Человек, который хотел выпить море - Пэн Буйокас

Лукасу сейчас было вовсе не до смеха.

– Не делай глупостей! – крикнул он. – У тебя столько всего, для чего стоит жить! Если ты умрешь, кто же расскажет моему внуку, каким я был на самом деле? Уж конечно, не наша дочь.

Иоланда продолжала смотреть на него, но ее лицо не меняло выражения. Лукас решил, что она видит его, но не слышит сквозь толстое стекло. Он направился к двери, взялся за щеколду и попытался отворить ее, и тут сработала сигнализация.

– Что такое? – воскликнула Иоланда, всматриваясь в темноту за окном. – Что происходит?

Чертыхнувшись, Лукас пошарил в кармане. Но ключи остались в машине, ведь он включал зажигание.

– Мы его теряем! – воскликнул сдавленный голос позади. Он оглянулся и увидел, что к нему бежит Зефира, а за ней двое мужчин в белом, катившие странный аппарат на колесах.

– Остановите его! – крикнула она мужчинам. – Если он войдет в дверь, мы потеряем его навсегда.

Пытаясь не поддаться панике, Лукас со всей силы налег на дверь, крича Иоланде, чтобы она его впустила. Но Иоланда продолжала стоять на месте, смотрела в окно на Зефиру и мужчин и повторяла только: «Боже мой, боже мой!»

Зефира и непонятные мужчины уже совсем близко подбежали к Лукасу, и спастись он мог, только снова взлетев.

– Вернись! – крикнула Зефира. – Слышишь? Ты трус! Спускайся вниз!

Мужчины бросили свою машинку и ухватили Лукаса за ноги. Застрявший на взлете, Лукас швырнул в них свечу, рванулся вправо, влево, пытаясь высвободить ноги, но все было тщетно.

– Вот теперь ты мой! – взвизгнула Зефира. – Мой!

Из губ Иоланды вырвался протяжный вопль. Лукас увидел, как она закрыла лицо руками. «Зефира все лжет, – хотел крикнуть Лукас, – никогда я ей не принадлежал». Но тут рядом с матерью появилась дочь и крепко взяла ее за плечи, словно желая оградить от недостойного супруга и утешить. А мрачный взгляд, который она послала отцу, был полон такой ненависти и невыразимого укора, что вытянул из него всю душу, и он рухнул вниз, словно жизнь окончательно покинула его.

35

Лукас обожал дочь. Иоланда никогда не видела его более счастливым и гордым, чем во время бесед с дочерью, когда она рассказывала ему что-нибудь новое. Ирен тоже любила отца. И очень надеялась, что у нее родится мальчик – она слышала, что мальчики больше всего похожи на дедушек по материнской линии. Она даже не смотрела на экран, когда ей делали ультразвуковое обследование, чтобы не обнаружить, что вынашивает девочку. Но по мнению Иоланды, это не объясняло, почему Ваула так поспешила позвонить Ирен и рассказать, что случилось с ее отцом.

– Она посмела разбудить тебя среди ночи? – воскликнула она.

– Ведь это мой папа!

– Ты в положении! Она что – надеется на выкидыш?

– Так ты поэтому сама мне не позвонила?

Иоланда сжала кулаки в карманах пальто. Ее ужас перед перспективой потерять мужа и лучшего друга заслуживал если не поддержки и утешения со стороны дочери, то, по крайней мере, уважительного молчания. Но, не успев приехать в больницу, Ирен обвинила мать в том, что она звонит по телефону любовнику. Если это и была шутка, то весьма дурного толка. Иоланда оставила ее без ответа. Дочь, видимо, в таком же смятении, как она сама. По крайней мере, она так думала, пока Ирен, которая за краткостью брака еще не успела испытать себя как жену и мать и потому самодовольно уверенная в своей непогрешимости, не сказала ей с вызовом:

– Ты боялась, что у меня будет выкидыш? И только поэтому не позвонила мне? Лучше скажи правду, пока я сама все не узнала.

Иоланда набрала в легкие воздуху. Если она немедленно не выяснит, в чем дело, а Лукас вдруг умрет, то дочь никогда не простит ей то, что она спала, пока он сидел закрывшись в автомобиле со включенным двигателем. И она спросила:

– Что случилось, Ирен? Ты упрекаешь меня, потому что я не сделала то, что сделала Ваула? Но я спала двумя этажами выше гаража, а она за соседней дверью.

Но лицо дочери оставалось таким же жестким и непроницаемым, как лицо полицейского, ведущего допрос подозреваемого. Хуже того: она превратилась вдруг в свекровь, которой у Иоланды никогда не было. В свекровь с наклонностями следователя.

– Если ты спала, как же потом оказалась в гараже?

– Я проснулась. И когда увидела, что папы нет в постели…

– Тебя что-то разбудило?

– Нет… я проснулась сама.

Ирен еще больше помрачнела.

– Когда Ваула нашла папу в гараже, она стучала тебе в дверь. Может, ты проснулась от этого?

– Она не стучала в дверь. Я бы услышала.

– Зачем же ей врать?

