Хлеб с порохом - Борис Цеханович

– Виталя, ты же тяжело ранен! – в изумлении воскликнул я, вспомнив утренние события, и выскочил из окопа наверх.

Будулаев, улыбаясь, подошел ко мне и поздоровался, потом повернулся к окопу разведчиков:

– Разведка, кто у вас старший?

– Я, – ответил Иванов и тоже вылез из окопа.

– Все, ребята. Собирайтесь. Мне приказано вас сменить здесь и занять оборону по всему обрыву. Вы свою задачу выполнили и теперь можете спокойно вернуться на свою базу. Молодцы.

Сержант Иванов и несколько вылезших за ним из окопа разведчиков растерянно топтались на месте, потому что сообщение командира батальона застало их врасплох. Только что они обсуждали, как будут и дальше держать здесь оборону, а через несколько минут все кардинально изменилось и нужно уходить с этого места, где погибли их товарищи, с которыми еще утром они смеялись, общались, ели кашу, делились сигаретами, а сейчас надо было уходить. Я тоже в какой-то степени растерялся: только что мы были одиноки на обрыве, а сейчас мимо нас шла пехота, обтекая нас, деловито занимая позиции. Короткий разговор с комбатом, и остальные разведчики вылезли из окопа, а там уже по-хозяйски располагались мотострелки. Как-то сразу же понаехали БМП, МТЛБ. Обрыв наполнился гамом, смехом, командами и ревом машин. Как-то незаметно подъехала БМП разведроты, и разведчики не спеша забрались на верх машины, сошлись на корме, с минуту совещаясь, затем расселись, и БМП, взревев двигателем, медленно тронулась с места.

Разведчики одновременно вскинули автоматы и открыли огонь в воздух, выстрелив каждый по магазину. Они уезжали и салютовали: это был салют подвигу, который совершила разведывательная рота, салют павшим товарищам. Это был вызов – разведрота жива и еще отомстит духам. Я вскинул свой автомат и дал очередь в воздух, отдавая дань уважения этим ребятам. Пока я прощался с разведчиками, Будулаев пошел по подразделениям, а я подозвал к себе Ермакова, определили с ним цели и порядок их поражения. Я решил пустить около десяти ракет и огнем прощупать подозрительные места, где, вполне возможно, скрывались боевики.

Первая цель, конечно, дот и МТЛБ под навесом около дота. Раз за разом ушли три ракеты, но поразить МТЛБ мы не смогли: над бруствером укрытия торчала только небольшая башня с пулеметом. Две ракеты попали прямо в бруствер, а третья прошла почти впритирку с башней и ушла за перекресток. По моей команде Ермаков запустил ракету в дот, попытался попасть прямо в амбразуру, но ракета угодила в стену рядом с черным провалом амбразуры и взорвалась, не принеся особого вреда сооружению. Однако результат не замедлил сказаться: из дота выскочило до десятка боевиков, многие из них руками держались за голову – наверняка, получив хорошую контузию. Пометавшись по перекрестку, часть убежали за перекресток, а другие пропали в развалинах строений у дороги. Потом удачно запустили ракету внутрь трехэтажного здания, где, по моим прикидкам, мог находиться пулеметный расчет. Около дороги красиво взорвали будку, остатки которой мгновенно загорелись и полыхали ярким пламенем еще целый час. Двумя ракетами попытался разрушить пару строений на «ткацкой фабрике», но не получилось – очень уж крепкими они оказались. Еще двумя ракетами прощупал здания мастерских рядом с окраиной Новых Атагов, и я был удовлетворен произошедшими изменениями в их облике.

– Боря, нормально, но мне лично не нравится дом с заклеенными окнами, – послышался усталый голос командира первого батальона. Он, оказывается, уже пять минут наблюдал за действиями моих противотанкистов.

– Виталий Васильевич, я бы сам давно его с удовольствием завалил, но приказ командира. Сам должен понимать. – Я развел руками. Помолчав немного, поманил к себе Ермакова и повернулся к Будулаеву: – Хорошо, но ты потом подтвердишь мое решение. Ермаков, дом с заклеенными окнами видишь?

– Так точно.

– Что ты там наблюдаешь?

Сержант посмотрел внимательно на меня, потом на Будулаева, обернулся и поглядел на дом. Повернулся к нам, но наши непроницаемые лица ничего не выражали. Ермаков было поднял руку, чтобы почесать затылок, но резко ее отдернул.

– Товарищ майор, – начал он неуверенно, – наблюдаю: в окнах второго этажа блеск стекол бинокля, а в комнатах первого этажа перемещение вооруженных лиц. Предполагаю, что там наблюдательный пункт боевиков. Хочу добавить, – Ермаков увидел на наших лицах поощрительные улыбки и уже смелее продолжил, – что пять минут тому назад туда занесли пулемет и несколько коробок с лентами, а также…

Я рукой остановил доклад подчиненного, так как понял, что еще пару минут доклада, и мы услышим, что это наблюдательный пункт самого Дудаева:

– Ермаков, что за ерунда? Почему до сих пор наблюдательный пункт и пулеметная точка боевиков не уничтожена?

