Переписка 1826-1837 - Александр Пушкин

Простите.

Весь ваш А. П.

Адрес: Евгению Абрамовичу Баратынскому, в Чернышевском переулке, в доме Энгельгарда, в Москве. Пр.[ошу] дост.[авить] И. Е. Великопольскому.

373. M. Риччи — Пушкину. Март — первая половина апреля 1828 г. Москва.

Depuis quelque temps, aimable Mr Pouchkin, je me suis adonné à un des fléaux (au dire de Byron) des écrivains,[170] à la traduction. Votre grand talent ne pouvait pas m'échapper, aussi je vous envoie un petit échantillon de la manière dont je vous estropie.

Écrivez-moi ce que vous en pensez, et si vous me trouvez plus fidèle que vous en amour, soyez assez bon pour m'indiquer les pièces ou fragments que vous voudriez voir passer dans notre langue. Ce qui vous rendrait adorable à mes yeux, ce serait de m'envoyer quelques morceaux de votre Boris Godounoff, que je ne confierai à personne. Madme la P-sse Zénéide a envoyé à Mr Kasloff une Ode de Derjavin traduite par moi. Vous me feriez grand plaisir d'y jeter les yeux, et de m'en parler sans phrases. Mon éditeur, toujours la P-sse Zénéide, veut absolument vous faire connaître deux pièces de vers de mon cru, que le P-ce Abalienski recevra d'elle. Si Onéghin-Boyan-Pouchkin veut arracher un moment à son dolce far niente (ce qui ne l'empêche pas de faire beaucoup) — en ma faveur, je lui en serai bien reconnaissant.

Votre tout devoué

Ricci. [171]

[Приложение: ] [172]

Il Genio Malefico.Nei di che nuovi eran per me beatoDe l'esistenza i moti, e il dolce incantoD'un guardo, e della selva il fremer grato,De l'usignuolo ed il notturno canto;Allor quando i sublimi sentimenti,La liberta, la gloria, l'amore,E de l'arti gli inspiratori accentiFluire il sangue fean con tanto ardore;L'ore de la speranza, e del dilettoD'angoscioso oscurando e pronto allarme,Allor tal genio di malizia infettoOccultamente diessi a visitarme.Fu il nostro incontro ognor tristo ed acerbo;L'amaro suo sorriso, e lo suo fosco,E strano sguardo, il velenoso verbo[Mi versavan nel sen] Versavanmi nel cuor gelido tôsco.D'inesausta calunnia traboccanteLa providenza lo suo ardir tentava;Illusion lo di belta brillanteEra per el; l'inspirazion spregiava.Ad amor non credeva, a libertate;Su la vita volgea maligni i rai;E di natura ne l'immensitateEi nulla benedicer volle mai.

374. A. X. Бенкендорфу. 18 апреля 1828 г. Петербург.

Милостивый государь Александр Христофорович

По приказанию Вашего превосходительства, являлся я сегодня к Вам, дабы узнать решительно свое назначение, но меня не хотели пустить и позволить мне дожидаться.

Извините, Ваше превосходительство, если вновь осмеливаюсь Вам докучать, но судьба моя в Ваших руках, и Ваша неизменная снисходительность ободряет мою нескромность.

С истинным, глубочайшим[173] почтением и сердечной преданностию, честь имею быть

Вашего превосходительства милостивый государь покорнейшим слугою,

Александр Пушкин. 18 апреля

Адрес: Его превосходительству милостивому государю Александру Христофоровичу Бенкендорфу.

375. А. X. Бенкeндорф — Пушкину. 20 апреля 1823 г. Петербург.

Милостивый государь, Александр Сергеевич!

Я докладывал государю императору о желании Вашем, милостивый государь, участвовать в начинающихся против турок военных действиях; его императорское величество, приняв весьма благосклонно готовность Вашу быть полезным в службе его, высочайше повелеть мне изволил уведомить Вас, что он не может Вас определить в армии, поелику все места в оной заняты и ежедневно случаются отказы на просьбы желающих определиться в оной; но что он не забудет Вас и воспользуется первым случаем, чтобы употребить отличные Ваши дарования в пользу отечества.—

Сообщая Вам, милостивый государь, сие высочайшее решение, имею честь быть с совершенным почтением и искреннею преданностию,

милостивый государь, покорнейшей слуга А. Бенкендорф.

