ЛЮБОВЬ ГЛУПЦА - Дзюнъитиро Танидзаки
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Перестань, у тебя такой противный голос!
— …Окруженная четырьмя сорвиголовами, на берегу Юйгахамы…
— Перестань, Матян! Слышишь, сию же минуту перестань…
Размахнувшись, Наоми отпустила Кумагаю оплеуху.
— Ай, больно!.. У меня от природы такой голос! Мир много потерял оттого, что я не стал исполнителем Нанива-буси![14]
— Мэри Пикфорд не может быть атаманшей.
— Тогда кто же я? Присцилла Дин?[15]
— Вот-вот… Присцилла Дин!
— Ла-ла-ла, — запел Хамада и принялся танцевать.
Когда он, кружась, повернулся, я быстро отскочил назад и спрятался в тень деревьев.
— Ой!.. — в тот же миг вскрикнул он. — Кто это? Это вы, Кавай-сан?
Все разом смолкли и остановились, вглядываясь в темноту.
«Попался!» — подумал я, но было уже поздно.
— Папа-сан?… Это вы, папа-сан? Что вы здесь делаете? Идите к нам!
Наоми быстро подошла ко мне и положила руку мне на плечо. Манто неожиданно распахнулось, и я увидал, что под ним нет никакой одежды.
— Что ты наделала? Ты покрыла меня позором! Проститутка! Развратница!
От нее пахло вином. До сих пор я ни разу не видел, чтобы она пила вино.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Потребовалось два дня — тот вечер и весь следующий день, чтобы преодолеть упрямство Наоми, заставить ее раскрыть всю механику обмана и самой рассказать обо всем.
Как я и догадался, она пожелала ехать в Камакуру, чтобы встречаться там с Кумагаем. Родственник Сэки в Огигаяцу оказался мифом: на самом деле существовала только дача Окубо, дяди Кумагая. И даже флигель, в котором мы поселились, нам сдали благодаря Кумагаю. Садовник служил в усадьбе Окубо. Кумагай уговорил его — уж не знаю, как это ему удалось, — отказать прежним жильцам и отдать флигель нам. Само собой разумеется, это было заранее согласовано с Наоми. Содействие госпожи Сугидзаки, служащий Нефтяной компании — все это было наглой выдумкой. Жена садовника рассказала, что Наоми приехала в первый раз осматривать дачу вместе с «молодым барином» Кумагаем. Она выдала себя за его родственницу. Хозяйку заранее уведомили об этом, и поэтому ей пришлось отказать прежним жильцам и сдать дом нам.
На следующий день я впервые в жизни не поехал на службу. Строго приказав Наоми не выходить из комнаты ни на шаг и забрав все ее платья, обувь и кошелек, я отнес их в дом к садовнику, а затем устроил допрос хозяйке.
— Хозяйка, извините, что впутываю вас в эту некрасивую историю, но прошу вас, расскажите мне все, что знаете. Я ни в коем случае не собираюсь выдавать вас Кумагаю. Я только хочу узнать правду… они и раньше бывали здесь, когда меня не было дома?
— Да, постоянно… И молодой барин приходил к ней, и барышня уходила к нему.
— Кто вообще живет на даче Окубо-сана?
— В этом году никто, наведываются лишь изредка. Большей частью здесь живет только молодой барин Кумагай.
— А его приятели? Они тоже иногда здесь бывали?
— Да, приходили.
— Все вместе или каждый в отдельности?
— Э-э…
Только впоследствии я вспомнил, что при этом моем вопросе хозяйка очень смутилась.
— Они приходили и по отдельности, и вместе с молодым барином. Всякое бывало…
— Кто еще бывал здесь один, кроме Кумагай-куна?…
— Этот… Хамада-сан. Потом другие… Кажется, и другие тоже бывали поодиночке».
— Они куда-нибудь ее приглашали? Куда-нибудь уходили?
— Нет, большей частью сидели дома.
Самым загадочным было именно это. Если справедливо подозрение относительно Наоми и Кумагая, зачем он таскает за собой приятелей, ведь это помеха для любовников… Почему они приходят поодиночке и Наоми их принимает? Если все они хотят сблизиться с Наоми, отчего же не возникают ссоры? Вот и вчера все четверо шутили и разговаривали вполне дружелюбно… Размышляя над этим, я опять становился в тупик и начинал сомневаться, действительно ли Наоми изменяет мне с Кумагаем…
Однако, когда вопрос заходил об этом, от Наоми трудно было добиться толку. У нее не было никаких особо дурных намерений, она просто хотела веселиться с друзьями… — упорно твердила она. Когда я спросил ее, зачем же она так вероломно обманула меня, она ответила:
— Так ведь папа-сан не доверяет этим моим друзьям… Чтобы вы слишком не волновались!
— Зачем же ты мне сказала, что дача принадлежит родственнику Сэки? Какая разница, чья дача — Сэки или Кумагая?
