Переписка 1826-1837 - Александр Пушкин

Ваша индейская сказка Переправа [121] в евр.[опейском] журнале обратит общее внимание, как любопытное открытие учености, у нас тут видят просто повесть и важно находят ее глупою. Чувствуете разницу? Вестн.[ик] Моск.[овский] по моему беспристрастному, совестному мнению — лучший из русск. ж.[урналов]. В Т.[елеграфе] похвально одно ревностное трудолюбие — а хороши одни статьи Вяземского — но зато за одну статью Вяземского в Тел.[еграфе] отдам три дельные статьи М.[осковского] Вестн.[ика]. Его критика поверхностна или несправедлива, но образ его побочных мыслей и их выражения резко оригинальны, [122] он мыслит, се́рдит и заставляет мыслить и смеяться: важное достоинство, особенно для журналиста! Если вы с ним увидетесь, скажите ему, что я пред ним виноват, но что всё собираюсь загладить свою вину. Не знаю, увижу ли я Вас нынче; по крайней мере хочется зимою побывать в белокаменной. До свидания, милый и любезный. Весь ваш без церемоний.

31 авг. Михайловское.

P. S. Еще слово: издание Урании, ей богу, может, хотя и несправедливо, повредить Вам [123] в общем мнении порядочных людей. Прочтите, что́ Вяз — [емский] сказал об альманахе издателя Благонамеренного; он совершенно прав. Публика наша глупа, но не должно ее морочить. Так точно как журнальный сыщик Сережа глуп, но не должно его наверное обыгрывать в карты. Издатель журн. должен все силы употребить, дабы сделать свой журнал как можно совершенным, а не бросаться за барышом. Лучше уж прекратить издание; но сие было бы стыдно. Говорю вам просто и прямо, потому что вас искренно уважаю. Прощайте.

Стансы к царю им позволены, Песни о Стеньки не пропущены.[124]

Адрес: В Москву. В Университетскую книжную лавку г-ну Ширяеву дл.[я] дост.[авления] М. П. Погодину.

346. Алексей Н. Вульф, Анна Н. Вульф и Пушкин — А. П. Керн. 1 сентября 1827 г. Тригорское.

[Алексей Н. Вульф:]

Точно, милый мой друг, я очень давно к тебе не писал; главнейшая причина была та, что я надеялся ежедневно ехать в Пет[е]рб.[ург], но теперь, когда я вижу, что сия желанная минута не так скоро приближится, я решил тебе снова напомнить обо мне. — Судьбе угодно, чтобы прежде, нежели я вступлю на опасную стезю честолюбия, я бы поклонился праху предков моих, как древние витязи севера, оставляя родину, беседовали на могилах своих отцов — коих в облаках блуждающие тени — прости, мой ангел, я было хотел себя сравнить с Оссиановыми героями и уже был на пути — но сестра, которая, стоя перед зеркалом, взбивала кудри, дала мне заметить, как хорошо у [125] ней [ле[вая]] правая * сторона взбита, и тем прервала полет моей фантазии, м

[Анна Н. Вульф:]

Не могу вытерпеть, чтоб не прервать его поэтического рассказа [за кото[рый]] и чтоб не сказать тебе, что ты обязана сему двум тарелкам орехов и яблоков с зернышками, которые он съел для вдохновенья et cela par sympathie en voyant dans ma lettre que tu mangeais du pâté et lui mange des noisettes ** et des pommes etc. etc [126]. — [Алексей H. Вульф: ] Ты видишь, что сестра не дает

[Пушкин:]

—

Анна Петровна, я Вам жалуюсь на Анну Николавну — она меня не цаловала в глаза, как вы изволили приказывать. Adieu, belle dame [127].

Весь ваш

Яблочный Пирог.

[Алексей Н. Вульф:]

равно как и А.[лександр] П.[ушкин] мне сказать тебе без дальних околичностей, что я на сих днях еду в Тверь а после, когда бог поможет, и к Вам, в Питер. Вот тебе покуда несколько слов, приехав в колыбель моей любви, я напишу тебе более. Здравствуй.

1 сентб. 827

Тригорск. [128]

Распечатав пакет, ты найдешь на нем вид Тригорского, написанный А.[лександром] С.[ергеевичем] П.[ушкиным]. Сохрани для потомства это доказательство обширности Гения, знаменитого поэта, обнимающего всё изящное. [129]

____________

* (ошибся, левая)

** [Алексей Н. Вульф: ] кои для меня столь же вкусны, как для тебя пироги яблочные.

347. А. Х. Бенкендорфу. 10 сентября 1827 г. Опочка.

Милостивый государь Александр Христофорович

С благоговением и благодарностию получил я чрез Ваше превосходительство отзыв государя императора. Почитаю за счастие во всем повиноваться высочайшей его воле.

Что касается до моего дела с г. Ольдекопом, то я не осмелюсь вновь по оному беспокоить Ваше превосходительство. Вы изволили весьма справедливо заметить, что и там, где находятся положительные законы на счет перепечатания книг, не возбраняется издавать переводы вместе с подлинниками. Но сие относится только к сочинениям древних или умерших писателей; если же допустить у нас, что перевод дает право на перепечатание подлинника, то невозможно будет оградить литературную собственность от покушений хищника.

