Властелин пустоты - Александр Громов

— Нет!.. — крикнул Питер.

Удар в днище.

Пробка не шла, и пальцы плохо слушались — детские пальцы немолодой женщины, потрескавшиеся, стертые, кровоточащие…

Удар.

— Не смей!

— Да! — крикнула Вера. — Да!

Удар. Лодку подбросило и закружило волчком.

— Гад, пику выдернул… Мне!.. Я сам!

23

Отсюда лагерь казался совсем крошечным, но те, кто остался внизу, в недвижном ожидании обратив кверху пятна лиц, были еще крошечней — как точки. Как муравьи, впавшие в летаргию с наступлением холодов. Как ничто. Их всех можно было прикрыть одной ладонью — защитить или, может быть, наоборот. Нельзя лишь было забыть об их существовании.

Краешек солнца был еще виден, а ярко-жгучая полоса уже пробежала по воде, поиграла на прибрежных камнях и, перемахнув частокол, залила гранит, на мгновение ослепив нестерпимой мертвенной зеленью. Стефан шепотом выругался. Когда-то этой серой скале давали поэтические прозвища — Порт Зеленого Луча, например, и название не прижилось, потому что дали его взрослые. Еще того лучше — Берег Летящих Лепестков… Дня через два после посадки ветром с востока принесло кружащуюся тучу алых чешуек размером в ноготь, усеявших прибрежный гранит, — то ли взаправду лепестков неизвестных цветов, то ли сброшенных крылышек мигрирующих насекомых. Вряд ли у взрослых хватило времени и желания разобраться, что это такое, — первая смерть посетила лагерь уже через неделю, — но зрелище алого вихря, наверное, было феерическое. С тех пор оно ни разу не повторилось, мало-помалу начало забываться, обросло фантастическими додумками, и Стефан совсем не помнил его, сколько ни напрягал память, но в бортовом журнале рука Бруно Лоренца отметила необыкновенную красоту явления, а значит, так оно и было.

Зеленый луч полз вверх по башне, и, наверно, множество ждущих глаз из полутьмы внизу следило за ним, томясь и предвкушая, но Стефан больше не смотрел на муравьев. Он уберег глаза, когда луч добрался до площадки, и лишь только угас неистовый режущий свет, запустил первую ракету. Один за другим четыре огненных хвоста взвились в небо и лопнули, осветив лагерь под вопли восторга снизу. Стефан рассчитывал на пять, но пятый патрон лишь зашипел, словно в картонной гильзе поселилась гадюка, и не сработал. Старье, скисло… Стефан пинком отшвырнул патрон к противоположному краю площадки — не долетев, тот укатился в люк и загремел по ступеням трапа. Четыре шара висели в небе — два красных, два желтых. Снижаясь, один из красных попал под зеленый луч, и желтых стало три. Внизу заулюлюкали. Ничего, сойдет. И этого более чем достаточно. Если на каждый день рождения тратить сигнальные ракеты, их не хватит и на год.

Он спустился вниз, до звонкого щелчка задвинув за собой люк, оставив над головой опустевшую площадку, хотя была очередь Дэйва, а с середины ночи на дежурство должен был заступить Уве. Снимая Дэйва с поста, Стефан понимал, что рискует, создавая опасный прецедент. Как тогда… после отмены утреннего развода на работы пришлось круто доказывать, что снисходительность — еще не слабость. Тогда они в первый раз попытались наброситься. Пусть. Сегодня — праздник. Трудно заранее сказать, что в конце концов окажется опаснее, а так удалось хоть немного разрядить нервозность. О том, что ночной часовой не нужен, Стефан знал не хуже других. Даже вонючие гарпии, активно кормящиеся в темноте, не собираются ночью в стаи, а одиночкам на людей начхать, они ищут падаль или, барражируя над болотом, высматривают молодь трясинных черепах. От одной общей тревоги до другой проходят не дни — месяцы и годы, и тревоги чаще всего оказываются ложными. Полон лес трухлявых костей — вот вам вся фауна. Нелепо отрицать правоту Киро: цалькат, убивший беднягу Ансельмо, скорее всего, был реликтом, по какой-то случайности зажившимся дольше своих сородичей…

Глупцы! Кроме Людвига, никто не способен понять, почему ночные дежурства, назначенные с перепугу, нельзя много лет спустя отменить простым приказом. Это все равно что отменить рассвет или закат… Они думают, Стефан все может себе позволить, как всякий порядочный самодур с диктаторскими замашками. Нет, милые мои. Ошибаетесь. Он может только то, против чего вы не посмеете возразить, и с каждым годом он может все меньше и меньше, не потому, что он такое же ничтожество, как вы сами, а потому, что иначе придется убивать. Нет ничего опаснее, чем ломать привычные устои, но в эту ночь дежурства не будет — можете радоваться, любители выбивать подпорки из-под себя…

