Русская апатия. Имеет ли Россия будущее - Александр Ципко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не может быть внешнего могущества без внутреннего
О непреодоленных иллюзиях постсоветской интеграции
«Мы, казахи, до последней капли крови будем защищать данную нам Богом независимость». Эта ключевая фраза Нурсултана Назарбаева из его речи на торжественном собрании, посвященном Дню независимости 16 декабря, как и весь его доклад, была произнесена на русском языке. Кстати, обращает на себя внимание, что никогда раньше на подобного рода торжественных собраниях, то есть в докрымскую эпоху, Нурсултан Назарбаев не упоминал о якобы многовековых традициях, 550-летних, независимости своей страны, не говорил о государственной независимости Казахстана как о главной ценности народа.
Я начал свою статью с упоминания речи Нурсултана Назарбаева 16 декабря в Астане для того, чтобы обратить внимание читателя на очевидное, с чем, кстати, до сих пор не считается руководство посткоммунистической России, обратить внимание на то, что сам по себе факт сохранения русского языка, даже в качестве государственного, в странах СНГ ни в коей мере не ослабляет центробежные силы, то есть «бег от России», спровоцированный распадом СССР. На самом деле, несмотря на огромные усилия нынешней российской власти заново интегрировать постсоветское пространство, бывшие советские республики мечтают только о том, чтобы укрепить свою независимость, и прежде всего от РФ. Нынешнему руководству РФ, примером чему является статья Дмитрия Медведева в НГ «Россия и Украина: жизнь по новым правилам» (15.12.2014), до сих пор почему-то представляется противоестественным тот факт, что сегодня в бывшей УССР, которую по инерции мы более двадцати лет называли «братской республикой», люди, как он пишет, «живущие под лозунгом „Украина – не Россия“, продолжают говорить на русском языке». Но ведь Украина потому и стала в 1991 году независимой, чтобы не быть Россией. Кстати, тогда за независимость Украины проголосовало и почти 80 процентов русских, живших в этой республике. И 80 процентов населения юго-востока Украины, и прежде всего Донбасса, тогда голосовали за то, чтобы Украина не была Россией. Наша политическая элита до сих пор не может понять, что до сих пор сохраняющаяся общность языка, религии и даже общность культуры прошлого (речь идет о бывших славянских республиках СССР) не были и не являются препятствием для продолжения курса на укрепление суверенитета и независимости. Мы никак не можем понять, что само по себе использование русского языка ничего не говорит об отношении его носителя к русским ценностям так, как их трактуют сегодня в РФ. Большинство командиров украинской армии, осуществляющих так называемую антитеррористическую операцию в Донбассе, говорят на русском языке.
Правда состоит в том, что независимость не только для новой Украины, но и для Белоруссии – это прежде всего независимость от России, это стремление обеспечить условия для проведения независимой и самостоятельной внешней политики, обеспечить условия для резкого крена на Запад, когда он понадобится. Кстати, даже Лукашенко стремится сохранить за собой внешние условия для резкого крена на Запад, когда ему это понадобится. За европейским вектором нынешнего руководства Украины и подавляющей части ее интеллигенции стоит на самом деле не столько выбор «европейских ценностей», сколько страх перед возможным новым поглощением их страны Россией. Не надо особой прозорливости, чтобы увидеть, что присоединение Крыма к России в 2014 году резко усилило эти страхи и тем самым создало дополнительные морально-психологические препятствия для наших интеграционных инициатив. И трагедия состоит в том, что на экономическое сотрудничество бывших советских республик, на различного рода интеграционные инициативы России «мы и они» смотрим разными глазами. Руководство России продолжает верить, что его инициативы по интеграции, к примеру, создание Таможенного союза, Евразийского экономического союза, будут способствовать идеологическому и политическому сближению его участников. Верит в возможность в той или иной форме исправить катастрофические ошибки 1991 года. И вообще складывается впечатление, что нынешнее руководство России оценивает свою роль в истории нашей страны прежде всего по тому, насколько ему удастся соединить разорванные части СССР. Отсюда, кстати, и советское, во многом мифологическое видение истории взаимоотношений «братских народов», нежелание считаться с тем фактом, что на самом деле никакой единой тысячелетней истории у великороссов, малороссов и литвинов (белорусов) не было, что, к примеру, белорусы вошли в так называемую русскую историю всего лишь 200 лет назад. Кстати, Полоцкое княжество имело собственную государственность, независимую от Киева, собственные законы и т. д. А прошлое руководство Украины, и в лице Кучмы, и в лице Януковича, и нынешнее белорусское руководство, напротив, рассматривают экономический союз с Россией и связанные с ним выгоды только как необходимое условие для сохранения и укрепления своей политической независимости. Если с нашей точки зрения экономика должна вести к политике, то для бывших советских республик политика упрочения независимости стоит превыше всего и диктует экономическую политику. Мы до сих пор, о чем, кстати, свидетельствует упомянутая статья Дмитрия Медведева, не хотим признать тот очевидный факт, что США удается «диктовать правила Украине» только потому, что она в этом диктате нуждается, что она согласна на любой диктат, который помогает ей стать окончательно независимой от России. Кстати, еще в конце двадцатых годов ХХ века евразиец Николай Алексеев писал, что «нэзалэжна» Украина после неизбежного распада СССР обязательно превратится в покорного вассала Запада.
Наша беда состоит в том, что постсоветская политическая элита не в состоянии поставить себя на место руководства «братских республик», которое, как видно из упомянутой речи Нурсултана Назарбаева, видит главную цель своей жизни в том, чтобы сохранить на века, по словам Назарбаева, полученную в 1991 году независимость. Мы до сих пор не понимаем, что после того, как, к примеру, Украина и Белоруссия вышли из общей с Россией истории, они вынуждены делать акцент не на том, что объединяло наши народы (на чем делает акцент в своей статье Дмитрий Медведев), а прежде всего на том, что их разъединяло в прошлом и на чем выросла их особенная этническая идентичность, отличная от русских.
Конечно, память о последних общих столетиях, особенно память о совместной жизни в условиях СССР, куда сильнее и прочнее, чем память о пяти столетиях их жизни в рамках Великого княжества Литовского, а затем в Польском государстве. На самом деле памяти о жизни в Западной Руси, когда белорусы назывались «литвинами», а украинцы – «малороссами», нет у подавляющего большинства нынешних украинцев и белорусов. Исключением, конечно, являются прежде всего жители Западной Украины, которые имеют очень короткий (не более сорока лет) опыт совместной жизни, да и то в советской России. И проблема состоит в том, на что я обращаю особенное внимание, что при всех качественных различиях между внешней политикой нынешней Украины, ставшей откровенным вассалом США, и внешней политикой Александра Лукашенко, при котором Белоруссия стала военным союзником России, идеология белорусского суверенитета строится на той же антимосковской, «антимоскальской» матрице, которая лежит в основе идеи украинской «нэзалэжности». И, честно говоря, о чем до сих пор мало кто знает в современной России, у белорусов на самом деле куда больше исторических оснований доказывать независимость своего менталитета от русского. У белорусов не было ни Богдана Хмельницкого, ни Переяславской рады. На самом деле они были присоединены к России насильственно, благодаря трем разделам Польши в конце XVIII века. Более того, многие белорусы были насильственно переведены Екатериной II из униатов назад в православные.
И в этих фактах, на мой взгляд, заключены серьезные идеологические препятствия на пути реальной интеграции постсоветского пространства. Процессы декоммунизации в Белоруссии не так сильны, как в Украине и даже в России. Но культурная политика нынешнего руководства страны на самом деле направлена на всемерную активизацию особой, белорусской идентичности. Примером тому экспонаты музея истории Белоруссии. Два зала музея отданы под портреты польской шляхты, проявившей «белорусско-литовский патриотизм», здесь же говорится о том, что Белоруссия была сердцевиной Великого княжества Литовского, и она действительно была его сердцевиной. Но в то же время обращает на себя внимание диорама «Петр I сжигает Могилев». Конечно, молодежь Белоруссии не взрывает памятники Ленину, как делают это ее сверстники в современной Украине – в Киеве, Днепропетровске, Харькове, – но у нее есть свой тихий протест против русского мира. Сотни молодых белорусов в последние годы охотно ездят в Польшу и Литву по различным образовательным программам. В Белоруссии открыто полсотни Домов Польши, белорусская интеллигенция сегодня обращается к Лукашенко с просьбой перевести вузовское преподавание на белорусский язык. Белорусизация Белоруссии происходит ускоренными темпами.