Повергая сие мое мнение на благоусмотрение Вашего превосходительства, полагаю, что в составлении постоянных правил для обеспечения литературной собственности вопрос о праве перепечатывать книгу при переводе, замечаниях или предисловии весьма важен.

С глубочайшим почтением и совершенной преданностию, честь имею быть милостивый государь Вашего превосходительства покорнейший слуга Александр Пушкин.

Опочка. 1827 10 сентября

348. П. А. Плетнев — Пушкину. 22 сентября 1827 г. Петербург.

Мне странно, что ты леность свою стараешься прикрыть благовидными причинами. „Не хочешь беспокоить часто Цензора“. Это в сущности-то значит: лень приняться за поправку и переписку. Всего удивительнее противоречие между твоими желаниями и поступками. Денег хочется, да они и крайне тебе нужны. А сам ты ежедневно теряешь свой доход. Все спрашивают прежних поэм твоих и мелких стихотворений. Продать издание какому-нибудь книгопродавцу значит разделить с ним пополам свое имение. Одно средство остается: накопить нынешнею зимою побольше денег, да с будущей весны и приступить к хорошенькому новому изданию всех твоих стихотворений вместе, или по частям, в одном только формате и в каком-нибудь порядке постоянном, что будет полезно и для грядущих творений твоих. Ни что так легко не даст денег, как Онегин, выходящий по частям, но регулярно через два или три месяца. Это уже доказано a posteriori [130]. Он, по милости божией, весь написан. Только перебелить, да и пустить. А тут-то у тебя и хандра. Ты отвечаешь публике в припадке каприза: вот вам Цыганы; покупайте их! А публика, на зло тебе, не хочет их покупать и ждет Онегина, да Онегина. Теперь посмотрим, кто из вас кого переспорит. Деньги-то ведь у публики: так пристойнее, кажется, чтоб ты ей покорился, по крайней мере до тех пор, пока не набьешь своих карманов. Короче тебе скажу: твоих Цыганов ни один книгопродавец не берется купить: всякой отвечает, что у него их — дискать еще целая полка старых. Нуждаются только во второй главе Онегина, которая засела в Москве, а здесь ее все спрашивают. Итак, по получении сего письма, тотчас напиши в Москву, чтобы оттуда выслали все остальные экземпляры Онегина 2[-ой] главы в Петербург на имя Слёнина (мне самому не-когда ездить в почтамт для получения посылок), а ко мне только бы за известие написали в особом письме, сколько послали имянно экз. к Слёнину для верности моих с тобою счетов.

В последний раз умаливаю тебя переписать 4-ю главу Онегина, а буде разохотишься и 5-ю, чтобы не с тонинькою тетрадкою итти к Цензору. Если ты это сделаешь, то отвечаю тебе и за долги твои и за доходы на год; а если еще будешь отговариваться и софийствовать, то я предам тебя на произвол твоей враждующей судьбе. Вспомни, что никогда не бывает столь обильной книжной жатвы, как накануне ро[ждества] [131] и нового года. А ты обеща[л] [132] тогда прислать. Нет, т[оропись [?]][133] тебе пришлю и отпечата[нные экз.] [134] 3-ей, 4-ой и может быть, 5-ой главы Онегина с целым возом ассигнаций. Вообрази, что тебе надобно будет иметь уже капитал, когда ты и роман напишешь: иначе не на что будет его печатать. Это ведь не глава Онегина в два листика, где и в долг поверят бумагу, набор и печатание. Нет, потребуют все наличные денежки, а где нам их будет взять? У тебя и Годунов ростет для печати. А из каких доходов мы его отпечатаем? По всему видно, что для разных творений твоих, бесприютных и сирых, один предназначен судьбою кормилец: Евгений Онегин. Очувствуйся: твое воображение никогда еще не создавало, да и не создаст, кажется, творения, которое бы такими простыми средствами двигало такую огромную [гору] [?] [135] денег, как этот бесцен[ное золо]тое дно Онегин. Он [однако] [?] [136] не должен выводить [из терп]ения [137] публики своею ветренностию.

Барон очень хочет выпросить у тебя Стансы для Цветов.

22 сент. 1827.

349. Д. В. Давыдов — Пушкину. Конец сентября — первая половина октября 1827 г. Москва. (Отрывок) [138]

мне писал племянник мой Владимир Петрович Давыдов, который учится в Эдинбурге, что он часто видится с Валтером-Скоттом и часто бывает у него в деревне. Что Валтер-Скотт долго его обо мне расспрашивал и показывал ему портрет мой, находящийся у него в кабинете. Это весьма польстило моему самолюбию, [139] и я написал Валтеру-Скотту благодарное письмо, на которое [в ответ он прислал виденное тобою его письмо] немедленно он отвечал. Сверх того он, — спустя несколько времени [он] прислал мне свой портрет с надписью [его руки]: Валтер Скотт, Денису Давыдову. Теперь я ему [пишу и на днях посылаю] пишу благодарное письмо за портрет, а между тем узнав, что он составляет себе кабинет разного оружия, [я] на днях посылаю ему курстанской [140] дротик, черкесской лук и стрелы и кинжал. Вот вся история моего знакомства с Валтер-Скоттом.