№ 1603. 20. Апреля 1828. Его высокоблагор[оди]ю А. С. Пушкину etc. etc.

376. A. X. Бенкендорфу. 21 апреля 1828 г. Петербург.

Милостивый государь Александр Христофорович

Искренне сожалея, что желания мои не могли быть исполнены, с благоговением приемлю решение государя императора и приношу сердечную благодарность Вашему превосходительству за сниходительное Ваше обо мне ходатайство.

Так как следующие 6 или 7 месяцев остаюсь я вероятно в бездействии, то желал бы я провести сие время в Париже, что, может быть, в последствии мне уже не удастся. Если Ваше превосходительство соизволите мне испросить от государя сие драгоценное дозволение, то вы мне сделаете новое, истинное благодеяние.

Пользуюсь сим последним случаем, дабы испросить от Вашего превосходительства подтверждения данного мне Вами на словах позволения: вновь издать раз уже напечатанные стихотворения мои.

Вновь поручая судьбу мою великодушному Вашему ходатайству, с глубочайшим почтением, совершенной преданностию и сердечной благодарностию, честь имею быть

милостивый государь Вашего превосходительства всепокорнейший слуга. Александр Пушкин.

С. П. б. 1828 21 апреля.

377. П. А. Вяземский и Пушкин — В. Ф. Вяземской. 21–22, 23, 24 и 26 апреля 1828 г. Петербург.

[П. А. Вяземский:]

