Чаша Мараканы - Игорь Фесуненко

Эти люди, оперировавшие громадными суммами, понимали, что ходят по краю пропасти. Поэтому вскоре стихийно возник неписаный кодекс взаимовыручки и безопасности. Нечто вроде инструкции для дипкурьеров. За все время следования в автобусе, иногда более суток, они не выходили на стоянках, держались всегда вместе, спали по очереди, не выпуская из дрожащих рук чемоданы и сумки с деньгами. Все эти тяготы и неудобства с лихвой компенсировались в тот долгожданный момент, когда измученный постоянным страхом, голодом и бессонницей «камбист» прибывал на автобусный вокзал Рио или Сан-Паулу. Заинтересованные в громадных суммах, привозимых «камбистами» из «интериора», лотерейные агентства и конторы устраивали настоящую охоту за ними. Предлагали им бесплатные роскошные отели, обеды и ужины в ресторанах, такси и даже спутниц на субботу и воскресенье – два дня, которые «камбист» проводил в «столице». В понедельник он с первым же утренним автобусом отправлялся в очередной вояж куда-нибудь в Пиндамоньянгабу или Гуарапуаву, таща в чемоданах кипы талонов на очередной тур.

Страна жила лотереей, которая, словно выпущенный из бутылки джинн, готова была расправиться с теми, кто ее породил. В правительственные канцелярии, в судебные органы, редакции газет и журналов посыпались письма, жалобы, заявления и протесты.

Наряду с воплями моралистов, полагавших, что лотерея наносит удар по «святым традициям» и «незыблемым канонам», раздались голоса коммерсантов, обеспокоенных падением товарооборота. Меньше стали покупать не только обуви, сливочного масла и детских игрушек, но даже газет и журналов. Люди стали реже ходить в кино, меньше пользоваться такси, экономить на сигаретах и пиве. На покупку лотерейных билетов пошли тощие сбережения, хранимые в рассохшихся бабушкиных комодах, неприкосновенные суммы, отложенные на случай болезни или свадьбы, на отпуск или похороны. Школьники несли в лотерейные конторы сентаво, сэкономленные на утренних завтраках и бутербродах, казначеи касс взаимопомощи, бледнея от страха, выдавали заведомо гиблые ссуды, не очень редки были случаи, когда скромные, отмеченные премиями за многолетнюю беспорочную службу банковские кассиры и казначеи запускали лапу в сейфы. Благодаря лотерее Бразилия вышла в 1970 году на первое место в мире по импорту перфокарт для электронно-вычислительных компьютеров: ведь именно компьютеры выискивали победителей среди миллионов охотников за миллионами. В этом проглядывалась какая-то ехидная гримаса цивилизации: самое совершенное орудие прогресса было поставлено на службу суетливых «камбистов» и мятущихся владельцев лотерейных контор.

Ежемесячный оборот лотереи очень быстро перевалил за сто миллионов крузейро. Сто миллионов, украденных у коммерции, сто миллионов, на которые не были куплены лекарства, башмаки для детей, школьные учебники, рис, фасоль, мыло и… билеты на стадионы! Да, да! Хотя это и покажется невероятным, пропагандируя футбол, лотерея стала «убивать стадионы». И дело не только в том, что многие из наименее обеспеченных «торседорес» стали ассигновать свою заветную пятерку, сэкономленную с такими трудами, не на архибанкаду «Мараканы», а на лотерейный талон.

Нашлось немало таких, которые стали просто-напросто предпочитать спокойный радиорепортаж на дому с постоянным синхронным оповещением о ходе и результатах всех тринадцати матчей очередного тура лотереи утомительному путешествию на стадион. Родился и еще один неожиданный эффект: лотерея начала убивать в болельщике рыцаря. На бразильских стадионах, как, впрочем, на стадионах всего остального мира, всегда симпатизировали слабым. Скромная «Ипиранга» или «Санта-Крус», мужественно сражавшаяся с «идолами», «кобрами» и «звездами» «Сан«тоса» или «Фламенго», всегда могла рассчитывать на симпатии и поддержку торсиды. Увы, с появлением лотереи, когда все, кто сидел на трибунах, сжимали в потных кулаках зеленые талоны со своими прогнозами, где, как правило, победу приходилось отдавать фавориту – «Сантосу», «Фламенго», «Ботафого», ситуация изменилась. Охотники за миллионами не хотели терять свои миллионы. И голы, забитые «малыми» клубами в ворота «фаворитов», вызывали теперь не овации одобрения, а раздраженный свист негодования. Теперь не было места филантропическим эмоциям. Холодный расчет требовал торжества железной футбольной логики: сильные должны побеждать! А слабые – проигрывать! Так погибала поэзия и романтика футбола.

