Древо Иуды - Арчибальд Кронин

Мори, совершенно ошеломленный, даже потрясенный, избегал смотреть ему в глаза. Причина этого неожиданного предложения хоть и имела в основе здоровую коммерческую логику, на самом деле была прозрачна, как стекло в иллюминаторе, сквозь которое он сейчас в смущении рассматривал медленно плывущие облака. И Холбрук намеренно сделал ее прозрачной. Как отказаться галантно, не ранив чувства старикана, не настроив против себя все семейство, вот это была проблема. Наконец Мори произнес:

— Предложение чрезвычайно щедрое, мистер Холбрук. Я глубоко польщен, что вы такого хорошего обо мне мнения. Но я уже принял назначение… Дал слово. Я не могу его нарушить.

— Они найдут кого-нибудь другого, — легко возразил Холбрук. — Без малейших затруднений. Да что там, среди претендентов начнется настоящий ажиотаж.

Мори молчал. Он знал, стоит ему только упомянуть о скором браке, и Холбрук больше не заикнется о своем предложении. Но по какой-то непонятной причине, вероятно, из-за чрезмерной чувствительности, преувеличенной деликатности он сомневался. Он завоевал такое расположение этих достойных людей, что был не в восторге от мысли разрушить — что неминуемо должно было произойти — очень приятные и дружественные отношения. Кроме того, за все путешествие ни разу не вставал вопрос о его помолвке. Так что он не виноват, если его по ошибке приняли за свободного молодого человека — просто у него не было повода упомянуть об этом. Но если его вынудят сделать это сейчас, то такое признание прозвучит чрезвычайно странно. Он будет выглядеть абсолютным идиотом или, того хуже, они могут подумать, будто он стыдится рассказывать о Мэри. Нет, теперь, когда окончание путешествия уже не за горами, он не может выставить себя в таком невыгодном свете. Дело того не стоит. Через несколько дней Холбруки сойдут на берег, и он больше никогда их не увидит. А на обратном пути он заранее позаботится о том, чтобы сразу объявить о своем положении, и тогда больше не возникнет подобных затруднений. Сейчас же для него лучше всего выиграть время.

— Не нужно говорить, как я благодарен, сэр, за ваш интерес к моей особе. Но мне предстоит принять очень важное решение, поэтому, естественно, я должен его хорошенько обдумать.

— Подумайте, док, — согласно кивнул Холбрук. — И чем дольше вы будете думать над моим предложением, тем больше оно вам понравится. И не забывайте о том совете, что я вам дал. Когда вам выпадает шанс, не упускайте его.

Мори спустился к себе в каюту и заперся. Ему хотелось побыть одному, не для того чтобы обдумать необычное предложение, ибо у него не было ни малейшего намерения его принимать, а просто для собственного удовлетворения, чтобы досконально разобраться, как вообще такое могло случиться. Во-первых, он ничуть не сомневался, что родителям Дорри он понравился с самого начала; миссис Холбрук не скрывала особой симпатии, а в последнее время относилась к нему почти по-матерински. Старик Холбрук был орешек покрепче, но и тот оказался завоеван то ли благодаря увещеваниям жены, то ли действительно почувствовал к Мори расположение. Во-вторых, насколько Мори понял, Холбруку и его сынку Берту действительно выгодно принять в свою команду активного и умного молодого врача для работы на новом предприятии в Америке. Пока все объяснимо, думал Мори, но ответ еще не окончательный. Чтобы объединить первых два фактора, нужен третий, решающий мотив.

Мори, сам того не сознавая, покачал головой в самоуничижении, мгновенно отвергая зазнайство, но тем не менее не смог не признать того факта, что Дорис, скорее всего, сыграла важную роль в развитии всей этой неожиданной ситуации. Даже если бы у него не было доказательства в виде недавних слов миссис Киндерсли, то хватило бы одного только поведения Дорри. Она не принадлежала к тем особам, что томятся от любви, вздыхают и бродят с потерянным видом, но тот ее взгляд сказал о многом — и только дурак его не понял бы. Прибавить к этому влияние, которое, как избалованная дочь, она оказывала на родителей, приученных исполнять ее малейшие прихоти, а в данном случае пожелавших устроить ей подходящую партию, — и ответ найден.

Рассуждая подобным образом, Мори не переставал хмуриться, и теперь, взглянув на себя в зеркало, коротко и натужно расхохотался. Дорис действительно сорвалась со всех катушек… ушла с головой в омут. Нет-нет, это не смешно, ничуть. Наоборот, он был расстроен и смущен, хотя, несомненно, ему льстило внимание богатой и привлекательной девушки, которая «явно к нему благоволила», — он снова вспомнил абсурдную фразу миссис Киндерсли и невольно улыбнулся — особенно когда на ум приходили, как сейчас, те минуты на верхней палубе, да и другие тоже, одна за другой.

