Горизонты внутри нас - Бен Окри

— Если пришел с добром, заходи!

Дверь скрипнула и впустила Туво. Комната была довольно большая; в ней стояло три кресла с подушками, посередине помещался обеденный стол, у стены — широкая кровать, а рядом старая-престарая радиола, у которой был такой вид, словно ее не включали уже много лет, журнальный столик, на котором лежали книги Ифейинвы и журналы, а в углу громоздилось большое трюмо. На стенах висели фотографии Такпо и Ифейинвы; у нее была довольно напряженная поза, и она не улыбалась, он в традиционном длинном иро и белой рубашке был воплощением гордости и самодовольства. На других фотографиях Такпо был запечатлен на фоне своей лавки, читающим газету. Плакаты с изображением белых девиц, пьющих кока-колу, а также различных городов мира с угрюмой претенциозностью красовались на покрытых плесенью тусклых стенах.

Такпо восседал за столом. Перед ним стояла огромная миска с дымящейся эбой и овощной суп. Он едва удостоил Туво взгляда.

— Входи, земляк, входи и раздели со мной трапезу бедного человека, — проговорил Такпо, отправляя в рот огромную пригоршню эбы, которой любой другой на его месте просто подавился бы.

— Спасибо. Я уже успел перекусить. — Тем не менее при виде Такпо, с аппетитом уплетающего эбу, у Туво так и потекли слюнки. Помолчав немного, он поинтересовался:

— Ну, как жена? — Он смягчил свой обычный, вызывающий тон, желая угодить хозяину.

— М-м, прекрасно, все хорошо.

Опять последовала пауза. Такпо был не из тех, кто разговаривает во время еды, ибо еда была для него самой большой в жизни радостью. Покончив с едой, он вымыл руки, вытер рот, отхлебнул большой глоток крепкого портера, откинулся на спинку кресла и принялся выковыривать ногтем кусочки застрявшего в зубах мяса.

— Ну, Туво, как дела? Все бегаешь за молодками, а? По-прежнему портишь окрестных девчонок, а? — Он громко расхохотался, и его малюсенькие, как у ящерицы, глазки сделались чуточку больше, темное лицо сморщилось, а нос изогнулся крючком.

Туво натянуто улыбнулся. Не так давно он с трудом избавился от губительного брака со вздорной бородатой женщиной. Он долго вожделел этой женщины, принимая обычную похоть за любовь. Он женился на ней, хотя отец и предупреждал: «Это не баба, а настоящий мужик, она заездит тебя до смерти. Не успеешь оглянуться, как отправишься на тот свет». Он не послушался отцовского совета. В первую же брачную ночь после свадьбы она «поставила его на колени», и говорят, он долго потом не мог разогнуться. А когда она толкла ямс, то ударяла пестом с такой же силой и вкладывала в это занятие тот же сокровенный смысл. Вскоре он понял, какую совершил ошибку. Она хотела безраздельно владеть и понукать им, она была упряма и вскоре, казалось, полностью прибрала его к рукам. Они постоянно дрались и во время драки крушили ценные вещи. В конце концов Туво всерьез вознамерился ее зарезать; она собрала свои пожитки и была такова.

Когда буря миновала, Туво отдался новой страсти: стал бегать за девушками. Было известно, что он тайком встречается и с некоторыми замужними женщинами в компаунде, но все-таки предпочтение отдавал совсем юным. Вот почему он неизменно появлялся на заднем дворе, если видел Омово и Ифейинву вместе, и постоянно следил за молодым художником. Он подозревал, что у Омово любовь с этой прелестной, такой соблазнительной девушкой, и завидовал ему. Он давно уже имел на нее виды, но Ифейинва решительно пресекала все его ухаживания. Он завидовал Омово и мечтал ему насолить. Он не сумел сделать карьеры, служа в министерстве, вышел на пенсию и ничем путным занять себя не мог.

Сейчас на его лице появилась кривая улыбка, словно он улыбался каким-то своим сокровенным мыслям, вспоминая что-то приятное.

— Да, да, — наконец сказал он. — Молоденькие девушки очень хороши.

Такпо громко рассмеялся.

— Скажи, что ты будешь пить?

— Пиво, если можно.

Они молча выпили.

— Послушай, — не очень уверенно заговорил Туво. — Послушай, я пришел предупредить тебя насчет жены…

Такпо выпрямился в кресле, насторожился, в глазах у него вспыхнул огонь. Как раз в этот момент в комнату вошла Ифейинва. Она была прелестна в фиолетовой домашней блузе и в короткой юбке. Глаза у нее были воспалены, как будто от слез. Коричневое лицо с шелковистой кожей излучало невинность и скромное очарование. Она взглянула на мужчин, поздоровалась, как подобает замужней женщине, с Туво и стала убирать со стола. Она собрала кости в суповую тарелку, вытерла тряпкой стол. Поставила на поднос грязную посуду и спросила:

— Принести воды?

