Небо зовёт - Александр Коновалов

Услышав срок исполнения, как приговор, взмолился:

— Иван Васильевич, такой объём работы за две недели я сделать не успею.

— Успеешь! Приказы не обсуждаются, а выполняются, — кинул он в сердцах и вышел из помещения. Пришлось смириться и продолжать рутинную работу. Теперь, как мой первый, так и последующие дни, пока не наведу порядка, будет продолжаться весь световой день. Мои планы по «латанию дыр» в усадьбе хозяйки пришлось отложить. Когда же работа была выполнена, бумаги систематизированы, папки подписаны и сложены на стеллажах, начальник был доволен и в предстоящее воскресенье разрешил отдыхать. Это был мой первый выходной на державной службе. Но как им распорядиться? Советская власть, отвергающая религию и исповедующая воинствующий атеизм, приучила народ работать и по воскресеньям, и по религиозным праздникам. Я тоже решил заняться ремонтом палисадника. Однако, когда заявил об этом хозяйке, она хоть и одобрила мою инициативу, но сказала, что на данное время более актуальным является латание дыр в крыше. Я согласился и вместе с ней занялся этим делом. А дело было непростое. Связывали из соломы жгуты, обмакивали их в жирный глиняный раствор и затыкали ими дыры в крышах сарая и избы. Да, эта работа была действительно важнее, и мы за день с ней справились. Пока ещё не наступил сезон осенних дождей, мы, используя погожий день, застраховали себя от неприятностей. Хозяйка была мной довольна. За ужином разоткровенничалась и рассказала мне о своей жизненной истории. Первый раз за эти две недели увидел её в чистом платье, вязанной шерстяной кофте, аккуратно причёсанной и очень привлекательной. Она оказалась всего лишь на три года старше моей матери, которой едва перевалило за сорок пять. Подперев подбородок натруженной мозолистой рукой, она начала:

— Вижу, ты хороший парень и тебе можно излить свои бабьи горести и слёзы. Вы, молодые, едва ли можете понять нас, стариков, но хочется, чтобы тебя, если не поняли, то хотя бы выслушали. Родилась я в соседнем селе, в многодетной семье, последним восьмым ребёнком. Трое умерли в младенчестве, а четверых братьев унесли бесконечные войны, обрушившиеся на матушку Расею. Отец погиб в русско–японскую. Мне тогда не было и девяти лет, следом за ним унесла двоих братьев русско–германская, а двух последних погубила гражданская война. Вышла замуж я в канун революции, в 1917 году. Мой муж, хлебнувший окопного горя, поддавшись большевистской агитации, уехал в Питер, как он сказал «делать революцию». Революцию сделать удалось, но при загадочных обстоятельствах погиб, и осталась я, как перст, одна–одинёшенька, одна на целом белом свете. Замуж больше не выходила по той простой причине, что мужики друг друга перебили и не было за кого выходить. С мужем ребёночка не нажили, а завести внебрачного не решилась, вить не по–христиански это, да и дитё бы чувствовало себя изгоем, потому как люди такие связи осуждали. Вот и мучаюсь я, как и все солдатские вдовы, на белом свете. А ведь не по–божески это, несправедливо, если Господь сотворил нас по парам, и жить мы должны с мужьями и деточками. И кто их только придумал, эти войны, будь они прокляты. Ведь завещал же нам Господь: и ближнего любить, и не убивать, и не грабить, и не обижать, а цари, князья и разного рода вожди ради своих интересов, богатства и славы вечно стравливают народы, как собак, убивают и грабят, нарушая заповеди Господни, а их прославляют, чуть ли не святыми считают, а народ от этого страдает. Нет, что–то и там на небе нет справедливости и правды. Ой, я так разболталась, — спохватилась женщина. — Ты комсомолец?

— Да, я комсомолец, но доносов на людей никогда не пишу и никогда этим заниматься не буду, так что не бойтесь.

— У меня так на душе наболело, что хоть плачь, а поделиться не с кем. Спасибо тебе, сынок, что хоть выслушал про мою бабью боль.