Слава богу и Горголи, ты на месте, дома без беды. Хорошо же ты загулялась. Если ты прожила 12 дней в Пензе, то я могу прошататься 12 месяцев; во-первых я муж, а ты жена, следовательно, мне всё можно, а тебе почти ничего, после этой причины другие не нужны. А смерть хочется, приехав, с Вами поздороваться и распроститься, возвратиться в июне в Петербург и отправиться в Лондон на пироскафе, из Лондона недели на три в Париж, а в августе месяце быть снова у твоих Саратовских прекрасных ножек, смотри же у твоих, а не у ножек умытых. Вчера были мы у Жуковского и сговаривались пуститься на этот Европейский набег: Пушкин, Крылов, Грибоедов и я. Мы можем показываться в городах как Жирафы, или Осажи — не шутка видеть четырех русских литтераторов. Журналы верно говорили бы об нас. Приехав домой, издали бы мы свои путевые записки: вот опять золотая руда. Право можно из одной спекуляции пуститься на это странствие. Продать заранее ненаписанный манускрипт своего путешествия которому-нибудь книгопродавцу, или например Полевому, деньги верные. Не так ли, моя сударушка? Рассудок, или лучше сказать любовь моя к тебе держит меня за полу, а [-] [174] и ноги так и зудят. В два месяца собрать воспоминаний на десять лет, материалов на два тома in-8 [175]. Да это клад карманный и сердечный. Вы видно очень поладили с Горголи. Он сюда пишет о тебе старухе Вяземской, у которой был я сегодня и видел красный-день Завадовскую. У нее видел я и Голицыну, la princesse Michel, la princesse de Charenton [176], бывшую Шувалову. Она меня позвала к себе на вечер и мне жаль, что я с нею поздно познакомился. У нее [177] мне очень понравилось. Она презабавная и преживая, молодая хозяйка Голицына — Балк очень мила, другая Голицына — Суворова также показалась мне, или только послышалась очень мила и приветлива. Я с нею не знаком. Встретил я там Юсупову, саратовскую Голицыну, которая на лето едет в Ревель. Он выезжает в четверг, если не солжет, возьмет от меня несколько посылок. Хорош Ваш Сабуров. Я нарочно заезжал к нему, оставил записку, прося его дать мне знать когда поедет, и он уехал, не сказавшись мне. Ты меня раззорила своими покупками, тем более, что покупая для тебя твои перкали, бук-муселины, соблазнился и я, и накупил для себя разной дряни. Слава богу, свадьба в пятницу, то есть, 27-го. Мне душно здесь, я в лес хочу. Мне душно здесь, в Париж хочу. Пушкину отказали ехать в армию. И мне отказали самым учтивым образом. Только и разговора, что об La Roche-Jacquelin [178], сыне героини. Он, говорят, едет волонтером. Я видел его издали в театре. Он едет 24-го. Pétersbourg est devenu la Vendée. La Roche-Jacquelin est son héros [179]. У Голицыной видел я Polier [180], мужа Шуваловой. Высокий, видный, черноватый мужчина. Что-то в роде Риччи. По последним известиям княгине Софье Волконской лучше. Княжна Алина вероятно приедет летом в Одессу, где будет отец ее. Твой приятель St-Priest [181] застрелился; говорят, в Италии, в Риме, в церкви в самое светлое воскресение. Впрочем эти подробности слухи, а самоубийство его, кажется, достоверно, по крайней мере графине Остерман уже объявили о его 13 смерти. Рассказывают, что он проигрался, другие, что он был влюблен в Юлию Самойлову, узнал о ее измене и проч. и проч. Вероятно, всё это шитье по канве; по несчастию канва есть, то есть смерть. Вчера слышал я и о смерти своей приятельницы, Нелидовой. Ты знаешь ли, что и муж ее умер. Нелидова была в Польше, больна горячкою, узнала нечаянно о смерти мужа, и болезнь ее усилилась. Вот как мне сказывали. Был у меня Кожухов, говорит о своей невинности, о своем несчастии: впрочем, несчастлив он, во всяком случае. Дело его уже более года продолжается и не кончается. Дочери его в пансионе у Madame Jarni [182]. Он, кажется, отдает их сюда в институт. И я ему то же советовал. В их положении нет им лучшего пристанища. Здесь Шепелев, едет также в Константинополь; я его еще не видал, но завтра буду обедать с ним у Кутайсовой. Он говорит, что едет на войну для детей; разве с надеждою, что его убьют, и что смерть его спасет имение от совершенного расстройства. Кутайсова-мать говорила ему, что он едет в армию маркитантом, vivandier [183]: и в самом деле, вероятно проку только и будет, что станет он кормить и поить главную квартеру. Вчера выехал великий-князь. Государь выезжает в середу, государыня в пятницу. А я когда? Бог весть, а скоро, особливо же, если поеду в Париж через Мещерск. А право брюхом хочется в Париж, но не ниже, следовательно, не ревнуй. Надобно же мне утешиться, что не берут в Царь-Град: я свой найду Царь-Град в Париже. То Константинополь, Стамбул, а настоящий Царьград Париж, после Пензы, или прежде Пензы, или рядом с Пензою; а особливо же на моей карте сердечной, потому что рвусь и в тот и в другой город и никак не желал бы отправиться в Париж, не заехав в Пензу. 