Русская апатия. Имеет ли Россия будущее - Александр Ципко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Украинские земли, хотя бы только по Днепру, это один из самых богатых, пахотных в мире, с большими задатками на промышленно-торговое развитие. Великая сплавная река, выгодные пристани на берегу моря облегчают сообщение. А Черное море? Оно соединяет три части мира с собою и в недалеком будущем будет тем, чем было в древние века, то есть одним из самых оживленных центров торговой и культурной жизни на Востоке. С падением Турции и сооружением багдадской железной дороги, через Черное море будет идти одна из главных артерий мирового движения; туда пойдут европейский вывоз, колонизация вглубь Азии и на Индийский океан в восточную Африку. Одним словом, такая Одесса, Николаев, Херсон и устье Дуная без сравнения более ценны для Австрии, чем Солунь».
«Щирый украинец В. Жаботинский, кладущий в свой портфель претензий и защиту европейского национализма, заявляет не без апломба, что „национальная проблема должна занять отныне свое место во главе, в центре, на первом плане российской политической жизни“. Для южнорусского населения восточная фантазия этого публициста рисует целую демократическую идиллию. Мужик, по убеждению г. Жаботинского, все перенесет, все переживет, всех перепрет (переспорит) и постепенно, шаг за шагом, но неудержимо и непобедимо пролезет в города, и то, что теперь считается мужичьим языком, будет в городах через два поколения языком газет, театров, вывесок – и еще больше».
«Оставляя в стороне вопрос о 98 языках, попытаемся взвесить шансы южнорусского сепаратизма (украинского движения).
Движение это за последние 20–25 лет росло в России по мере снятия ограничений с малорусского печатного слова; в последние 6–7 лет, благодаря малой осведомленности правительства и широких кругов русского общества с сущностью этого движения, с его тактикой и (выражаясь термином проф. Грушевского) „дипломатикой“, оно успело принять довольно значительные размеры и вьет свои гнезда в некоторых сельских школах и кооперативах, в земствах и муниципалитетах, под сенью храмов веры и храмов науки».
«По словам польского историка А. Яблоновского, „после татарского разгрома (1482 год) элемент кривичский и родств. племен, по нынешнему белорусский, начал сильно напирать, наплывать на Юг, где он растворялся в малорусском элементе“. Наплыв этот с течением времени рос, переваривание пришельцев южанами становилось более медленным, и тот же историк констатирует, что „в половине XVI века области нижнего Днепра (dolongo Dniepru), даже за Черкассами, преобладал элемент белорусский“».
«Украинская партия следит ревнивым оком за судьбой малороссов-переселенцев (эмигрантов). Издания львовской „просвиты“ пророчествуют даже о появлении „новых Украин“ в Сибири.
Наша азиатская колонизация увлекает за Урал действительно много малороссов, образующих иногда на новых местах целые малорусские села. Малороссы оселились преимущественно в Томской губ. и областях: Акмолинской, Тургайской, Приморской и Амурской. В Приморской обл. они составляют 54 % населения, в Амурской даже 80 %. Украинская пресса призывает своих адептов вести в Сибири пропаганду украинства и отмечает проявления этой пропаганды во Владивостоке, Никольске Уссурийском и Хабаровске, где в „Хохлацкой слободке“ роль „сознательных украинцев“ ведется ссыльными. В порыве ажитации или агитации „Вiстник“ предсказывает образование „Дальневосточной Украины у Великого Океана“, а „Рада“ зовет Владивосток „столицей“ этой Украины».
Книга II
Постсоветский реванш губит душу русского человека
И снова жажда лжи
Страстью советской интеллигенции была жажда правды. На самом деле за горбачевской перестройкой ничего не стояло, кроме усталости от советской пропаганды, от примитива марксистско-ленинской государственной идеологии, усталости от этой бесконечной тягомотины рассуждений о «загнивании капитализма» и «преимуществах развитого социализма». И поэтому призыв Солженицына «жить не по лжи» многие из нас воспринимали как освобождение от догм государственной идеологии, как доступ к правде о советской истории, которая на протяжении многих десятилетий находилась под запретом. Но ни мы, жаждущая правды-истины советская интеллигенция, ни наш духовный лидер Александр Солженицын не понимали, что основной источник нашей советской тотальной лжи все же не власть, которая, как нам казалось, не дает нам свободно дышать, а наши собственные русские души. Мы не понимали, что советская система с ее государственным насилием над правдой не просуществовала бы семьдесят лет, если бы не наш глубинный русский страх перед правдой, если бы не наша привычка жить во лжи, радоваться лжи, создавать различного рода красивые мифы. Мы не понимали, не знали в силу нашей советской образованщины, что на самом деле русскому человеку легче умереть с красивой ложью в душе, чем найти в себе мужество и впустить в нее правду о себе и своей стране. Обратите внимание. Никогда не была так крепка всенародная любовь к Сталину, как в наши дни, когда правда о его преступлениях доступна каждому, когда сакрализация вождя и его дел идет снизу, от души, по велению сердца прежде всего новой, молодой России.
