Крещение Киевской Руси - Аполлон Кузьмин

Участие Фотия в организации миссии солунских братьев в Моравии не следует переоценивать и в другом отношении. Ни тот, ни другой не были епископами, а следовательно, возможности их были крайне ограничены. Они могли выполнять лишь какую-то подсобную работу: переводить книги, толковать их, может быть. Но они не могли посвящать в церковный сан, то есть должны были пользоваться лишь тем наличным священническим материалом, который имелся у славян. Это обстоятельство имело огромное значение, и его необходимо учитывать при оценке не только отношений Империи к славянским князьям и славянским княжествам, но и условий деятельности просветителей. В иерархическом смысле они ничего не могли изменить, а потому их контакты с Римом были естественными: именно в Рим уходила церковная иерархическая лестница, выстраивавшаяся на территории Центральной Европы.

Католическая традиция, разумеется, активно использовала факт молчания самого Фотия о миссии братьев, тем более, что близкий к папе Николаю Анастасий Библиотекарь с восторгом говорит о достоинствах Кирилла как проповедника, мыслителя и богослова, говорит об этом многократно, хотя знаком с ним был лишь короткое время, когда братья по приглашению папы Николая прибыли в Рим. Между тем, поведение братьев следует оценивать через призму складывавшейся в 867 году ситуации. В Константинополе шла борьба, в результате которой Михаил III был свергнут, а Фотий низведен с патриаршего стола. На смену Фотию пришел Игнатий, ориентировавшийся на Рим.

В скобках даны названия современных городов

Нужно иметь в виду и то, что Кирилл и Мефодий оказались в затруднительном положении именно потому, что не имели права посвящения в церковный сан. Видимо, не случайно они поначалу обратились к духовенству Венеции с просьбой посвятить группу их учеников. Венеция и вообще район Северо-Западной Адриатики издавна находился в двойственном положении: политически эти области считались владениями Византии и вплоть до конца XII века большей частью и реально ей принадлежали, а в религиозном отношении это была сфера влияния Римской церкви. Уже после обращения братьев к венецианскому духовенству, папа Николай пригласил их в Рим. Встретиться с просветителями славян Николаю, однако, не пришлось. Он умер вскоре после приглашения. Переговоры и беседы с солунскими братьями вел Адриан II, сменивший на папской кафедре своего предшественника. В Константинополе в это время имперский трон занимал Василий Македонянин (867–886), а патриархом стал ярый противник Фотия Игнатий.

В Житии Кирилла отмечается, что папа Адриан одобрил славянские книги, посвятил учеников в священство и вообще самым внимательным образом отнесся ко всем пожеланиям братьев. В самом деле, переговоры были довольно напряженными, и вернуться в Паннонию Кириллу не удалось. Он скончался в феврале 869 года, через год с лишним после прибытия в Рим. И хотя ученики братьев и были посвящены, но никому не был дан сан епископа, позволявший рукополагать священников. Недостаточным оказалось привезенного Кириллом подарка — мощей Климента, столь почитаемого на Западе, не слишком действовали богословские познания Кирилла, которыми он, по сообщению Анастасия Библиотекаря, блистал в кругу высшего образованного общества Рима. И это несмотря на то, что сам Рим был глубоко заинтересован в установлении непосредственных контактов с религиозными общинами в славянских княжествах. Германское духовенство было не только проводником влияния Рима, но и его соперником. Традиционная политика папской курии заключалась в натравливании светских владетелей друг на друга и в противопоставлении одних епархий другим.

В конечном счете, трезвый расчет победил. Уже после смерти Кирилла (это имя он получил незадолго до смерти, постригшись в монахи) Мефодий был утвержден архиепископом Паннонским. Последовавшие за этим события подтвердили, что акт этот воспринимался немецким духовенством как покушение на их привилегии. По пути к своей пастве Мефодий был захвачен баварскими епископами и заключен в тюрьму. Именно тогда появилось упоминавшееся выше «Обращение», в котором прославлялась, по существу, деятельность не немецкого, а ирландского духовенства, на наследство которого теперь баварские епископы претендовали.

