Год Оборотня, или Жизнь и подвиги дона Текило - Лана Туулли

Мимо опустошенных короткой битвой незадачливых охранников Башни пробежали два енота, подталкивающие откормленную беленькую козочку. У козы меж рогов сидел выводок перепелов и бойко обсуждал последние новости.

Следом прострекотали два черных жука-переростка – дон Текило видел их в маговой лаборатории, поэтому вяло поинтересовался у Ядвиги, на кой ляд маг жуков выводил, чего они делать умеют. Ядвига равнодушно пожала плечами. Нахмурилась, - видимо, почувствовала некоторое неудобство. Поднялась, огляделась, уверилась в том, что мужчины на нее не смотрят, завернула подол своего одеяния, чтобы увидеть, что же мешает ей нормально сидеть.

Снежно-белый крокодильчик встретился взглядом с Ядвигой, приоткрыл челюсти и, отцепившись от измочаленного балахона, упал на покрытую хвоей и опавшими листьями землю.

Потерявшая крышу над головой и непыльную работенку сторожевого оборотня девушка  презрительно наподдала спасшейся трети Оракула ножкой. Когда крокодильчик пролетал мимо пригорюнившегося брата Томаса, монах заорал, запрыгал, и откуда-то из недр его рясы вывалился второй крокодильчик. Он пощелкал нефритовыми челюстями, прожевал что-то, отчекрыженное от святого брата, и мерзким голосом проговорил:

- Вы думаете, что всё закончилось? А вот и нет!

- А вот и нет! – фальцетом подтянул второй.

- Убью сволочей, - слабым голосом прокомментировал брат Нобель.

- Живой! – обрадовался брат Томас и бросился поднимать единоверца. Дон Текило вздохнул с облегчением, наблюдая, как монахи помогают подняться  зеленовато-бледному Нобелю. О том, что бедняга чудом избежал смерти, сейчас напоминали только кровавые пятна на порванной рясе.

Отец Гильдебран тяжело опустился рядом с иберрцем.

- А ведь если бы ты его из пламени не вытащил, Нобель бы погиб, - прошептал старик.

- Да ладно… - отмахнулся дон Текило.

- Почему все так сразу забыли, по чью шкуру пришли дракон, гномы и полиция? – спросил глазастый крокодильчик у своего собрата. Тот с плохо скрываемым удовольствием ответил: - Потому, что думают, что все закончилось!

- А вот и нет! А вот и нет!!! – принялись на два голоса распевать крокодильчики. При этом они пытались перепрыгивать с лапки на лапку, будто танцуя от распиравших их восторгов.

Ядвига подняла две нефритовые статуэтки и поднесла их близко к своим глазам. Крокодильчики похабно заухмылялись и выдали:

- Вы, наверное, думаете, что гномы в Башне погибли?

- Или что гномы испугались, и из Башни сбежали?

- И что судебный пристав Ломас перепугался, дал деру и сгинул в ближайшем болоте?

- А вот и нет! А вот и нет!!

Брат Нобель сделал попытку ударить в Оракула молнией. Увы, молния получилась слабенькая, к тому же она отлетела и ударила в босую пятку брата Тимофея – тот потерял сандалии, когда дон Текило вытаскивал его за шкирку из рушащейся Башни.

Брат Тимофей икнул.

Братия и дон Текило меланхолично пронаблюдали, как Ядвига втоптала одного из Оракулов в лесную почву, наступила сверху и предложила второму крокодильчику объяснить свое ехидство или разделить участь товарища.

Тот, дразнясь,  неизвестно как ухитрился показать из нефритовой пасти кончик языка. Но потом посмотрел в протуберанцы золотых глаз с черным вертикальным зрачком и повел себя адекватнее:

- Между прочим, сейчас здесь появятся гномы обобранного доном Текило Альтиста клана Гогенбрутт.

И точно – буквально сразу же зашевелилась земля, и, как только Ядвига переступила с кочки, пласт дерна вывернулся, и из образовавшейся дыры высунулась голова гнома.

На макушке, вцепившись в гномьи космы, сидел третий ухмыляющийся нефритовый крокодильчик.

- А… А дракон где? – осторожно, шепотом, спросил гном.

Монахи вяло махнули рукой: над полянкой, где отдыхала в руинах магова Башня, в темном небе, по направлению к белому мутному диску Луны, парил постепенно уменьшающийся силуэт дракона.

- Ага, ага, - обрадовался гном. И крикнул вниз какую-то фразу.

Ядвига спешно затребовала перевод. Тот крокодильчик, которого она держала в руках, скабрезно заупрямился, но в ответ на постукивание по ближайшему дубу, все-таки выдал:

- Он велел братве выходить.

- Какой братве? – не понял переутомившийся брат Нобель.

А на отца Гильдебрана, должно быть, снизошло божественное – то бишь, единороговое – откровение.

Пока дон Текило, Ядвига и брат Тимофей устало пытались понять, что к чему, пожилой монах свистнул брату Томасу и тот, резво подпрыгнув, попытался упасть на голову высунувшемуся из-под земли Гогенбрутту.

