Пришелец - Натали Бланш

– Только не так сразу.

Надя шагнула от него в сторону, точно намереваясь уйти, но он схватил её за руку и притянул к себе, страстно целуя.

– Тебе свободно здесь?

– Да.

– А мне не свободно! Я хочу тебя обнимать, целёвать. На улице я не могу. Твои люди увидят, что ти с таким чёрним целюешься, они тебя убьют… Маленькая… не понимаешь! Это хорошо, что ти правильно относишься, у тебя свободный взгляд, я тебя за это уважаю, но не все люди так…

Он неожиданно разговорился, обещал, что в следующий раз они обязательно будут много гулять, сходят на ВДНХа.

– Сегодня мне надо бистро-бистро общежитие, надо менять бельё.

– Можно я поеду с тобой до автовокзала?

Опять ты меня удивляешь! Почему тебе вдруг понадобилось меня провожать?

В автобусе, крепко сжимая её руку и ощущая ответное пожатии, он всё размышлял над этим: почему сначала ничего не хотела, спешила уйти, а теперь сама едет с ним в такую даль? Почему?

– Надя, ти скучаешь дома?

– Как?… По родителям?

– Нет.

– По тебе?

– Нет! – и он тряхнул головой, точно сама эта мысль казалась ему невозможной, а между тем ей так хотелось подтвердить: да, да! Я очень скучаю по тебе! Я не могу не видеть тебя несколько дней подряд! Но он добивается чего-то другого.

– А! Ты думаешь, что мне нечего делать? Ну, да! Мне дома очень весело, я всё время со своими братьями. Разве они дадут скучать? А когда никого нет дома, у меня тоже много дел: надо готовиться к экзаменам и ещё я пишу… печатаю на машинке…

Они всё время разговаривали, прижавшись друг к другу, не разжимая сплетённых рук, – и дорога показалась удивительно короткой.

Уже стемнело. Воздух посвежел, напоминая о недавней зиме. Ярко горели огоньки светофоров. Надя быстро побежала через дорогу – только пятки засверкали. Ничего подобного не ожидавший Кидан, бросился вдогонку, крича: «Спортсменка!»

Им опять было весело. Надя вприпрыжку шагала через сквер, чуть впереди, задом наперёд и объясняла:

– Ты всё сам решаешь! Всё время командуешь!

– Нет!.. Я за демократия. Когда всё, как один хочет, это диктатура, это плёхо!

– За демократию – ты?! – рассмеялась она, но неожиданно остановилась и положила обе руки ладонями ему на грудь. – Кидан, давай видеться чаще! Или хотя бы чаще звони! А то я один день думаю о тебе, а на второй начинаю забывать.

– О-ё! На второй день?! Тогда ти совсем не так относишься. Я тебя никогда не забуду до конца жизни! – эти слова вырвались сами собой, прежде чем он успел что-либо обдумать, – и теперь он улыбнулся смущённо, точно раскаиваясь.

– Ага, до конца жизни! Сам говорил: «Словам не надо верить»! И я не верю.

А он смотрел на неё и не понимал, чего ему больше хочется: плакать или смеяться.

Как перемешано, переплетено в тебе – женщина и ребёнок. Временами я просто не могу относиться к тебе всерьёз, но не всерьёз – тоже не могу. Надя, что это? Я не понимаю. Даже когда я просто смотрю на тебя, комок подступает к горлу, мне трудно дышать… Может быть, я боюсь чего-то, не знаю. Может быть, это всё глупости, бабушкины сказки, как говорят у вас. Скажи мне, успокой меня! Иногда мне так хочется рассказать тебе всё. Если бы я мог тебе доверять! С самого начала, ещё до того, как я впервые заглянул в твои глаза, это стояло между нами. Ты веришь в судьбу? Я тону, понимаешь? Я теряю голову, но не могу крикнуть тебе: «Помоги!» Врагов не просят о пощаде. Ты – враг? Невозможно поверить. Но ты стоишь у меня на пути, ты увлекаешь меня за собой, ты обладаешь мною так, что я уже не принадлежу себе. Вот это – опасно. Я ищу ответа. Почему-то все те, что я знал раньше, здесь не походят. Я не понимаю тебя, не понимаю себя, я ничего не понимаю! Мои мысли о тебе – лабиринт, из которого нет выхода. И я… я боюсь тебя потерять. Почему-то мне кажется, ты только ждёшь удобного момента, чтобы сбежать от меня. Но ведь этого не может быть?!

В эту ночь, как и в любую другую ночь за последнее время, Кидан засыпал с трудом. То ему казалось, что в комнате слишком жарко, а когда немного приоткрыл форточку, то к обычному вечернему гомону внутри общежития прибавились ещё звуки с улицы – то музыка, то сигналы машин, то крики запоздалых гуляк. А когда, наконец, всё утихло, началась гроза…

Потоки воды обрушивались с неба с такой силой, точно начался всемирный потоп. Вспышки молнии озаряли комнату неестественным светом, отчего она выглядела иной – одни стены точно раздвинулись, другие сузились, вся мебель была переставлена. И он был один. Недоумевая, желая разобраться, он встал – и оказался на улице, под дождём, на холодном ветру. А рядом была она. Нет, не рядом, – она шла впереди, не оглядываясь, даже не замечая его присутствия, а ему необходимо было догнать и удержать её, удержать во что бы то ни стало. Он хотел бежать, но ноги не слушались, точно ватные. Хотел закричать, но не мог произнести ни звука. Новая вспышка молнии, и раскат грома потряс основания близлежащих домов и – о, ужас! – надвое расколол пространство между ними: он оказался по одну, а она по другую сторону непреодолимой, хотя и невидимой, преграды. От переживаемой боли он едва мог дышать, как будто молния попала прямо в сердце. Сознание меркло, последнее, что он видел, было её бледное, точно пятно, лицо, омываемое потоками дождя, её мокрые волосы- прекрасная, точно русалка, и недостижимая – отныне… Где-то забили барабаны.

Конец ознакомительного фрагмента.