А во имя чего, позвольте спросить? Кто стал главным счастливцем, облагодетельствованным лотереей если не считать нескольких дюжин победителей? Вопервых, банковская сеть, которая получала приличные проценты от всех сумм, собранных с «апостадорес» – покупателей талонов. Во-вторых, Национальный институт социального обеспечения, который, правда, всегда функционировал настолько плохо, что ему лотерейные вливания все равно не смогли помочь.

Кроме них, благотворительный «Бразильский легион взаимопомощи», распространяющий бесплатные завтраки в некоторых школах и покупающий башмаки нескольким сотням нищих детишек, министерство просвещения и культуры, а также Национальный совет спорта.

А команды, благодаря которым и ради которых появилась лотерея, не получали почти ничего.

…В один прекрасный день пробил наконец час и «Лузитании». Солнце медленно опускалось за спину равнодушно раскинувшего руки цементного Христа на горе Корковадо, когда окончился победой «Фламенго» последний матч дня. Не прошло и десяти минут после окончания репортажа, как в ботекин влетел обезумевший Зека. Хватаясь рукой за сердце, он рухнул на стул и потребовал лимонной батиды. Старый Педро вытряхнул из бокала коричневого таракана и, наливая настойку, поинтересовался, что случилось.

– Сколько времени? – спросил Зека, стуча зубами.

– Без пяти семь.

– Включай скорее транзистор! Включай выпуск спортивных новостей!

Педро покачал головой: парень, похоже, свихнулся: транзистор, укрепленный над полкой с винами, никогда не выключался.

Зека глотнул терпкую кашасу, стукнув зубами о край стакана. Над прилавком раздались знакомые фанфары, диктор просил внимания: начиналось объявление результатов лотереи. Все, кто был в «Лузитании», достали свои талоны. Размеренно, словно сообщая военную сводку с поля сражения, диктор читал: «Матч номер один: «Флуминенсе» – один, «Васко» – два. Матч номер два: «Фламенго» – три, «Португеза» – ноль…»

Все сгрудились вокруг Зеки. С каждым результатом напряжение росло. Восьмой, девятый, десятый матчи… Педро схватился рукой за сердце. Одиннадцатый матч, двенадцатый… Охнула Сильвия. Тринадцатый, последний: «Форгалеза» – два, «Ипиранга» – ноль!

Зека роняет талон и опускается на пол. Единодушный рев потрясает «Лузитанию». Тринадцать очков! Все матчи угаданы! Зека, Флавио и Дамиан – победители! Миллионеры! Ми-лли-о-не-ры!

Свершилось! Все-таки господь там, на небе, великодушен и милостив! Слава тебе, господи наш! Спасибо, что обратил свой мудрый взор на нашу убогую «Лузитанию»! Педро крестится, дрожа и еще не веря в случившееся. Неважно, что не он выиграл эти миллионы! Ему тоже повезло: теперь «Лузитания» прославится на весь город. Скоро прибегут репортеры.

Фотографии появятся в газетах. Завтра появятся.

«Лузитанию» покажут по телевидению! А это означает, что сюда сбегутся зеваки со всего района. Может быть, ботекин станет модным?

Вокруг уже толпились десятки знакомых и незнакомых, завсегдатаев и случайных прохожих: весть о выигрыше разнеслась по всему кварталу. Сильвия, вытирая глаза, обнимала Зеку. Никто не мог разыскать Дамиана, который еще утром отправился собирать милостыню на Центральный вокзал. Флавио работал в отеле, но уж он-то знал: он всегда имел при себе копию талона.

«Лузитания» заполнялась народом. Бился в истерике Лоретти, сбежавший из своего киоска: он заполнил свой талон точно так, как Зека с Флавио, но в последний момент дьявол толкнул его под локоть, и Лоретти переделал результат тринадцатого матча, поставив ничью. Если бы не эта проклятая ничья, он делил бы сейчас с Зекой миллионы, как это было всегда, когда несколько талонов набирали тринадцать очков.

Лопес, растолкав зевак, схватил Зеку за плечо:

– А ну, вставай?

– Что, что такое? – слабым голосом отозвался Зека. Он озирался вокруг с какой-то отрешенной улыбкой, не узнавая друзей.

– Вставай немедленно! – крикнул Лопес.

– Что ты, сержант! Зачем трогаешь парня! Оставь человека в покое! – закричали вокруг.

– Да зачем же он тебе нужен? – качая головой, спросил Педро.

– Как это «зачем»? – рассердился сержант. – Он что, не собирается нам поставить хотя бы бутылку «Прайаниньи»?

Радостный рев оглушил Педро. Зека испуганно раскрыл глаза и начал приходить в себя.