Фабио и Милена - Ислам Ибрагимович Ибрагимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оказалось, что выходить из камер было никому не дозволено и поэтому многие пытались проводить время так, как считали нужным, не лишенные творческого подхода к решению задачи все были заняты своими делами: ходили по камере из одного угла в другой или же спали целыми днями, бодрствуя лишь при очередном приеме пищи, был и человек, который играл на флейте и звали его просто Иван Флейта. Оказывается, Надзиратель разрешал ему играть один час в день дабы развлечь охрану и собственно всех остальных, но когда охране не хотелось концерта или когда им надоедала музыка они сразу же возвещали об этом Ивану и тот в свою очередь незамедлительно прекращал, тогда тишина вновь расстилалась по блоку.
Фабио узнал об этом многим позже, а в день, когда он впервые услышал, как заиграла флейта, он был ошеломлен тем, что кому-то было позволено иметь такую роскошь как флейту и тем более на ней играть. Впрочем, его ничуть не беспокоила мелодия флейты и он даже нашел ее приятной на слух и успокаивающей, он лежал на постели после обеда и слушал музыку, простирающуюся с другого конца блока, и обдумывал как бы ему выбраться отсюда.
Внезапно для себя Фабио решил познакомиться с человеком, который находился в предыдущей камере от него. Он встал к стене и постучал по ней, подойдя к углу решетки, где начиналась другая камера.
– Чего тебе? – Прошептал чей-то голос. Милена с любопытством наблюдала за отцом.
– Ты знаешь кто я? – Спросил Фабио
– Конечно знаю, все знают кто прибыл к нам вчера. И что с того?
– Хорошо, а кем ты будешь?
– Я Поляк, по крайней мере все меня так называют, так что особо выбирать не приходиться.
– Почему здесь все такие потерянные?
– А сам не понял еще? Из нас всю душу выколачивают как на скотобойне, тьфу! Проклятые охранники, дай им волю они и до смерти забьют и такое бывало.
– Кто играет на флейте? Охрана?
– Да нет же, это Иван Флейта, всем нравится, как он играет, никто и не знал, что он умеет. Поэтому по рукам его не бьют, чтобы играть хоть мог. Как-то нужно было сыграть хоть на чем нибудь в праздник в честь защитника отечества, к нам съехались пару шишек из Совета приглянуть что здесь да как, вот и Иван вызвался, позже ему разрешили играть часок другой каждый день дабы мы здесь от скуки не померли. Хоть это не особо помогает, но все же лучше, чем ничего.
– Откуда меня знаешь? Я о тебе не слышал.
– Я тоже не слыхал про тебя пока сюда не попал, всем было интересно что же станет с тобой и с дочкой твоей, здесь порой включают наше радио с новостями, вот мы и слушали как ты линчевал этих подонков, работающих на Совет, слышал, что еще чуть-чуть и ты разнес бы малый Совет, жаль, что так и не вышло.
– Давно ты здесь?
– Два года уже исполнилось с того момента как я попал в эту дыру, никто даже знать не знает где я и что со мной, впрочем, так со многими здесь. Знаешь что? Я могу дать совет, даже не надейся, что каким-то образом у тебя получится покинуть это место живым, боюсь это невозможно и еще хочу сказать тебе такую вещь, не показывай им свои слабые места, так как именно туда они и будут бить.
– Что-ж, спасибо Поляк.
– Будь здоров Фабио, впереди только беспросветное будущее, не сулящее ни черта хорошего.
Фабио взглянул на Милену, которая подслушивала их разговор, он улыбнулся ей и кивнул, она сделала тоже самое.
После ужина к камере Фабио подошли двое охранников вместе с Надзирателем и он тут же понял в чем дело. Фабио протянул пустой железный поднос вместе с пустыми тарелками. Те опустили поднос на пол, и охрана, достав дубинки начала открывать железные двери. Милена спала до тех пор, пока Надзиратель не повысил голос:
– Поздравим все вместе нашего друга Фабио! У него сегодня первая взбучка, ай да Фабио! – Эхом разнеслось по всему блоку. Милена встала с кровати и взглянула на отца с тревогой, перерастающей в ужас. Он незаметно пока охрана была занята открытием решетки поднял указательный палец к губам, но Милена словно и не поняла ничего. Охранники встали напротив Фабио и надели на него наручники. Он понимал, что сопротивление бесполезно и поэтому не стал дергаться и пытаться что-либо изменить, он вспоминал слова Наставника: «Вам грозит лишь предназначенное вам».
Охранники повалили его на пол и наручники на руках Фабио звякнули оттого, что он попытался смягчить падение и приземлиться на руки. Его начали избивать у всех на виду, удары обрушивались на него градом и звук соприкосновения дубинок с его телом раздавался по блоку так же явно как ноты что играл временами Иван Флейта.
Фабио чувствовал боль, каждый удар эхом разносился по телу, кровь точно кипела, ярость была подобна вулкану что никак не выведет наружу кипящую свою лаву, мысли проносились так же, как проносятся поезда проезжая по рельсам. Глухая пронизывающая боль душила его, роняла и поднимала его дабы снова низвергнуть, истощить, наполнить новой, ужасной, всесторонней болью, дабы один за другим ударами сломить эти стены человеческой воли внутри него, создавая дыры способные пропустить чужака в крепость его разума, в место где мысли имеют свойство зарождаться и проникнув туда потушить эту волю, принуждая поверить слову боли, сменяя огонек надежды на вездесущий мрак.
Отнималась рука, затем бедро, почки, а плечо вдруг стало влажным, теплым и начало кровоточить. Те остановились и уставились на Надзирателя.
– Чего вы остановились? Бейте его, бейте сильнее!
– У него кровь! —Объявил один из них не зная продолжать ли расправу или нет.
– Что там у него, задерни его жалкую рубашонку, ах, ну конечно, пулевое ранение да старичок? Ничего, сегодня мы лишь познакомили тебя с традицией нашего прекрасного заведения, так как девчонку твою мы бить не будем, она здесь все же не спроста в этой камере напротив, или ты думал мы такие сердечные