Рим, по-видимому, не слишком торопился помочь своему новому слуге. Лишь после смерти Адриана II в декабре 872 года вновь избранный папа Иоанн VIII предпринял шаги к освобождению Мефодия. В 873 году он направил буллы Людовику Немецкому, его сыну Карломану и баварским епископам, требуя предоставить Мефодию возможность выполнять свои обязанности архиепископа и угрожая в случае невыполнения этого указания отлучить разбойных епископов от церкви. Баварское духовенство было ущемлено и тем, что некоторые славянские земли, ранее входившие в Зальцбургское архиепископство, теперь были присоединены к Панноно-Моравскому. Естественно, что трехлетнее заключение и непоследовательная позиция папского двора должны были оказать влияние на отношение Мефодия к немецкому и римскому духовенству.

Деятельность Кирилла и Мефодия поначалу предполагала перевод книг, которые позволили бы обеспечить богослужение на славянском языке. Адриан II вроде бы эти книги одобрил, одобрив, следовательно, саму эту идею. Сделано это было, конечно, лишь по политическим соображениям. Католическая церковь и ее теоретики и апологеты обычно настаивали на «триязычии». Имелись в виду иврит, греческий и латинский языки. Им придавалось значение священных, так как именно на этих языках, по преданию, были сделаны надписи на кресте Господнем.

Фактически же речь шла о создании преимуществ латинскому языку, а точнее — римскому духовенству. Дело в том, что простые прихожане латинского языка не знали, и, по существу, знание его было привилегией духовенства. Ирландские миссионеры своими переводами создали возможность для распространения богослужения всюду на родных языках. В Германии вокруг этого вопроса шла борьба, и победила компромиссная точка зрения: предполагалось, что проповеди читаются на языке местного населения, а служба ведется по-латыни. Такое разделение вытекало из посылки Августина о непереходимой грани между мирянами и духовенством, о владении духовенством такими секретами, которые недоступны простым смертным. Позднее, в конце XI века, папа Григорий VII, запрещая чешскому князю вернуться к богослужению на славянском языке, откровенно пояснял: «Всемогущий Бог нашел угодным, чтобы святое Писание в некоторых своих частях осталось тайной, ибо иначе, если бы было полностью понятно для всех, слишком низко бы его ценили и утратили к нему уважение».

Иоанн VIII хотя и добился освобождения Мефодия, но богослужение «на варварском, то есть славянском, языке» запретил. Между тем Мефодий настойчиво переводит все необходимые для богослужения тексты. Им, в частности, была переведена большая часть Библии (перевод этот не сохранился), переводились проповеди «отцов церкви», сборники юридических наставлений, очевидно, для священников, не знавших латинского и греческого языков. Из последующих событий видно, что он продолжал вести службы на славянском языке и надеялся добиться восстановления некогда полученного от Адриана II разрешения.

Потерпев неудачу в бесхитростной попытке физически устранить славянского архиепископа и таким образом отобрать у него кафедру, немецкое духовенство перешло к планомерной осаде, настраивая против Мефодия славянскую знать, в том числе самого Святополка, а также засыпая Рим доносами на еретическое направление проповедей руководителя епархии. Святополк в течение нескольких лет совершил несколько крутых поворотов. В 873 году он изгнал немецкое духовенство, в 874 году призвал его вновь, настаивал на выделении особой епархии для Вихинга — непосредственного преследователя Мефодия. Князь возмущался даже тем, что в церкви ведется служение на славянском языке. О таком поведении князя существуют разные догадки, предполагается личный конфликт его с Мефодием, который, конечно, требовал от князя христианского поведения. Но дело, очевидно, не только в личных отношениях. Повсеместно княжеская власть по мере отдаления от своего народа стремится заручиться поддержкой пап или патриархов как раз против стесняющего ее народа.

В доносах на Мефодия на первом месте все-таки стояло обвинение в ереси, и именно в арианстве. В 879 году по этому обвинению его вызывали в Рим, где он должен был в присутствии папской курии прочитать «Символ веры». Обвинение предполагало вовсе не добавку «филиокве». В это время Рим ее не только не принимал, но осуждал тех, кто самовольно вносит ее в символ. В том же 879 году папские легаты специально говорили об этом на созванном Римом VIII Вселенском соборе, подтверждая приверженность никео-цареградскому Символу в редакции собора 787 года.