Так вот, особенность нашей новой русской эпохи, которая началась уже несколько лет назад и которая заявила о себе в полный голос именно во время зарождения новой, «майдановской» Украины, состоит в том, что жажда красивой лжи снова, полностью и окончательно вытеснила перестроечную, интеллигентскую жажду правды. И совсем не случайно мы, остатки перестроечной интеллигенции, чувствуем себя очень неуютно в новой России. Сегодня страх перед правдой у многих идет прежде всего от нежелания, неспособности увидеть все неизбежные негативные последствия присоединения Крыма к России. Мы никак не можем увидеть то, чему нас учили бабушки в детстве, увидеть то, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. И именно по этой причине наш новый русский обыватель готов согласиться с любой «клиникой», которую ему внушают осатаневшие от проснувшегося наконец патриотизма обозреватели ТВ. Он, новый русский человек, просто жаждет этой мобилизационной лжи, которая спасает его от неприятной для него правды – и о подлинных причинах Майдана, и о негативных, ставших уже сейчас ощутимыми для нас последствиях нынешнего кризиса на Украине. Мало кто сегодня в России хочет слышать о том, что на самом деле консолидация новой украинской нации происходит в основном на антирусской основе, на чувстве национальной обиды, вызванной утратой Крыма. Даже противники Майдана в Одессе говорили мне: «У нас забрали наш украинский Крым». По этой причине из-за страха перед правдой о том, что происходит на самом деле в современной Украине, наш российский зритель готов согласиться с тем, что целых 30 миллионов граждан Украины, мечтающих о сохранении унитарной независимой Украины и признавшие, в конце концов, легитимность новой украинской власти, сплошь и рядом «бандеровцы». В нашем сознании восставшему Славянску, где живет всего лишь несколько десятков тысяч человек, противостоит огромная, многомиллионная, сплошь бандеровская Украина.
Еще один характерный пример нашей нынешней жажды лжи обо всем, что происходит на Украине. Подавляющая часть зрительской аудитории нашего ТВ знает, что, действительно, восставшие против новой украинской власти Донбасс и Луганск – это не только не весь юго-восток Украины, а всего лишь часть востока Украины. Как известно, и подавляющая часть населения Харьковской, Запорожской, Днепропетровской, Херсонской, Николаевской и даже Одесской областей поддерживают власть, поддерживают идею сохранения унитарной Украины. Многие на юго-востоке хотят только особого статуса для русского языка и экономической и политической децентрализации. Но ложный, расширенный образ восставшей Украины нам нужен, ибо нам очень хочется, чтобы она окончательно распалась. Поражает, что не только аудитория нашего государственного телевидения, но даже разработчики российской политики в отношении Украины не знают, что Новороссия создавалась благодаря переселению, прежде всего этнических украинцев, на новые, отвоеванные у Турции территории. Не знают, что, к примеру, в той же Одесской области этнические украинцы составляют большинство. К слову, разработчики идеи федерализации Украины не учли и тот факт, что подавляющая часть современной украинской интеллигенции не хочет распада страны, не хочет воссоединения с Россией, ибо боится снова оказаться в роли провинциальной, второсортной российской элиты.
Но есть еще и внутренние причины, возрождающие у нас желание снова жить во лжи. Запад, на что рассчитывал наш народ в начале девяностых, нам не помог, и мы, в отличие от бывших социалистических Польши и Чехословакии, так и не сумели решить задачи посткоммунистической модернизации. Отставание от Запада в области высоких технологий не уменьшается, а увеличивается, надежд на дальнейшее увеличение благосостояния людей уже нет, и потому, чтобы успокоить свою душу, мы снова настаиваем на своей цивилизационной исключительности, на том, что западные представления о прогрессе, о благосостоянии для нас не указ. Русская душа просто устала от правды о реальной русской жизни и о наших перспективах, и потому снова укутывает себя в мягкое и пушистое одеяло мифа об особой, великой русской цивилизации. Всенародный патриотический подъем от новой русской победы позволил русскому человеку, правда, на время, забыть о таких неприятных вещах, как наша высокая по европейским меркам преступность, как убивающие русский народ алкоголизм и наркомания, как продолжающаяся уже два десятилетия война на Северном Кавказе, как наше удручающее социальное неравенство.