Эксперт № 13 (2014) - Эксперт Эксперт

Трусоват был Ваня бедный Максим Соколов

section class="box-today"

Сюжеты

Вокруг идеологии:

Охота на танкеры

О важном эксперименте

Повторим

/section section class="tags"

Теги

Вокруг идеологии

/section

Одно популярное пособие по сионизму из библиотеки «Алия» следующим образом описывало рождение Государства Израиль 14 мая 1948 г. В прокуренной комнате сидели руководители партии и правительства (отцы-основатели тож) во главе с Бен-Гурионом, напряженно слушая радио, ведшее трансляцию из-за океана, где шло голосование в ООН о судьбе Государства Израиль. Каждый голос за создание еврейского государства отцы-основатели отмечали стопкой крепкого алкоголя.

Поскольку в ООН уже тогда было несколько десятков стран-членов, такая могучая алкоголеспособность могла показаться лживой выдумкой сионистской пропаганды. Но при очень сильном душевном напряжении алкоголь не берет человека, а этот случай как раз из тех, когда стресс был запредельным. С одной стороны, обретение своей государственности после без малого девятнадцати веков безгосударственного существования хоть кого взволнует. Особенно если учесть еврейские судьбы предшествующего десятилетия. С другой стороны, арабские соседи только ждали повода и создание еврейского государства было для них более чем достаточным. Уже на следующий день, 15 мая, началась война, ни для кого не бывшая неожиданностью.

figure class="banner-right"

figcaption class="cutline" Реклама /figcaption /figure

При всей разнице между трепетом иудейских забот 1948 г. и трепетом забот таврических 2014 г. было бы неудивительно (и даже вполне соответствовало бы русским национальным обычаям), если бы и в Севастополе, и в Кремле ход плебисцита 16 марта переживался и фиксировался подобным же образом. Сочетание невероятной победы с последующим немедленным изгойством примерно такое же.

Но как это ни странно звучит, в борьбе, развернувшейся сразу же после 14 мая, евреи обладали важным преимуществом: они не питали никаких иллюзий касательно арабских кузенов. Не считали их ни благими созданиями, ни страшными великанами неодолимой мощи, но только и всего лишь противниками. А противника не выбирают и не мифологизируют — какой есть, такой уж есть, и надо его одолеть. Средства же к тому известны, и всегда одни и те же: мужество, стойкость, изобретательность, самоотверженность. Ничего нового. Объективно их положение было крайне тяжелым, почти безнадежным, но хоронить они себя не спешили, а главное — арабское миросозерцание ни в какой степени не было определяющим. Хорошо ли, плохо ли, но они думали своей головой, ни в каком смысле не предполагая, что еврей — это такой недопросвещенный араб, не в полной степени воспринявший высшие арабские ценности.

С русскими, растоптавшими ордынский ярлык, торжественно об этом возвестившими, а потому назначенными к примерному наказанию за такую неслыханную дерзость, все обстоит несколько иначе. До человеконенавистнической идеологии сионизма нам еще далеко.

Хотя и высшее начальство, и рядовые граждане беспрецедентно резко проехались и проезжаются по адресу «национал-предателей», разумея под ними представителей прогрессивной общественности, наиболее ярко и выпукло очертивших свою позицию: «Так нас (вар.: их) пьяненьких! Так нас (вар.: их) гаденьких! Придут вожди Запада и настанет конец Кащееву царству!» — столь четкая демаркация граждан, открыто желающих приехать на царство в чужеземных фургонах (наиболее яркий пример — докладающий герру коменданту о недоразоблаченных жидах и комиссарах А. А. Навальный), скорее полезна и во всяком случае не особо вредна. Люди, expressis verbis призывающие на помощь иностранные державы, имеют перспективы лишь в оккупационной администрации (а ведь надо сперва еще оккупировать). Если есть желание политически самоубиться — вольному воля.

Более значимо и серьезно другое противопоставление. Чтобы трепетать перед санкциями, не обязательно считать российскую власть врагом рода человеческого. Вопрос о ее природе вообще можно вынести за скобки, ибо проблема в том, как относиться не к своей, а к чужой власти. Кроме вышеописанного отношения к США «Ты есть мессия, сын Бога живого» возможны и более приземленные варианты. С одной стороны, санкции могут вызвать понятный трепет трусоватого Вани: «Горе! малый я не сильный; // Съест упырь меня совсем, // Если сам земли могильной // Я с молитвою не съем». Человек скептический и вместе с тем мужественный может быть другого мнения о природе красногубого вурдалака и степени угрозности его санкций: «Что же? вместо вурдалака // (Вы представьте Вани злость!) // В темноте пред ним собака // На могиле гложет кость». Притом что иная собачка может так спустить штаны, что мало не покажется, все же очевидно различие между заложным покойником, от которого нет спасения, и ничуть не мистическим кабыздохом.

В первом случае ум и воля Вани совершенно парализованы, и он не видит другого выхода, кроме как покорно есть могильную землю, складировать всю валюту в стабфонд, следовать форсайтам и экономиксам etc., то есть мыслить и поступать так, как ему велит красногубый вурдалак, — а не то вурдалак его скушает. Во втором случае ум и воля гораздо более свободны и есть шанс выйти из трудного положения (того, что оно трудное, никто в принципе не отрицает), не принимая мировоззрение, предписанное вурдалаком, радеющим о своих интересах и потому заинтересованным в том, чтобы представить угрозность неодолимой, но самостоятельно разумея трудности, риски и способы их преодоления.

Проблема в том, что В. В. Путин, провозгласивший Россию самодержавной империей, очевидно, придерживается версии насчет кабыздоха (иное было бы странно), тогда как весь главный поток экономической науки и, что еще важнее, правительственной практики придерживается того основополагающего принципа, согласно которому «И дивилась вся земля, следя за зверем, и поклонились зверю, говоря: кто подобен зверю сему? и кто может сразиться с ним?» В этом весь закон и пророки экономикс, остальное лишь комментарии. Деятельно противостоять санкциям при такой священной вере довольно трудно, а другой веры у экономического блока не наблюдается. Как В. В. Путин будет разъяснять своим министрам сияющую истину самодержавия или где он возьмет других, более понятливых к сияющей истине, — большой вопрос.