Семь сувениров - Светлана Еремеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Николай посмотрел на девочку. Ее глаза застекленели. Рука застыла в воздухе. Она словно превратилась из живой девочки в восковую. Кожа пожелтела, волосы стали похожими на парик. Все изменилось в ней, стало отталкивающим, отвратительным, мертвым. Николай отшатнулся в сторону двери. И тут изо всех углов к нему стали подбираться сухие корни и ветви. Они прорывались из стен, потолка, пола и постепенно съедали всю комнату – стул, девочку, кота, который, как оказалось, неподвижно сидел на подоконнике. Корни пробивали всё насквозь, покрывали всё своей упругой паутиной. Ни девочка, ни кот даже не пошевелились. Николай, видя, что корни медленно подбираются к нему, побежал к выходу и прямо по пути к двери понял, что просыпается.
Он лежал на диване в гостиной. Комната была освещена приглушенным светом торшера. На коленях он увидел «Москва – Петушки», рядом валялось клетчатое одеяло. Он ничего не помнил из того, что видел во сне. Пытался напрягать память, но бесполезно… Единственное, что мелькало в голове, – паутина и еще какой-то человек шел по коридору. Больше ничего. Николай посмотрел на часы в телефоне. Был второй час ночи. Он увидел несколько пропущенных звонков. Один был от Исаева, один от мамы и два от Василисы. Когда он увидел ее номер, то тут же вспомнил о шрамах на ее руке, которые заметил утром прошлого дня… Краснов встал, выключил свет, вышел из квартиры. На улице уже было совсем безлюдно. Город почти что спал. Николай сел в машину и поехал домой.
15
На следующее утро Николай отправился к Константину Семеновичу Волкову. Он договорился о визите еще несколько дней назад. Профессор встретил его при полном параде – в темно-синих брюках, в однобортном пиджаке из темно-серого кашемира, в белоснежной рубашке, темно-коричневых кожаных туфлях и в синем галстуке из натурального шелка. Ему давно исполнилось восемьдесят, но выглядел профессор лет на шестьдесят, не больше. По всему было видно, что своей жизнью, своим общественным положением Константин Семенович был доволен. В каждом его движении, в каждом слове, которое он адресовал Николаю, приглашая его пройти в гостиную, чувствовалось самолюбование, которое он совершенно не пытался скрывать.
Жил Константин Семенович на углу Дворцовой набережной и Мошкова переулка. Его квартира располагалась в доме с окнами, выходящими на Неву, Петропавловскую крепость, Дворцовый мост, стрелку Васильевского острова и множество других знаменательных достопримечательностей Петербурга. Николай поражался той роскоши, в которой жил профессор не самого передового из высших учебных заведений Петербурга. В квартире, только пройдя по коридору до гостиной, он насчитал четыре комнаты. Возможно, их было в действительности шесть или семь. Кругом сверкал антиквариат, тикали старинные часы, поражали воображения копии и подлинники картин знаменитых мастеров.
Улыбаясь ослепительно-белой улыбкой имплантированных зубов, Константин Семенович предложил гостю сесть на диван напротив своего кресла. Обстановка в гостиной была роскошная. Высоченный потолок был украшен лепниной в стиле барокко. В центре красовалась старинная хрустальная люстра, изготовленная в стародавние времена то ли в Италии, то ли во Франции. Вся правая стена гостиной была приспособлена под огромный свежеотреставрированный камин, по всей видимости, конца XVIII века. Над камином висела великолепная копия картины Василия Поленова «Христос и грешница» или «Кто без греха?» Вообще, Николай заметил, что все картины, собранные в доме Константина Семеновича, были на тему греха. Добрая их половина располагалась на противоположной от камина стене.
Часть копий и подлинников была посвящена сюжету искушения Христа Дьяволом. То Дьявол изображался в виде обнаженного ангела с черными крыльями (это полотно Николай заметил в коридоре). Сатана что-то нашептывал Иисусу и звал за собой. То Дьявол был вороном, то черным зверем, то соблазнительной женщиной. На всех полотнах Иисус был тверд. Ничто не могло воздействовать на его убеждения, на силу его веры. Он смело смотрел в лицо Дьяволу и по-доброму улыбался.
Были и другие сюжеты. Николай разглядел на нескольких полотнах Марию Магдалену – то она каялась в своих грехах в тиши пещеры, то оплакивала мертвого, еще не воскресшего, Иисуса у подножия креста. Были здесь изображения святого Антония, бегущего от всевозможных искушений, Саломеи или Иродиады, держащих на блюде голову Иоанна Крестителя, иудейского царя Ирода, приказывающего убить новорожденных младенцев в Вифлееме, Иисуса и двух бандитов, распятых на трех крестах на Голгофе, Евы, слушающей речи змея-искусителя… и множество других сцен из Библии, объединенных темой искушения, грехопадения, совершения убийства, раскаяния, прощения…
Константин Семенович не переставал хитро улыбаться, глядя с каким сосредоточением Николай изучал его коллекцию.
– Что, молодой человек, нравится мое собрание картин? – спросил он.
– Не то слово… Так неожиданно… Вы собираете полотна на тему искушения?
– Да. Искушение, грехопадение, преступление, наказание… Все это так близко нашей жизни. Так похоже на наш мир. Именно это. Не слащавые истории о возрождении, всепрощении, любви, а эти… Они самые правдивые. Они честно рассказывают человеку о человеке.
Николай с нескрываемым удивлением посмотрел на Волкова.
– Вы так считаете?
– Нет… Не считаю… Я в этом убежден. – Ответил Константин Семенович с какой-то особенной, внушающей страх интонацией. Николай действительно почувствовал, что старик был полностью уверен в том, что говорил.
– По крайней мере, Константин Семенович, вы откровенны. Я ценю это. Хотя не уверен, что согласен с вами.
Константин Семенович ухмыльнулся, потянулся в своем глубоком кожаном кресле и внимательно посмотрел на Николая.
– Так о чем вы хотели поговорить со мной? – спросил он.
– О вашем брате, разумеется… О том времени, когда вы росли,