Иоланда безнадежно ссутулилась. Она поняла, что дочь больше склонна верить женщине, спасшей ее дорогого папочку, чем матери. Не этого ли добивалась Ваула? Иоланда вспомнила сцену в гараже: Ваула вытащила ее мужа из автомобиля и позвонила в службу спасения, но саму Иоланду будить не стала – чтобы добиться расположения Лукаса, которого он ей никогда особенно не выказывал. Чтобы сделать Иоланду виноватой. Чтобы завоевать доверие его дочери – она ведь знала, как много значит для Лукаса мнение дочери. Но как все это объяснить дочери, чтобы не быть об – виненной в стремлении опорочить женщину, которая сделала все для спасения Лукаса?

– А когда Ваула сказала мне, что вчера вечером ты встречалась с мужчиной, она тоже солгала? – продолжала Ирен холодным беспощадным тоном. – Она уверяет, что какой-то мужчина высадил тебя у дома в одиннадцать часов и что ты была слегка навеселе.

Иоланда почувствовала приступ тошноты.

– Вот гадина! – прошипела она. – Лицемерка! Шпионит за мной, подлизывается к моим мужу и дочери, разыгрывает добрую самаритянку. А сама и на Второе Пришествие бы не явилась, придись оно на день розыгрыша лотереи. Я прибью ее дрянной язык гвоздями к нёбу, пусть даже это будет последнее, что я сделаю в жизни.

– За что же? За то, что она старалась помочь папе на жутком морозе, пока ты нежилась в постельке и мечтала о своем любовнике? – Ирен с отвращением взглянула на мать. – В твои-то годы! Ты без пяти минут бабка.

Иоланда открыла рот. Ее дочь перевернула все с ног на голову, и это даже больше расстроило Иоланду, чем ее неприкрытая агрессия. Едва сдерживая слезы, она выговорила дрожащим тонким голосом, словно они поменялись ролями и дочерью была она:

– Я ужинала с Даниелем Бушаром. Он хотел поговорить со мной о своей книге. Он предложил мне стать соавтором. Вот и все.

– Тогда почему вы не пошли в папин ресторан?

– Но, доченька, это же просто смешно!

– Смешно? Так я тебе скажу кое-что, чтобы ты поняла, насколько это серьезно. Если папа не выкарабкается, клянусь жизнью моего будущего ребенка, что больше ты не увидишь ни меня, ни внука.

И она ушла. За ночным окном выла сирена, а Иоланда почувствовала себя загнанной в угол дочерью, чье сердце ожесточилось против матери. «Как быстро рушатся отношения, – промелькнуло у нее в голове. – Одна капля яду, и все мои годы совместной жизни с Лукасом уже ничего не стоят. Надо взять это на заметку для книги Даниеля. Иногда женщины – самые свои злейшие враги. Но что это я? Какая еще книга? Если Лукас не придет в себя и не опровергнет измышления Ваулы, книга станет моим позором. Разве я смогу работать над этой книгой?»

Вдруг ей в голову пришла мысль, от которой похолодело сердце: что, если Ваула с ее извращенным сознанием успела позвонить Лукасу и сообщить ему, что его жена раскатывает с каким-то мужчиной? Тогда это объясняет, отчего он пропустил игру в покер, хотя рано ушел из ресторана. И неудивительно, что Марсель ничего не знает. Как мог Лукас с его гордостью рассказать Другому мужчине, что собирается выслеживать неверную жену? И хотя Иоланда была убеждена, что Лукас не покончил бы с собой по подобной причине, она тем не менее почти убедила себя, что, поставив в темноте машину, он дожидался ее возвращения домой, чтобы проверить сообщение Ваулы. Разве не он сказал ей когда-то, что Даниель Бушар в нее влюблен? И когда он увидел, как она выходит из машины Даниеля (не надо забывать, что в последнее время он находился в удрученном состоянии, из-за своего возраста), он решил, что жена обратила свой взгляд на более молодого мужчину. И ее любимый муж закрылся в гараже, восемнадцатью футами ниже супружеской постели, выпил снотворное и включил двигатель…

Ей стало так плохо от сознания собственной вины, что, когда в вестибюль больницы вошел Марсель Пера, ее первым побуждением было спрятаться. Она быстро направилась к дверям, ведущим в коридор. Но тут же поняла, что прятаться ей предстоит теперь всю жизнь: Лукаса знало и любило множество людей, и она не сможет выйти на улицу без того, чтобы не столкнуться с кем-то из них. Даже если Лукас выживет и никому не расскажет о причине, которая привела его к самоубийству, она не сомневалась, что Ваула уж непременно оповестит об этом всех, даже ее школьных коллег. Едва она прошла в дверь, как ее окликнул врач. Оказывается, он в это время разговаривал с Алексом и Ирен, и она не заметила его за широким торсом зятя. Машинально Иоланда взглянула на дочь – Ирен закрыла лицо руками. Алекс угрюмо смотрел в пол. Как и Марсель. Когда Иоланда снова посмотрела на врача, ее сердце билось в груди так отчаянно, словно он наставил на нее пистолет. Все вокруг куда-то поплыло, все мысли и сердитые слова Ирен вытеснил из головы странный шум.