Она поднялась и молча вышла во двор. Ещё только стемнело и можно было бы пойти в клуб на танцы, но я взял свою заветную тетрадь и стал продолжать писать историю пребывания в Жуковке. Дальнейшая работа и жизнь на новом месте приобрели какую–то определённость и системность. Заканчивая работу в конторе, я успевал помочь хозяйке, и через месяц её усадьбу было не узнать. Из леса привёз десятка два липовых слег и загородил ими огород, выпросил у Ивана Васильевича кубометр узких обрезных досок и привёл в порядок палисадник. Хозяйка была довольна своим постояльцем и относилась ко мне, как к родному сыну. На Октябрьские праздники начальник отпустил меня домой. Свою первую зарплату я отдал родителям, которые бедствовали и не могли детям купить мало–мальски приличной тёплой одежды. Отправляясь в Хвастовичи, я надеялся, что там меня ожидает письмо от Лены, но увы, письма не было. Расстроенный, не мог понять, что с ней происходит. Родители её тоже на моё письмо не ответили. «А что, если написать письмо на имя директора медучилища, может, он ответит и даст её адрес», — подумалось мне, и в тот же день отправил ему письмо. Жизнь в селе мало–помалу налаживалась, но моим родителям с четырьмя детьми было тяжело. Старший брат Николай служил в армии, а я теперь, как мама выразилась, тоже «отрезанный ломоть», и все заботы о хлебе насущном легли на отцовские плечи. Про себя решил, что половину зарплаты буду пересылать родителям, чтобы облегчить их бедственное положение. Написав письмо в медучилище, немного успокоился и решил пойти в клуб на танцы. Зашёл к Юре Ерохину, и вместе с ним направились в местный очаг культуры. Юра учился на курсах трактористов, но жил дома и знал все сельские новости. Разговорились, я ему рассказал об учёбе в Ленинграде, работе в Жуковке, но ни словом не обмолвился о Лене. Я не хотел, чтобы она стала предметом обсуждения и выслушивать советы, как надо вести себя в подобной ситуации. В клубе нас ожидал сюрприз. В честь праздника приехала кинопередвижка, и мы посмотрели популярный в то время фильм «Весёлые ребята». После фильма устроили танцы. За полгода моего отсутствия местные девчушки подросли и уже выглядели настоящими барышнями. Первый раз после разлуки с Леной я по–настоящему развлёкся и с огромным удовольствием потанцевал, хотя эти танцы с Леной в Ленинграде не шли ни в какое сравнение. Юра с девушкой не встречался и говорил мне, что ему ещё рано с ними вожжаться и терять волю в свои восемнадцать лет. Я не стал опровергать его доводы, потому что ещё пару месяцев тому назад рассуждал точно так же. Два праздничных дня пролетели, как миг, и снова я с головой в бумагах. Мою дотошность, математическую смекалку, аккуратность и каллиграфический почерк быстро оценило руководство, и теперь все стенгазеты и боевые листки писать и оформлять приходилось мне. Это занятие мне нравилось, и я им занимался с энтузиазмом и желанием. В райкоме я был самый молодой работник, но меня взрослые дяди и тёти любили за исполнительность и спокойный бесконфликтный характер. Как–то в райкоме было совещание партийного актива, на котором присутствовал и начальник военного комиссариата. Он и раньше был частым гостем в райкоме, а на этот раз зашёл в мою комнату и с порога заявил:

— Молодой человек, вы в армии ещё не служили?

— Нет, ещё не служил, но на следующий год буду поступать в лётное училище.

— А почему на следующий год, а не сейчас?

— Так, все конкурсные экзамены прошли, и поступившие курсанты давно учатся.

— К нам в военкомат поступила разнарядка на троих ребят призывного возраста, для зачисления их вне конкурса в Олсуфьевское училище военных штурманов. У тебя сколько классов образования?

— Девять классов.

— А хочешь там учиться?

— Конечно хочу.

— Тогда выпишем тебе повестку, направление на учёбу, и через три дня, чтобы ты был там.

— А где это Олсуфьево?

— Этот старинный городок находится в пятидесяти километрах от Брянска. А ты сегодня после работы приходи в военкомат, я дам распоряжение, чтобы тебе выдали необходимые документы.

— Спасибо, товарищ комиссар.

— Не стоит благодарить. Дело в том, что при приёме очень строгая медицинская комиссия. Практика показала, что из десяти конкурсантов проходит три–четыре человека. Если ты войдёшь в это число, то станешь курсантом, если забракуют, то вернёшься назад и на следующий год будешь поступать в какое–то другое училище, или пойдёшь служить в армию. Ты согласен?

— Согласен, конечно, а домой заехать можно?

— На какой–то день, то пожалуйста, но если опоздаешь, то тебе одному медкомиссию проводить никто не будет, поэтому советую уже послезавтра отправляться в Брянск на комиссию.

До конца рабочего дня меня не покидало хорошее настроение. Своими планами поделился с начальником отдела, а он, хотя и без восторга воспринял эту новость, но всё же распорядился, чтобы мне выписали аванс. Весь вечер был в хорошем расположении духа. Это заметила хозяйка и незамедлительно спросила: