Судьба вампира - Дэннис Крик

– Нет, спасибо, – Виктор замотал головой.

– А то бы посидели, выпили чаю. С алкоголем я давно завязал. Лет десять уже ни капли в рот не беру. Чего и вам советую. Только крепкий черный чай и хорошая сигарета – вот, пожалуй, и все мои удовольствия. Не много для счастья надо старому кладбищенскому сторожу. Не правда ли?

– Хотите закурить? – Холумбек протянул писателю сигарету.

– Вообще-то я предпочитаю сигары…

Прежде чем взять ее, Виктор долго смотрел на измятый фильтр, но потом все же решился.

– Не стесняйтесь, прикуривайте. Нечего стесняться своих привычек, даже если они не такие уж и полезные, – легкий кивок, за ним последовал брызг искр из зажигалки, и Виктор глубоко вдохнул желанный дым.

Нет, ощущения, конечно, были не такие, как после раскуривания сигары, но он так давно не брал в рот сигарету, что уже успел позабыть наслаждение, которое она может доставить.

Первая затяжка вернула ему успокоение и даже придала сил. Но потом вдруг тошнота взмыла со дна желудка и со скоростью головокружения достигла пищевода. Он закашлялся, и его вырвало прямо на землю, он еле успел сделать пару шагов к ограде, чтобы не осквернить могилу. Лицо посерело, и судорожный кашель согнул его пополам.

Когда писатель выпрямился, Холумбек уставился на него, будто увидел перед собой призрака.

– Да ты не куришь! – он закачал яйцевидной головой. – А чего брал тогда? И вид у тебя такой бледный. Ты случаем не болен? – взгляд его наполнился подозрением.

– Откуда ты приехал?

– Мне пора, – Виктор откашлялся и шагнул за калитку.

– Эй, как тебя зовут? Постой! Неужто весть о таинственной смерти бедняжки дошла и до вас? Эй, постой! Откуда ты?

Но писатель его уже не слышал. Быстрым шагом он шел по крайней аллее, и в голове его звенела пустота.

День четвертый. Вампир (мечтая о крови)

С наступлением ночи в городе пошел дождь.

Скрываясь от него, писатель забрел в ближайший мотель. Им оказалось ветхое трехэтажное здание с маленькими комнатками и унылыми коридорами, невесть каким образом приспособленное под заведение подобного типа.

На его счастье хозяин не стал спрашивать у него документы, молча приняв к оплате чудом сохранившуюся кредитную карту. Сие обстоятельство навело писателя на мысль, что в этом мотеле привал криминальных личностей отнюдь не редкость. Но это было ему только на руку.

Привыкший к вниманию публики, Виктор Мурсия не переставал удивляться тому, что в Менкаре его никто не узнает. Имя его должно было быть известно даже здесь, на окраине Большого Мира. Но тогда откуда взялась эта черствость со стороны местных? Эта дремучая непросвещенность и цинизм? Ладно, Варга, ладно Лео, но служанка Морелия, Холумбек… Вряд ли они слышали о нем.

Устроившись на малогабаритной кровати в комнате на третьем этаже, Виктор наконец-то смог побыть в одиночестве и привести мысли в порядок. Все, что его тревожило, не имело простого решения. Так же, как и ощущение несправедливо обвиненного не имело своего конца.

Пребывать в темной неге под закрытыми веками то количество времени, которое было необходимо для проработки дальнейшего плана своих действий, ему не позволил голод.

Едва он сомкнул глаза, как тот вернулся к нему со всей своей безудержной свирепостью, на которую было способно только это чувство.

Писатель нашел в холодильнике не первой свежести хлеб и сыр, сел за стол, наделал бутербродов. Но как только поднес один из них ко рту, снова почувствовал тошноту. Ее возвращение в живот было таким стремительным, что он едва сдержался от очередных позывов рвоты.

Виктор знал, что совсем скоро больные, физически ощутимые симптомы голода уйдут на второй план. На первый выйдет психологический ужас. Галлюцинации, потери сознания, обмороки – все это вкупе с остатками ломоты заглушит физические страдания и станет еще одним шагом в его приближении к смерти.

Лихорадка убьет его.

И если раньше отвращение к еде он оправдывал лишь ее тюремным происхождением, то теперь он склонен был отнести его к симптомам именно этой страшной болезни.

Тем не менее, он нашел в себе силы, чтобы отправиться ночью на кладбище.

Смириться с тем, что Анны Фабиански мертва – означало только одно – вычеркнуть из памяти тот день, который послужил началом его злоключений. И признать: все, что с ним случилось здесь, ему привиделось.

Приснилось.

Показалось.

Но как может показаться вся эта история человеку взрослому, здоровому и ранее никогда не уличенному в употреблении наркотиков и психотропных препаратов?

Показалось…

От этой мысли голова шла кругом. Если он еще окончательно не сошел с ума, всему этому должно найтись разумное объяснение. Он должен удостовериться в том, что тело лежит под землей. Пока он не увидит сам собственными глазами труп Анны Фабиански, он не успокоится.

Он хорошо подготовился к ночной вылазке. Дождался, пока окончательно стемнеет, нашел дежурный магазин, купил дождевой плащ, лопату, кирку, походный фонарь и рабочие матерчатые перчатки. Сложил их в мешок и отправился на кладбище.

Зная месторасположение могилы, ему не составило труда отыскать ее и ночью. Пробравшись через каменистый сад и ивы, он остановился у черного надгробия, свет фонаря выхватил из темноты лицо молодой девушки.

Так он простоял несколько минут, а потом, достав лопату и кирку, резво принялся за дело.

Дождь хлестал его по щекам. Пронизывающий ветер трепал волосы, забирался под плащ, заставлял дрожать. Но ни он, ни опасность быть уличенным за столь кощунственным занятием, не могли поколебать решимости писателя.

Он прокопал полтора метра в глубину, прежде чем его ноздрей коснулся трупный запах. Он зажал нос рукой, чтобы не поддаться рвотному рефлексу, перетерпел позывы желудка извергнуть желчь и продолжил раскопки.

Спустя полчаса лопата угодила во что-то твердое. Виктор отбросил ее в сторону и стал руками разгребать мокрую землю. А еще через несколько минут он откопал гроб, обитый черным ситцем.

К этому времени дождь превратился в ливень. Холодные капли барабанили по деревянной крышке гроба. Виктор оглянулся по сторонам, опасаясь, что за ним может кто-то следить, но никого не увидел.

Воспользовавшись киркой, он пробил в двух местах крышку гроба, просунул руки в дырки и потянул ее на себя. Ржавые гвозди заскрипели, деревянные борта прогнулись, и крышка поддалась. Последним рывком он сорвал ее и, не рассчитав отдачи, плюхнулся на спину. Сырая земля объяла холодом, промокшие ботинки захлюпали. Вытерев грязь с лица, он медленно поднялся и заглянул внутрь.

Гроб был пуст.

Писатель перевел дыхание и вонзил лопату в землю. Оперся на черенок, свесив голову вниз. Именно в этой позе его застал страх.