Легенды звёздных далей - Олег Львович Колмыков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как раз на одну из этих подпольных баз мы со Счастливчиками и прорвались, экспериментируя с эксцессором, и счастливо преодолев одну из хитрых ловушек.
Ловушку называют «бытоворот» – жертву «задувает», «затягивает» в безвременную воронку и мотает из стороны в сторону, пока не засосёт на самое дно, откуда уже не выберешься, хоть кричи. Но нам повезло: Старик благополучно забыл испепелить легионера, и у нас хватило временной энергии для того, чтобы преодолеть очередное соскальзывание, и выскочить наружу.
В то время как Счастливчики в свою очередь принялись рассказывать профессору Арчибальту обстоятельства нашего появления в Гремляндии, мне вдруг пришли в голову чрезвычайно занятные мысли.
Надо заметить, мысли вообще страх какое загадочное и замысловатое явление, что вы, надеюсь, и сами давно заметили: то их совсем нет, то слишком много… Да ещё все перемешаются, пойди разбери, есть среди них умные, или они просто так пришли.
Одним словом, одна из пришедших в тот момент мыслей едва не привела меня в замешательство и трепет: вдруг, подумалось, эти коварные гремляне вот прямо сейчас сюда прорвутся?!
Однако, к величайшей своей радости, сразу же явилась следующая мысль, то есть, я сообразил, что нужно проявить бдительность и слетать на ближайшую башню, быстренько прояснить ситуацию. Заодно и в телепортации попрактикуюсь!..
Кто же знал, любезные мои Расчитатели, что умной из всех этих моих мыслей окажется только третья, пришедшая с большим опозданием, а именно: «Зачем я сделал эту глупость?»
Да, именно так вот я подумал, когда, очутившись на шпиле одной из башен, вдруг почувствовал хорошо уже мне знакомый распад на молекулы… Оранжеватовый аннигилационный всполох почти бесшумно накрыл меня, как бывало цветастый платок, брошенный на мою клетку неугомонным Странником…
Глава 17 В жреческом зале или Полный восторг
Как объяснял мне Пришелец, залогом стабильности и процветания всякой цивилизации является обилие в ней хлеба и зрелищ.
Не хлебом едимым живут цивилизации, говорил Пришелец, им ещё нужны, мол, другие ценности: например, зрелища.
Население Гремляндской цивилизации ни в коей мере не нуждалось ни в хлебе, ни в какой-либо иной пище, что со всей определённостью и убедительностью было доказано доктором Странником в ходе его предварительных исследований Гремлянина Монстрыша, а целиком и полностью получало необходимую для существования энергию прямо из окружающего пространства: из нефти, газа и просто из воздуха.
В такой цивилизации – совершенно закономерно! – несоизмеримо более значимым и решающим являлся фактор наличия всевозможных жрелищ… Я сказал жрелищ? Нет, конечно, зрелищ!
Воинствующее гремляндское население предпочитало зрелища архижестокие, кровавые и смертоубийственные, что естественнейшим образом вытекало из вековечного культа насилия. Природное бессмертие парадоксальным образом способствовало развитию у гремлян непредставимого нами чувства любви к смерти. То есть, равноценного отношения как к желанию убить ближнего своего, слабейшего, так и к желанию быть убитым ближним своим, но уже сильнейшим.
Вообще, рассказывая про это, я нахожусь в двусмысленном и явно затруднительном положении. Возможно ли обычным человеческим языком сказать о нечеловеческих чувствах? Поневоле боишься быть неправильно понятым! Как отнестись, скажите, к переводу абсолютно невозможной с нашей точки зрения фразы: «Я убью тебя с большой любовью, и елейно надеюсь, что это взаимно?!»
Некоторые вполне здравомыслящие Читатели могут попытаться решить проблему чисто филологически, заменят слово «любовь» на слово «ненависть»… Но в том-то и дело, никакой ненависти гремляне испытывать не могут! Любовь это у них такая, представьте! Причём, всегда обоюдная, ответная, и ко всем сразу! Неразделённой «любви» в Гремляндии просто не бывает!
Угораздило же Скрежет стать точкой пересечения двух столь перепендикулярных миров!
Всё теперь смешалось в обеих Вселенных!
И даже Счастливчики сделались тут непохожи сами на себя!
Кстати, начал я весь этот рассказ к тому, чтобы Вы отчётливее и яснее представили себе впечатления Магистра Глумлина, с вышины пъедестала и трона наблюдающего зрелище, виновником которого являлся Арго. Пёс носился среди толпы легионеров и скрежеров, кусая их налево и направо. Глумлин с безудержной радостью отдался своим наблюдениям, от сущего восторга даже подщёлкивая при этом кляшнями. И только некоторая лень спускаться вниз по крутым ступенькам мешала осуществлению его навязчивого намерения стать участником небывалого события. Жгучее желание неприменно быть сегодня укушенным свирепым существом так и подмывало Великого Магистра, заставляя его в нетерпении ёрзать на мягких губчатых подушках трона.
«Сердцеедно алчу сладости укуса! Оттопырен, и жадливо взываю к беспричинности Свирепыша: приди и куси! Чего тебе стоит-то?!» – думал Глумлин.
В душе – хотя вряд ли она у него была – Магистр уже решил канонизировать нашего Арго как Великолепнейшее Обожество Агрессивности, дав ему многозначительное имя Свирепыш Ти-Рекс. Поэтому, когда Арго наконец утомился и выбежал из жреческого зала в коридор, Глумлин не велел его преследовать, ловить и репродукцировать. Жуткому Обожеству должно было быть на свободе, вольным и диким.
«Когда-нибудь, – мечтал Глумлин, – оно меня всё-таки найдёт и укусит!»
Потрепанные придворные (некоторые без кляшней и ходобишч, другие – с обгрызанными хвостами), дружно хулили и осуждали Свирепыша, благоговейно обещаясь друг другу в следующий раз то ли расхряпить его на рванчики то ли со трезвонием отдаться на окончательное похрумсалище… То есть, это уж как там потом кому повезёт.
Борзовато привстав, Магистр Глумлин обратился к собравшимся с плазменной поучительной речью, в которой велел всем брать со Свирепыша тактический пример и действовать исключительно сообразно. А также, высочайшей Убогой Властию, отягчённой убийством предыдущего Магистра и тем приобретённой, законодательствовал считать вышеуказанное существо Обожеством, к коиму следует трепетно прикасаться только кляшнями, дабы оно могло их как следует цапать.
Надо заметить, что последнее повеление, благодаря естественной в местном климате регенерации конечностей и членов, не могло считаться церемониально– выдающимся. Оно было сделано для красного словца, со злости и ради того, чтобы лишний раз насолить приближённым. Пусть, мол, стараются, дураки, и тянут свои кляшни к пасти. А мы будем тайно и хитро посмеиваться, якобы отмечая отсутствие кляшней или ходобищ в следствие откуса Свирепышем как Знак Высочайшей Злобливости… Впрочем, давал Глумлин на самом деле столь ценные указания или не давал, никому доподлинно неизвестно. Может быть, до этого всего он просто не додумался. Или, наоборот, подумал, но забыл сказать.
Накалённые до бела легионеры внесли в жреческий зал второй феерический кокон.
После материализации глазам придворных предстало новое удивительное существо.
Удивительным оно казалось, конечно же, только для легионеров и скрежеров – я в том существе ничего удивительного не наблюдал. Потому
