Точка невозврата - Николай Валентинович Куценко

– Я позвоню Косте! – сжав зубы, проскулил Денис.

– Звони, только учти, что он счастлив не будет. Он и так в отпуск несколько лет не ездил. А ты тут станешь его дергать. И все потому, что какой-то чокнутый американец задумал подписать контракт именно сегодня.

– У них отчетность такая! – проскрипел Денис. – Квартальная! Я много раз объяснял.

– И чего? А если бы она у них была месячная? Или вообще недельная?

– Ладно, звоню Косте!

Звонок Константину помог, но не настолько, чтобы появилась возможность тут же подписать контракт. Количество согласований удалось сократить до одного. Не согласовал лишь тот ссученный (по словам Федора) финансист, который принадлежал к клану, конкурирующему с Костей. Но другого развития событий никто и не ожидал. Никто, кроме Дениса.

– Ты не переживай, он согласует, – сказал в трубку Костя. – Помурыжит немного и сделает. Это такая игра. Если он не согласует, то я им тоже одну закупку зарежу.

– Кость, мне сегодня надо. У нас квартал закрывается. Я много раз говорил про это.

– Ну, брат, я сделал все что мог. Подожди пару дней. Я вернусь, и мы дожмем твой контракт.

– Хорошего тебе отдыха.

– Спасибо. А ты не бери все близко к сердцу. Иди лучше погуляй. Выпей чего-нибудь… Развейся.

– Хорошо, я попробую…

Уговаривать Костю не имело смысла – он и так сделал почти невозможное. Да и проблема была не в нем, а в чокнутом Джоне, который своим поведением перегнул все палки и нарушил все грани приличия. Федор тоже пытался разрулить ситуацию. Для него, бывшего советского руководителя, все происходящее вообще было диковато. Как это так – взять и подписать контракт за один день, нарушив тем самым все внутренние процессы компании. Непорядок это, и все тут. Пусть лучше американцы подстраиваются под российскую действительность, а не она под них. Не для того он, Федор, всю жизнь отстоял у бурового станка, чтобы какой-то Джон указывал ему, что и когда делать.

Когда Денис вышел из офиса, он знал, что контракт сегодня не подпишут. Формально еще оставалось время до конца дня, и теоретически можно было уговорить «БурТерру» на финальную подпись. Но это только теоретически. На часах было около четырех, телефон все так же вибрировал в кармане новых итальянских брюк. Денис, поколебавшись, все же решил ответить.

– Подписали? – пропищал Джон. – Ты вышлешь бумагу? Можешь просто фото подписи! Скинь хоть сообщением.

– Джон…

– По фото можно признать, мы так делали. Щелкни на свой айфон, больше мне ничего не нужно!

– Джон, я боюсь, что мы…

– Не надо бояться, Денис, просто вышли мне эту сраную подпись. Ты решишь свои проблемы, а я – свои! И мы оба будем в шоколаде!

– Но подписи нет, Джон. Я сделал все что мог.

– Нет, не сделал! – заорал Джон. – Ты просто сдался! Сколько там времени?

– Здесь?

– Да, там, в этом сраном городе, в этой России!

– Я в Питере, Джон!

– Да мне насрать, где ты. Сколько там времени? Ты не ответил на мой вопрос!

– Четыре…

– А рабочий день во сколько заканчивается? – Джон уже не говорил. Он просто шипел в трубку. Иногда заглатывая воздух и, выдыхая, посвистывая.

– В шесть.

– У тебя еще два часа! Ты принесешь контракт! Запомни, мне нужна лишь подпись, и неважно, как ты ее добудешь. Понял?

– Хорошо, я все понял.

Спорить с Джоном не имело смысла. Он всегда решал свои проблемы за счет других. Сегодня под эту раздачу попал Денис. И надо было просто выжить. Перетерпеть этот день, и все. А после? А после Джон про него еще долго не вспомнит. Ровно до конца следующего квартала, когда ему снова понадобятся цифры. Но это будет нескоро. А сегодня осталось продержаться еще несколько часов.

Денис шел по влажной каменной брусчатке и слушал, как внутри стучит его все еще молодое сердце. Иногда оно набирало обороты и, казалось, вот-вот готово было выпрыгнуть из груди, а иногда останавливалось, и Денис мог слышать тишину. В эти моменты ему делалось страшно. Он боялся, что сердце остановится, и он не увидит Машку перед смертью. Не сможет с ней попрощаться. И все из-за дурацкого контракта. Отекшие, ватные ноги едва слушались его. Он шел с трудом, глядя вперед, но невротическая пелена и остатки утреннего тумана осложняли видимость. Впереди маячила какая-то вывеска, однако Денис не мог различить букв. Со временем буквы стали четче, и он понял, что перед ним вино-водочный магазин.

«Пить нельзя!» – предупредил внутренний голос. А возможно, это был голос доктора, прорвавшийся сквозь километры.

– Я не буду, – прошептал он в пустоту улицы.

«Маша ждет в отеле», – сказал тот же голос.

– Я знаю… но мне плохо.

«Терпи, иначе будет еще хуже!» – голос уже угрожал ему.

– Я терплю…

«Ты потеряешь память и потеряешься сам», – не унимался голос.

– Да, я все это знаю.

Приблизившись к магазину, он стал различать силуэты знакомых бутылок виски. Денис любил этот напиток как никакой другой. И даже скучал по его вкусу.

– Может, я выпью чуть-чуть виски… а? – спросил он у голоса. – Немного, только чтобы снять этот стресс.

«Чуть-чуть ты не умеешь. Нажрешься как обычно!» – решительно заявил голос.

– Мне бы грамм пятьдесят…

Нет, Денис не хотел нажираться и терять память. Он даже мог удержаться от любимого виски, но не знал, как снять стресс. За все эти годы он снимал его исключительно алкоголем, так и не придумав ничего другого. Он знал, у голоса нет шансов его остановить. От этого делалось грустно и хотелось выпить еще сильнее. Он добрел до магазина, купил бутылку дорогого шотландского виски и направился в сторону ближайшего моста. Кто-то ему рассказывал, что там телефоны не ловят… И они действительно не ловили.

Денис расположился под мостом и открыл бутылку. Мимо проплыл серебристый катер. Маленькая девочка помахала Денису рукой. Он кивнул ей в ответ и сделал первый глоток…

Глава 14

Спокойствие высших сфер, или Скалка для карликов

Он проснулся от удара. Кто-то бил его маленькой скалкой по голове. Почему-то именно то, что скалка совсем маленькая, вызвало у него удивление. Возможно, такие скалки продают карликам, чтобы они лепили маленькие пельмени или пекли маленькие пирожки, которыми кормили бы своих маленьких детей. Но бил его вовсе не карлик, а не кто иной, как жена Машка. Причем – в собственной же квартире. В собственной спальне. На Машку было страшно смотреть, казалось, она не