал откладывать на него от каждого кушанья, так что оказалось довольно на десятерых. И когда цирюльник поужинал, капитан сказал ему: "Возьми это блюдо с собой для твоего товарища".

И Абу-Сир взял блюдо, и принёс его Абу-Киру, и увидел, что тот перемалывает клыками еду, стоящую перед ним, точно верблюд, и отправляет один кусок вслед другому с поспешностью. "Разве я не говорил тебе: не ешь! - сказал Абу-Сир. - Благо капитана изобильно: посмотри, что он тебе послал, когда я рассказал ему, что у тебя кружится голова". - "Давай", - сказал Абу-Кир; и Абу-Сир подал ему блюдо, и красильщик взял его и начал жадно есть то, что на нем было, и все другое, словно пёс, оскаливший зубы, или сокрушающий лев, или рухх, который бросился на голубя, или человек, едва не умерший с голоду, который увидел еду и начал есть.

И Абу-Сир оставил его, и ушёл к капитану, и выпил там кофе, а потом он вернулся к Абу-Киру и увидел, что тот съел все, что было на блюде, и отбросил его пустым..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Когда же настала девятьсот тритридцать третья ночь, она сказала: Дошло до меня, о счастливый царь, что Абу-Сир, вернувшись к Абу-Киру, увидел, что тот съел то, что было на блюде, и отбросил его пустым. И тогда он взял блюдо и передал его одному из слуг капитана, и вернулся к Абу-Киру, и проспал до утра.

А когда наступил следующий день, Абу-Сир начал брить, и всякий раз как ему что-нибудь доставалось, он отдавал это Абу-Киру, и Абу-Кир ел и пил, садясь и вставая только для того, чтобы удовлетворить нужду.

И каждый вечер Абу-Сир приносил от капитана полное блюдо, и они провели таким образом двадцать дней, пока корабль не стал на якорь в гавани одного города.

И тогда они вышли с корабля, и вошли в этот город, и взяли себе комнату в одном хане, и Абу-Сир постлал в ней циновки, и купил все, что им было нужно, и, принеся мясо, сварил его. А Абу-Кир спал с тех пор, как вошёл в комнату в хане, и не проснулся, пока Абу-Сир не разбудил его и не положил перед ним скатерть.

И, проснувшись, Абу-Кир поел и потом сказал АбуСиру: "Не взыщи с меня, у меня кружится голова". И опять заснул.

И он провёл таким образом сорок дней, и каждый день цирюльник брал свои принадлежности и ходил по городу и работал, получая прибыль, а возвратившись, он находил Абу-Кира спящим и будил его. И Абу-Кир просыпался, и с жадностью принимался за еду, и ел так, как ест тот, кто никогда не насытится и не удовлетворится, а потом снова засыпал.

И он провёл таким образом ещё сорок дней, и всякий раз, как Абу-Сир говорил ему: "Сядь отдохни и выйди прогуляться в город - в нем есть всякие развлечения и блеск и красота, и нет ему подобного среди городов", АбуКир, красильщик, говорил ему: "Не взыщи, у меня кружится голова". И Абу-Сир, цирюльник, не хотел смущать АбуКира и заставлять его слушать обидные слова.

Но на сорок первый день цирюльник заболел и не смог выйти, и он нанял привратника хана, и привратник сделал то, что им было нужно, принёс им поесть и попить, и АбуКир так же ел и спал.

И цирюльник нанимал привратника хана для исполнения своих нужд четыре дня, а после этого болезнь его так усилилась" что весь мир исчез для него от жестокой болезни.

Что же касается Абу-Кира, то его сжигал голод, и он поднялся и стал шарить в одежде Абу-Сира и, увидев, что у него есть немного денег, взял их, и запер Абу-Сира в комнате, и ушёл, не уведомив никого, а привратник был на рынке и не видел, как он выходил.

Абу-Кир пошёл на рынок, и оделся в прекрасные одежды, и стал ходить по городу и смотреть, и увидел, что это город, подобного которому не найти среди городов, но все одежды в нем белые и синие - не иные. И он пришёл к одному красильщику и увидел, что все, что есть у него в лавке, - синее, и тогда он вынул носовой платок и сказал: "Эй, мастер, возьми этот носовой платок, выкраси его и получи плату". - "Плата за окраску этого двадцать дирхемов", - сказал красильщик. И Абу-Кир молвил: "Мы красим это в нашей стране за два дирхема". - "Иди крась его в своей стране, - сказал красильщик, - а я не буду его красить меньше чем за двадцать дирхемов. Мы не сбавим эту цену ни насколько". - "А в какой цвет ты хочешь его выкрасить?" - спросил его Абу-Кир. "Я выкрашу его в синий", - сказал красильщик. "Я хочу, чтобы ты его выкрасил в красный цвет", - сказал Абу-Кир. "Я не знаю красной краски", - сказал красильщик. "В зелёный", - сказал Абу-Кир. "Я не знаю зеленой краски", - ответил красильщик. "В жёлтый", - сказал Абу-Кир. "Я не знаю жёлтой краски", - ответил красильщик.

И Абу-Кир стал перечислять краски, краску за краской, и красильщик сказал ему: "Нас в нашей стране сорок мастеров, и их не бывает ни одним больше, ни одним меньше, и когда кто-нибудь из нас умирает, мы обучаем его сына, а если он не оставил потомства, нас оказывается одним меньше; если же у кого двое сыновей, мы обучаем одного из них, а когда он умрёт, обучаем его брата. Наше ремесло твёрдо установлено, и мы умеем красить не иначе, как в синий цвет".