Мужчины как-то странно молчали. Ее появление явно помешало их разговору. Она почувствовала неловкость, поняв, что разговор шел о ней, но держалась совершенно спокойно, будто это ее не касалось.

— Принести воды?

И тут вдруг Туво все стало ясно. Он понял истинную цену этому браку. Такпо постоянно хвастался своей женой — как она красива, как послушна и добродетельна и как они любят друг друга. Иногда он даже похвалялся, что они часто ходят в кино на индийские фильмы. Оказывается, все это ложь. Теперь ложь была очевидна: об этом свидетельствовали как ее спокойное достоинство и отчужденность, так и его напряженность и нервозность.

— Мистер Такпо, ну ответь же своей жене, — сказал Туво, как бы вступаясь за Ифейинву.

Такпо смирил свой гнев.

— Собери посуду и иди. Иди! Ты что, не видишь, что двое солидных мужчин разговаривают, а? Ох, уж эти молодые дурехи. Ты видишь, беседуют два солидных человека, и тем не менее задаешь глупые вопросы насчет воды. Убирайся прочь, пока я тебя не избил! — закричал он и, подскочив к Ифейинве, толкнул ее изо всех сил. Она не удержалась на ногах и упала. Туво кинулся ее поднимать.

— Мистер Такпо, зачем же ты так?

Ифейинва поднялась и стала собирать упавшую на пол посуду. Две тарелки разбились вдребезги. Она тщательно собирала осколки, лицо ее сделалось непроницаемым, глаза застыли словно льдинки, излучающие холодный блеск. Когда все осколки были собраны, она вышла из комнаты с тем же видом, с каким вошла: независимая, отчужденная и спокойная. В том, как она вышла, было что-то зловещее. Когда дверь закрылась за ней, Туво с укором сказал:

— Ты не должен был так поступать. Она еще молода, со временем научится себя вести, ай-ай-ай, что ты наделал!

Такпо, изогнув брови дугой, неподвижно уставился на дверь.

Туво нервно теребил пальцы.

— Не удивительно, что жена лупила тебя, — сказал Такпо, распрямив спину. — Вот как надо учить жену послушанию. Ты слишком мягкий, поэтому твои жены так с тобой и поступали, а то и вовсе убегали. — Такпо старался говорить как можно громче.

Губы Туво растянулись в презрительной усмешке.

— Ах, вот как! — запальчиво воскликнул он.

— Да, вот так.

— А ты знаешь, что ты старик?

— А ты? Старик, бегающий за молодками! Моя жена лучше твоих троих, вместе взятых и умноженных на четыре. Ты — красавчик, и чем же ты сейчас занимаешься? Гоняешься за малолетками, которые тебе в дочки годятся. Кому же должно быть стыдно — тебе или мне?

Туво захихикал.

— Ты говоришь так, словно завидуешь мне. Если малолетки увидят тебя, они начнут смеяться.

Такпо промолчал. Туво продолжал хихикать. Потом полез в карман. Такпо внимательно проследил за его жестом, желая увидеть, что именно тот достанет. Туво достал жвачку, вынул ее из обертки и бросил в рот. Такпо нахмурился, в глазах мелькнула тревога.

— Что случилось? Опять кто-то забрался к тебе в лавку?

Такпо покачал головой.

— Нет. Это из-за того парня.

Туво молчал.

— Я слышал разговор двух женщин. Будто у него что-то с Ифейинвой. Уж очень часто они встречаются на заднем дворе… Мне он нравится. Смирный такой парень. Ты думаешь, это…

Туво кивнул. Такпо снова откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

— Я спрашивал Ифи. Она сказала, что они просто беседуют о книгах, вот и все. Она не подняла на меня глаз. Она какая-то странная с самого первого дня, как я на ней женился. Сейчас…

Такпо выглядел усталым и старым. Под глазами у него залегли большие синие тени. Таким Туво его никогда не видел.

— Знаешь, он снова стал рисовать. На днях я хотел его спросить, не нарисует ли он мой портрет с Ифи, но не смог. У него такой вид, будто он не от мира сего. Он славный парень. Он не способен на такое.

Теперь заговорил Туво:

— Они болтали сегодня утром. До того, как мы приступили к уборке компаунда. Надо было их видеть. Весь компаунд наблюдал за ними. Ты бы посмотрел, как сияли у нее глаза, когда она на него глядела. Как фонари. Она даже не слышала, как я с ней поздоровался. Конечно, все дело в том, что он рисует, что он художник.

Они замолчали. Молчание длилось довольно долго.

— Прежде чем я решусь на какой-либо шаг, мне нужно все увидеть собственными глазами. Видно, он не знает, как я отделал этого дурака фотографа.