24-го. Вчера был я у Новосильцовой-Апраксиной: она приняла меня, но я слышу, что доктор ее отчаивается в ее жизни. Она в сильной чахотке, однако же собирается в Ревель. Обедал я у Кутайсовых с Шепелевым и Дурновой, которая говорит que vous êtes très jolie [184]: неправда ли, что она очень мила? Хотя только глаза остались у нее прежние, а то всё прочее скомкалось. Шепелев едет на войну, для него настоящий военный пир, со всею горячностью буйной молодости. А меня на этот пир не пустили. От того-то я на других и скалю зубы. Пушкин с горя просился в Париж: ему отвечали, что как русский дворянин имеет он право ехать за границу, но что государю будет это неприятно. Грибоедов же вместо Парижа едет в Тегеран чрезвычайным посланником. Я не прочь ехать бы и с ним: но теперь мне и проситься нельзя. Эх, да матушка Россия! попечительная лапушка ее всегда лежит на тебе: бьет ли, ласкает, а всё тут, никак не уйдешь от нее. Я тебя замучил своими недомолвками и жгу твое любопытство на малом и на большом огне. Ну так узнай же всё, слушай: Киселев, как был здесь, втянул меня в желание проситься быть при нем. Он взялся за это, думая, что дело не повлечет за собою никаких затруднений: начал, и затруднения обступили. Между тем он уехал и поручил мне кончить с Бенкендорфом. После нескольких переговоров незначительных и о коих писать нечего, подал я Бенкендорфу письмо, и вот ответ его. Своего письма вероятно не пришлю тебе, лень списывать, да и главное в ответе. Мне тут больно, что я в ином не поступил по собственным вдохновениям, а следовал советам приятелей: советы эти не помогли, потому что дело не состоялось; следовательно и по моему было бы не хуже. Я сперва хотел писать прямо к государю и писать прямо; меня своротили на Бенкендорфа, он человек добрый, я в этом уверен: но что может быть у нас с ним общего и зачем мне ехать на Бенкендорфа, когда дорога моя на Россию и на царя? Удивляюсь неудаче своей и не понимаю ее. Понимаю, что государь не хотел бы принять меня в службу, но раз соглашаясь 14 принять: не хотеть дать мне такое-то, или другое место, дело странное. Впрочем, я тут не узнаю государя, то-есть могущества его, а вижу только мелкие предубеждения и возню нижних чинов. По крайней мере, мне известно, что хотя я весьма немногим говорил о своем желании и то необходимым, в то же время все государственные мужи знали о нем и без сомнения все перечили. Я имел случай узнать на верное, что наш возлюбленный племянник, вице-канцлер и действительная свинья, Нессельроде, был в этом деле одним из моих противных ветров, то есть попросту [-] отца своего. Бог с ними! Я тут собою доволен тем, что это мне крови не вскипетило и не взбудорожило желчи: стало я стал благоразумнее, или здоровее, и то и другое очень хорошо. Теперь мое дело сделано: я возвращаюсь в ряды бездейственной, но грозной оппозиции. У нас ничего общего с правительством быть не может. Je n'ai plus ni chants pour toutes ses gloires, ni larmes pour tous ses malheurs [185]. Ответ Бенкендорфа похож на жеманство старой [-]: je ne sais pas filer le parfait amour et surtout avec le gouvernement [186]. Сказав свое мнение о недоброжелателях, что скажу о доброжелательных приятелях: в них нашел я точно горячее желание, но большую трусость в исполнении. И после того, они удивляются, что трудно делать у нас добро. Да, я думаю, будет трудно, когда малейшая морщина на печеной роже Нессельроде кажется им грозною тучею. Они хотят провести немощного приятеля через дорогу и точно желают от доброй души: но вдруг видят на дороге щепку и обращаются назад, боятся заносить ногу, говорят приятелю, подождем: неравно ты заденешь эту щепку и упадешь, хуже будет. Вот что со мною было. Аминь. Чтобы доказать тебе, что я лучший родственник, чем Нессельроде, спешу сказать тебе, что я послал по почте тетушке Кожиной пластырь, о котором мне она писала. Куда хочет она приложить его? Вчера умер князь Салтыков, муж Катиши Долгоруковой, кажется, после тяжкой и долговременной болезни. Говорят, он для жены ничего не сделал, то-есть не только при жизни, но и по смерти. Государь выехал вчера в ночь. Государыня едет сегодня. Веймарскую Марию Павловну ожидают сюда на днях. Наконец наша свадьба завтра. Я рад, что уже не будут встречные и поперечные спрашивать у меня сто раз на день: когда же Ваша свадьба? Кажется, в городе много было толков об ней за медлением. Мицкевич здесь: тоже хочет проситься в чужие краи для поправления здоровья; но вероятно и ему откажут: такая полоса. Ты найдешь перевод его последней поэмы в Московском Вестнике. Он сказывал мне, что у Зенеиды начинают немного распеваться. Я послал к саратовскому Голицыну покупки для тебя, и вот счет Английского гамазея. Барышни уверили меня, что там купить вернее, а я уверяю их, что они пополам с англичанами хотели поддеть меня на верное рублей на 50 лишних. Всё приданое висит и лежит теперь на виду. Говорят, что во всем много вкуса, а для меня во всем много грусти. Невесте, однако же, кажется весело смотреть на свое добро. О женщины! когда в Вас есть ребячество, то никакое дитя не перещеголяет Вас. Третьего дни был для меня великий день: давали Gazza ladra [187] и хотя не Замбони играл роль отца и не он сказал: nepur l'estreme amplesso, questo troppo crudeltà [188] (так ли, Матушка Ваше сиятельство, ученица г-на Галли?), а я был в восхищении. Дебютантка, здешняя певица Шауберлекнер, была в роле Нинеты, голос у нее хорош и приятен, есть искусство, но грудь слаба и на нее надеиться нельзя. Марколини в роле отца был хорош, хотя он еще и новичек на сцене и в пении: но маркиз Николини в роле Перуцци мне вовсе не нравится. В первый раз видел я театр полный и публику жаркую. Прощай, моя душа. Постараюсь еще прислать тебе с Голицыным тюль для Прасковьи Юрьевны и твои очки и твоему любовнику. 15 Благословляю и цалую Вас от всей души. Когда обойму на яву? Пора, пора. А куда же после поеду? Бог с Вами и со мною.