Взрывом первой ракеты был полностью разрушен угол дома. Несколько секунд после взрыва ничего не происходило, но потом крыша здания медленно осела, более ее половины сорвалось и съехало на землю. Вторая ракета, пробив окно первого этажа, разорвалась внутри помещений. Ленты не помогли: весело сверкнув сотнями бликов, стекла дружно вылетели, а через пару минут пламя уже выбивалось красными языками из всех окон.

– Ну как, Виталя, мы НП боевиков уничтожили?

Виталий Васильевич одобрительно хлопнул меня по плечу:

– Боря, представь сержанта к медали – классно стреляет. Да, кстати, вон мой замполит идет. Не хочешь прогуляться с ним за трофеями вниз?

Об этом он мог бы и не спрашивать. Обговорив детали прикрытия, втроем, а третьим был солдат, мы по шаткой лестнице спустились вниз и остановились около кучи убитых боевиков. Сразу бросилось в глаза новенькое камуфлированное обмундирование, и, судя по лицам и рукам, это были простые сельские жители, которых наспех собрали, вооружили и оставили защищать заранее обреченные позиции. Не сегодня, так завтра обрыв был бы взят, а они были бы все равно убиты. Постояли немного, настороженно оглядывая лагерь боевиков. Прямо в подножии обрыва были выкопаны несколько землянок, и еще пара хлипких строений приткнулись к стене обрыва. В центре утоптанной многими ногами земли виднелось кострище, стоял здоровенный казан с еще теплой едой, причем мяса там было до фига. Тут же стояли банки с консервированными помидорами и огурцами. Позавтракать они явно не успели. Рядом торчала из земли лыжная палка с надетым на нее небольшим зеленым флагом, который я тут же сбил ногой на землю. Мы разделились: Сорокин с солдатом направились осматривать землянки, а я, еще раз проверив гранаты на поясе, решил обследовать хлипкие строения. Остановился около темного провала входа, который не сулил ничего хорошего. Я еще помнил, как бежали двое оставшихся боевиков, и каждую секунду запросто мог получить пулю в лоб от еще, возможно, прятавшихся здесь чеченцев. Глубоко вздохнув, я дал веером очередь в глубину помещения и ворвался туда, сразу же ушел в сторону, дал еще одну очередь в другой угол и опустил автомат. Никого, хотя в помещении до этого проживали человек пятнадцать. На полу лежала солома и шинели советского образца, которые служили постелями для убежавших, а может быть, уже погибших хозяев. Ближайший угол был забит продовольствием: поблескивали банки с помидорами, кабачками. Отдельно на плащ-палатке лежал хлеб. Тут же – бумажные кульки с другими продуктами. Больше ничего интересного в помещении не было. Стволом автомата я приподнял несколько шинелей и отбросил их в сторону: под ними тоже ничего не было. Мне давно хотелось иметь хороший нож или трофейный кинжал. Один раз видел у спецназовцев чеченский «ножичек», и теперь захотелось иметь такой же. Я вышел из хибары. Витька Сорокин и солдат шуровали в других землянках, но пока ничего стоящего тоже не нашли. Рядом чернел вход в еще одну землянку, но, судя по тому, что я видел снаружи, она была глубокой и уходила далеко в обрыв. Лезть туда желания у меня не было, поэтому я достал гранату и, выдернув чеку, забросил ее как можно дальше внутрь. Отпрянул в сторону. Глухо рванула граната, и из выхода со свистом вылетела струя раскаленного газа, мусор и осколки. Я прислушался – тишина. Даже если там кто-то и был и остался живым – то это уже был не боец. Мало ему там во время взрыва не показалось: как минимум хорошая контузия.

Подошли замполит батальона и солдат. Коротко посовещавшись, мы скорым шагом двинулись к трупам боевиков, которые виднелись вдали. Сорокин с солдатом пошли к дальним, а я подошел к последним убитым чеченцам. «Ловкий», как я его окрестил, боевик лежал лицом вниз. Одежда на спине была изодрана попавшими в него пулями, но крови было мало. Автомат валялся рядом, и, что меня обрадовало, был он калибра 5.45. У меня сержант Кабаков где-то потерял магазины к автомату, штык-нож вместе с ремнем, и теперь боеприпасы он носил в карманах, от чего штаны его были вечно спущены и ширинка моталась в районе коленок. Боевика я переворачивать не стал, а лишь приподнял его с одного бока и вытащил из-под него портупею со штык-ножом и подсумок с магазинами. Повесив все это через плечо, пошел осматривать второго боевика – «труса». Это был молодой парень, с едва пробивавшимися усиками на верхней губе. Несмотря на то что он был одет в новенькое обмундирование, в нем не было того «армейского шика», с которым носят форму отслужившие в армии. Парень лежал на спине, раскинув руки в стороны, правая сторона лица была запачкана уже подсохшей кровью. Брать у него было нечего, его автомат меня не интересовал, да и был он калибром 7.62.