На этот вопрос Наоми не сумела сразу найти ответа и молча исподлобья злобно сверлила меня взглядом. Она потупилась, прикусила губу.
— Вы больше всех подозреваете Матяна. Я думала, лучше я скажу, что это дача Сэки.
— Не смей называть его «Матян». У него есть фамилия — Кумагай!
Сколько я ни старался сдерживаться, но меня, наконец, прорвало. Когда она называла его «Матян», у меня от отвращения мурашки пробегали по коже.
— Ты близка с Кумагаем? Отвечай правду!
— Нет, не близка. Вот вы подозреваете меня, а доказательства у вас есть?
— Доказательств нет, но я и так все знаю!
— Откуда же?
Наоми была до жути спокойна. На губах даже мелькала злая усмешка.
— А что означало твое вчерашнее поведение? И после этого ты еще смеешь утверждать, что ни в чем не виновата!
— Они меня насильно напоили и заставили так нарядиться. Вся моя вина только в том, что я вышла из дома в таком виде.
— Прекрасно! Значит, ты продолжаешь утверждать, что не виновата?
— Да, не виновата!
— И ты можешь в этом поклясться?
— Да, могу. Клянусь.
— Ах, так? Ладно, помни же свою клятву. Я больше не верю ни единому твоему слову!
Больше я с ней не разговаривал.
Боясь, что она напишет Кумагаю, я отобрал у нее почтовую бумагу, конверты, чернила, карандаш, вечное перо и марки и спрятал вместе с ее вещами у жены садовника. Чтобы заставить Наоми безвыходно сидеть в мое отсутствие дома, я оставил ей лишь красный креповый халат. На третий день утром я уехал из Камакуры, притворившись, будто еду на службу. В поезде я все время думал, как собрать доказательства, и для начала решил заглянуть в наш дом в Омори, пустовавший уже целый месяц. Если у нее связь с Кумагаем, она, конечно, началась не этим летом.
Я поеду в Омори и пороюсь в вещах Наоми. Нет ли там писем или каких-нибудь других доказательств?
В тот день я против обычного опоздал на первый поезд и поехал со следующим. Было уже десять часов, когда я приехал в Омори. Открыв своим ключом входную дверь и пройдя через ателье, я поднялся прямо наверх, чтобы обыскать комнату Наоми, но в тот самый момент, как я открыл дверь и вошел, у меня невольно вырвался возглас удивления. Я остановился, как вкопанный, слова замерли на губах. На циновке лежал Хамада.
Увидев меня, он залился краской смущения и вскочил.
Некоторое время мы молча глядели друг на друга, словно желая прочесть, что на уме у каждого.
— Хамада-кун… Почему вы здесь?…
Хамада шевелил губами, словно хотел что-то сказать, но не находя слов, стоял передо мной, понурившись, как будто прося пощады.
— Ну, Хамада-кун… давно вы здесь?
— Я только что… только что пришел, — на этот раз внятно ответил он, как человек, понявший, что положение безвыходно и далее запираться бессмысленно.
— Но двери были заперты. Как вы вошли?
— С черного хода.
— С черного хода? Он тоже заперт…
— У меня есть ключ… — он говорил так тихо, что я еле слышал.
— Ключ! Откуда он у вас?
— Наоми-сан дала. Вы, конечно, уже поняли, наверное, зачем я сюда пришел…
Хамада медленно поднял голову и молча посмотрел на меня, онемевшего от изумления. На лице у него была написана готовность по-юношески честно встретить решительную минуту, сейчас он совсем не походил на испорченного мальчишку, каким он всегда мне казался.
— Кавай-сан, я тоже отчасти понимаю, почему вы так неожиданно пришли сюда сегодня! Я вас обманывал. И готов понести любое наказание. Странно говорить вам это теперь, но я уже давно собирался… сам рассказать вам о своем проступке, даже если бы вы его не обнаружили…
Слезы выступили у него на глазах и потекли по щекам. Все это было так неожиданно, что я молча таращил на него глаза. Я и верил его признанию, и в то же время многого все еще не мог уразуметь.
— Кавай-сан, прошу вас, простите меня!..
— Однако, Хамада-кун, я все еще чего-то не понимаю. Зачем вы получили ключ от Наоми? Зачем вы пришли сюда?
— Потому что… потому что сегодня мы условились встретиться здесь с Наоми-сан…
— Что?! Встретиться с Наоми?…
— Да… И не только сегодня. Мы уже встречались здесь много раз…
Я узнал, что с тех пор, как мы переехали в Камакуру, Хамада уже три раза имел здесь тайные свидания с Наоми. Когда я отправлялся на службу, Наоми, пропустив один-два поезда, уезжала в Омори. Она приезжала обычно часов в десять утра и уезжала обратно в половине двенадцатого. В Камакуру она возвращалась не позже часа, так что в доме садовника никак не могли бы предположить, что за это время она успела побывать в Омори. Сегодня они тоже должны были встретиться часов в десять утра. Услышав мои шаги по лестнице, Хамада был уверен, что это пришла Наоми.