Гном перепугался, увидев, как на него падает гора монашьих мускулов, заорал и скрылся в вырытом ходе.

Брат Томас начал придирчиво осматривать окрестности, а не вспучится где кусок дерна, чтобы снова с боевым воплем придавить своими воистину медвежьими габаритами воинственных недоросликов.

Ядвига, принюхавшись к лесным запахам, всполошилась:

- Сюда возвращается… этот, как его… С печатями из красного сургуча и пергаментами!

- Судебный пристав Ломас, - пояснил дон Текило, поднимаясь на ноги.

- Арестовывать идет, - на три голоса пояснил Тройной Оракул. – Ой, сейчас что-то будет!!!

Отец Гильдебран печально повздыхал:

- Прости, сыне... Пока Нобеля исцелял, запас маны до капельки истратил, так что помочь тебе ничем не смогу.

- Да я, собственно, и не настаиваю, - отнекивался дон Текило.

- Ты, сыне, ступай. Гномы тут долго, - отец Гильдебран посмотрел, как Томас самозабвенно давит откормленными окороками вырываемые старательными копателями кротовины, - гномы тут очень долго задержатся, а все ж не навсегда. Так что у тебя еще есть шанс одуматься и попробовать начать праведную жизнь.

- Дорогой! – обняла иберрца Ядвига, - ты должен спешить! С северо-запада приближается еще один конный отряд, с ним… - ноздри оборотня раздулись, - с ним сторожевые леопарды и…

- И один настоящий оборотень! – прибавили крокодильчики. – Сейчас прольется чья-то кровь!

- Я задержу их, - решительно заявила Ядвига, чмокнула дона в щеку и собралась перекидываться в рысь.

- Ой! Кровь уже пролилась! – испуганным девчачьим голоском поведал один из Оракулов. – Один из всадников прихлопнул у себя комара на шее!

Отец Гильдебран коротко и кротко отсоветовал Ядвиге тратить  магические Силы, дескать, она и так израсходовалась, того и гляди застрянет в каком-нибудь облике, а еще того хуже – терять способности начнет, или лысеть, чего доброго…

- Я спасу его! – упрямо ответила Ядвига. – Чего бы мне это ни стоило! Дорогой, - бросилась она на шею иберрцу. – Спасайся! Твоя Ядвига сейчас быстренько победит всех преследователей!! А пока… Возьми это, - и девушка-оборотень подхватила на руки какой-то предмет, отозвавшийся слабым стуком, завернула его в кусок рясы, оторванный от свалившегося в астрал брата Тимофея, и протянула сверток дону Текило. – Возьми! это будет предупреждать тебя о возможной опасности! Главное – не волнуйся из-за меня! Я обязательно тебя догоню – и последую за тобой хоть на край света! Я буду рядом с тобой всегда!!!

Дон Текило почесал пострадавшую в суматохе ночи лысинку, машинально прижал к груди сверток, попытался решить, что ж делать дальше…

Строго говоря, решающим аргументом послужила именно клятва Ядвиги в вечной любви и преданности иберрскому вору. Нет, господа хорошие, разборки с трезвыми и злыми гномами – это плохо. Судебный пристав с кипой ордеров на розыск и арест – чуть лучше, но тоже никуда не годится.

Дракон… Визит рассерженного дракона худо-бедно пережили.

Но еще хотя бы неделя с женщиной, то есть, оборотнем, то есть охранным артефактом, которая искренне готова разделить с ним, доном Текило, остаток его жизни!

Дон Текило и сам не заметил, как ноги понесли его в чащу Чудурского леса. Прочь от побитых, расцарапанных и морально придавленных монахов Ордена Единорога, прочь от заботливой, взбалмошной и любящей Ядвиги, прочь от Тройного Оракула…

Пришел в себя дон Текило только несколько часов спустя.

Остановился, зажимая колотье в правом боку, попытался выровнять дыхание… Привалился к стволу сосны, подумал о том, что становится староват для подобных приключений. И посмотрел на содержимого свертка, полученного на добрую память от прекрасной Ядвиги.

В жизни авантюриста и дамского угодника, которую вел дон Текило, расставание с прекрасным полом практически всегда сопровождалось такими вот свертками. Ну, конечно, комоды тоже бывали, но свертки, положа руку на сердце, присутствовали гораздо чаще. И дону Текило обычно нравились милые пустячки, свидетельствующие о расположении дамы. Тем более, что в девяноста случаях из ста свертки включали жареную курицу, краюху хлеба, сыр, пирог, фляжку винца, или что-то наподобие. Конечно, в десяти процентах случаев под слоями ткани оказывались портреты тоскующей красавицы (допустим, в изящной серебряной рамочке), или платок с ее слезами (платок с пышной кружевной каймой, да еще из цинского шелка, да вдруг с вышивкой мелкими жемчужинками), или золотая цепочка, которая была на шее прелестницы в тот день, когда она повстречала крепыша с лысинкой… Тоже неплохо – декоративности с воспоминаниями дон Текило загонял в ближайшем населенном пункте, сопровождая продажу повестью из цикла «Тысяча красавиц, ради которых я способен на многое».