В капитанской каюте был порядок — на этот раз Стефан осмотрел ее гораздо тщательней обычного. Новое сигнальное приспособление действовало, контрольные волоски висели на местах. В каюту никто не наведывался — не решился либо не смог. Это было правильно, так и должно было быть, еще вчера это удовлетворило бы вполне, но сегодня Стефан ощущал неясное беспокойство. Так нетрудно сделаться параноиком, подумал он с неудовольствием. Или они умнее, чем я думаю? Вряд ли…

Он отпер сейф и некоторое время колебался, разглядывая бутылку. Она была чуть заметно початая, с восстановленной наклейкой поперек пробки, прозрачного тонированного стекла, подчеркивающего благородный цвет напитка. Выдержанный отцовский коньяк, по случайности не обнаруженный пассажирами во время пьяного бунта, прозябал в небрежении. Выдать, что ли, по наперстку? Между прочим, чистейший яд: пятьдесят миллилитров — смертельная доза для какой-нибудь Юты… Поразмыслив, Стефан аккуратно запер дверцу. Обойдутся. Узнав о существовании бутылки, они могут прийти к выводу о существовании тайника продовольствия.

Он надел парадный капитанский китель, специально перешитый для него Зоей. Когда-то швее пришлось здорово потрудиться, зато результат того стоил. Нигде не морщило, не тянуло, не висело балахоном, и вид был внушительный. Оглядев себя в зеркало, Стефан удовлетворенно прищелкнул языком.

— Ладно, — сказал он вслух. — Пойдем раздавать пряники.

Еще издали он услышал шум — то ли в кают-компании веселились, не слишком-то устав после куцего рабочего дня, то ли Дэйв опять правил кому-то прикус. Стефан ускорил шаги. Взрыв хохота успокоил его: не дерутся. Празднуют. Грубые развлечения плебса. Что у них там на этот раз — плевки на дальность? Чемпионат по доставанию носа кончиком языка? Вот и чудесно.

…Кто-то восторженно хлопал в ладоши, кто-то возмущенно пищал, что ему застят, и тянул шею, кто-то прыскал; улыбался Фукуда, и хрюкал довольный Анджей-Пупырь, малыши самозабвенно путались под ногами, а на приготовленном для праздничного ужина столе посреди кают-компании мелким чертиком вертелся Диего. Кулаки его были плотно сжаты, остановившийся безумный взгляд впивался в пространство так, словно хотел его высосать.

— Итак, — прошуршал он противным суконным голосом, вслед за чем последовал новый взрыв смеха, — кто из вас способен на элементарное: определить, в какой руке находится гайка? А? Я вас всех внимательно выслушаю, и каждый получит свое. Что еще за смех? Ты, Киро. В левой? Врешь — на торф. Завтра и бессрочно. Маркус, ты! Ни в какой? Поговори еще у меня!.. — Гомункулус брызнул слюной и цапнул несуществующую кобуру, отчего смех зрителей перешел в тихий вой. — Кто сказал — в кармане? В чьем кармане? Кому держать шире? Цыц! Хозяин кармана пусть явится до отбоя для наложения взыскания. Завтра же зашить всем карманы — и на торф! Алле-оп! — Диего на миг показал пустые ладони и вдруг, сорвав аплодисменты, извлек гайку из-за уха Людвига. — Та самая? То-то же, бездельники! Кррру-у-гом! К приему пищи — га-а-а-товсь!..

Маргарет — и та ухмылялась. А хорошо пародирует паяц, подумал Стефан, кусая губы. Вон как ржут. Шута, пожалуй, придется простить — талантлив. Пыжится слишком, правда, переигрывает, да и голос подкачал — не капитанский совсем, ни за что не поверю, что у меня такой голос…

— Ой! — сказал кто-то.

Смех будто выключили. Сначала одно, затем и другие лица повернулись к двери. Диего бочком слез со стола. Слышно было, как в заднем ряду смущенно покашливают, шмыгают и переминаются с ноги на ногу.

— Что же вы? — сказал, входя, Стефан. — Веселитесь, я же не против. И я с вами повеселюсь. Не возражаете? А, Петра? Не возражаешь?

— Нет. — Петра несмело улыбнулась.

— Ну и отлично! Что у нас в программе — фокусы? А, Диего? Покажи нам что-нибудь.

Произошло бестолковое движение — из переднего ряда в задний жирной спиной вперед пробирался Анджей. Его c ожесточением выпихивали обратно. Диего озадаченно поковырял пальцем в носу.

— А что я? Я уже…

— Что — уже?

— Уже все показал.

— Да?

— Да.

Молчание. Сопенье Анджея.

— Петра! — сказал Стефан. — Я и мы все… мы поздравляем тебя с… с седьмым годом рождения. С днем рождения, я хотел сказать. Желаем тебе счастья.