Он осадил себя, посмотрел на часы — все тот же прекрасный «Патек Филипп» — стрелки показывали без пяти шесть. Боже правый! Он забыл, что у него прием больных. Нужно поторапливаться. Жизнь в последнее время полна событий. Но прежде чем выйти из каюты, он подошел к прикроватному рундуку и вынул медальон — подарок Мэри. С крошечного снимка на него смотрело дорогое, милое лицо, и Мори захлестнула нежность.

— Можно подумать, я смог бы от тебя отказаться, родная моя, любимая, — с чувством прошептал он.

Да, ее образ его защитит. В будущем он будет спокоен и сдержан, приятен со всеми, разумеется, но тверд и не потерпит никаких глупостей. До прибытия в Калькутту осталось всего десять дней. И Мори поклялся себе всем, что было ему дорого, сохранять осторожность, пока не минует опасность и путешествие не подойдет к концу.

Глава XIII

Прошло десять дней, они находились в дельте реки Хугли, и Мори, оставшись один в кабинете, думал о прошедшем периоде, не находя ни одного повода хоть в чем-то себя упрекнуть. Да, он сдержал слово. На торжественном ужине, веселом празднике с игрушечными дудками, бумажным серпантином и накладными носами, он был само благоразумие. В самом деле, он мог бы служить образцом. Преисполненный намерения не позволить Дорис выставить себя и его на посмешище перед всем кораблем, он поднялся с места после оглашения О’Нилом победителей спортивных соревнований и скромно, но не теряя достоинства, произнес несколько слов, удививших всех своей неожиданностью.

— Капитан Торранс, мистер О’Нил, дамы и господа, с вашего любезного разрешения позвольте мне сказать следующее: мы с мисс Холбрук с самого начала понимали, что я как один из офицеров корабля не имею права принимать участие в этих соревнованиях. Мы играли просто для удовольствия, и хотя нам повезло одержать победу во всех турнирах, мы оба пришли к одному решению, что не можем принять призы, которые следует вручить участникам, занявшим вторые места.

Он сел на место, ожидая услышать несколько хлопков, но внезапно зал взорвался громкими и продолжительными аплодисментами. Холбруки ощутили воодушевление, так как даже им передался под конец общий настрой. Миссис Киндерсли вышла, улыбаясь, за своим чайным сервизом; а после капитан лично выразил ему свое одобрение. Только Дорис отреагировала иначе, бросив на него неприязненный взгляд.

— Какой дьявол тянул вас за язык?

— Я подумал, что ради разнообразия вам, возможно, захочется стать популярной.

— Популярной! Какая чепуха! Мне хотелось, чтобы нас освистали.

Он протанцевал с ней всего два танца, выпил не больше одного бокала шампанского и, сославшись на необходимость написать несколько писем, извинился и ушел к себе.

В последующие дни легче не стало, но и труднее тоже. Мори старался не появляться на шлюпочной палубе, где обычно сидела Дорис, а если они все-таки встречались, то прибегал к беззаботному и веселому тону. Кроме того, он не давал себе отдыху, нагружая себя делами, — до захода в порт оставалось все меньше дней, и дополнительная работа служила благовидным предлогом. Что думала Дорис, он не знал; после того ужина у нее появилась привычка смотреть на него прищуренным, почти насмешливым взглядом. Иногда она улыбалась, а раз или два даже расхохоталась на его вполне невинное замечание. Разумеется, ее родители ни о чем не подозревали и только оказывали ему еще больше внимания.

Внезапно он вздохнул — сказывалось нешуточное напряжение, — потом, поднявшись, запер кабинет и отправился на палубу. По правому борту собрались пассажиры и с интересом, подогреваемым долгими днями, проведенными в море, разглядывали берег реки. Немыслимые кокосовые пальмы высились на грязном берегу, оживленном на мгновение стайкой ярких тропических птиц; местные рыбаки, зайдя по колено в желтую воду, забрасывали и вытягивали круглые сети; мимо, кренясь и подпрыгивая, проплывали катамараны, а сам корабль едва двигался, почти стоял на месте в ожидании речного лоцмана. Среди прочих были и Холбруки, к которым Мори присоединился, посчитав, что в толпе ему ничего не грозит. Миссис Холбрук сразу же взволнованно взяла его за руку.