Авантюрист - Сергей Шведов

Из всего услышанного я сделал вывод, пусть и сугубо предварительный, что причиной попытки устранения художника была именно золотая волчица, которую показал ему Костенко. Настораживало, что это произошло задолго до появления Язона. Это означало, что Язон не был единственным человеком, перед которым открылись двери сокровищницы. Очень может быть, что кто-то запускал туда руку и раньше. И этим человеком вполне мог быть Роман Владимирович Чуев. Конечно, это всего лишь версия. В конце концов, Лузгин мог мне и солгать. Но так или иначе я должен был проверить эту версию и лично убедиться в том, что Чуев-старший не водит меня за нос.

В квартире Чуева-старшего нас ждал очень жаркий прием. Истерику закатил Витька, примчавшийся к отцу с обвинениями ни больше ни меньше как в убийстве. Мы с Лабухом попали в самый эпицентр скандала, а я сразу же стал главным объектом нападения. Таким бешеным я Чуева-младшего еще не видел. Конечно, случалось, он буянил в пьяном виде, но сейчас он, кажется, был трезв, а если и выпил, то самую малость. Нина Васильевна испуганной наседкой металась от отца к сыну, а на меня и вовсе смотрела с ужасом. Роман Владимирович, в отличие от сына, сохранял спокойствие. Во всяком случае, не брызгал слюной и не топал ногами. Хотя в глазах его посверкивали такие молнии, что хорошо знавшая мужа Нина Васильевна обмирала от страха.

Суть обвинений Витьки Чуева сводилась к тому, что Лузгина устранил именно я, и сделал это по заданию Романа Владимировича. Видимо, Чуев пришел к такому выводу на основании моего ночного звонка и сюжета, снятого с моей помощью в морге, прошедшего в утренних и дневных новостях. Утренние новости Витька проспал, а вот дневные захватил и потому примчался к отцу, прихватив с собой в качестве свидетельницы Верочку. Впрочем, Верочка сидела тихо на стуле в самом углу кабинета, так что я ее не сразу заметил, и в свидетельницы не рвалась. Слушала она тем не менее внимательно. Не знаю, то ли я становлюсь с возрастом излишне подозрительным, то ли по какой-то другой причине, но мне в эту минуту показалось, что лицо у моей новой знакомой и сотрудницы излишне напряжено, словно она находится на пороге открытия очень важной тайны.

— Все сказал? — спросил я у Витьки, когда он наконец заткнулся или просто взял паузу, чтобы перевести дыхание.

— Я жду объяснений, — надменно вскинул нечесаную спросонья голову Витька.

Чуев-младший всегда следит за своей внешностью. Это у него, видимо, профессиональное, и если он сегодня приперся к отцу в виде огородного пугала, не побрившись и не умывшись, значит, искренне был возмущен и взволнован.

— Ты много спишь, Витя, — сказал я расходившемуся приятелю. — И это отражается на твоих умственных способностях. Я ведь в твоем присутствии предупредил Лузгина о грозящей опасности. Более того, перехватил киллера, который на него охотился.

— Ты его отпустил, — вновь подхватился с места Витька. — Ты его натравил на Лузгина.

— Не ори. Я его действительно отпустил, но только сегодня утром, с восьми вечера он находился безвылазно в моей квартире. Вот и Лабух может подтвердить.

— Ты звонил мне в одиннадцать ночи, и ты уже знал, что Лузгин убит. Знал, Феля!

— Конечно, знал. А все потому, что не отправился спать с девочкой, как это сделал ты, а попытался еще раз поговорить с Лузгиным, поскольку получил подтверждение от захваченного у казино олуха, что за актером идет охота.

— Я высадил их у твоего дома, Лабуха и Лузгина.

— Лузгин к Феликсу не пошел, — подал голос Лабух. — Сказал, что у него важная встреча. Я не стал его удерживать, мне-то какое дело, в конце концов.

— Скорее всего, эта встреча и стала для Лузгина роковой, — продолжил я свой вдохновенный рассказ не столько для Витьки, сколько для Романа Владимировича, слушавшего меня с большим вниманием. — Естественно, не застав Лузгина дома и прождав его до двенадцати ночи, я стал обзванивать морги. И в одном из них мне сообщили, что человек соответствующей внешности доставлен к ним буквально час назад. Я прихватил для опознания соседей Лузгина, позвонил тебе и поехал в морг. Вот так было дело, придурок. А ты тут нафантазировал целый короб. Разорался, как баба на перелазе.

Витька побурел от обиды. Похоже, он мне не верил, во всяком случае, продолжал хорохориться, пытаясь подловить меня на противоречиях:

— А зачем ты отпустил парнишку-киллера, если он знал именно заказчиков?

— Затем и отпустил, чтобы он меня на заказчиков вывел. И, представь себе, этим заказчиком оказался небезызвестный тебе Константин Кузнецов по прозвищу Язон. Сейчас Кузнецов находится в милиции и уже сознался, что случайно убил своего приятеля Каблукова. Так что с тебя, друг ситный, обвинения уже сняли. Живи и радуйся. И не поминай лихом друзей и родных, которые хлопочут за тебя, пока ты дрыхнешь.

Обрадовалась известию о невиновности сына только Нина Васильевна, которая, конечно, и прежде была в этом уверена, но кое-какие сомнения у нее все же оставались. И в отличие от сыночка, она действительно, скорее всего, ночь не спала, переживая свалившееся на семью горе.

— Опять ты что-то нахимичил, Феля, — подозрительно покосился в мою сторону Витька. — Не верю я в чистосердечную сознанку Язона.

— Это твои проблемы, Витя, верить или не верить в чистосердечное раскаяние случайно оступившегося человека. Я же Язону верю, думаю, что ему поверит и суд. Роман Владимирович, я могу поговорить с вами наедине?

— Да, конечно, — кивнул головой Чуев-старший и обвел присутствующих строгим взглядом.

Никто не осмелился спорить с хозяином дома, и все, включая недовольного Витьку, покинули кабинет. Чуев вежливо указал мне на стул у письменного стола, а сам раскурил трубку. Судя по всему, Витька своей неуместной истерикой прервал его послеобеденный отдых. Ибо Чуев-старший столовых и ресторанов не признавал и обедать всегда приезжал домой, где давно уже оставившая работу Нина Васильевна потчевала его разносолами. Готовить супруга Романа Владимировича умела, это я могу свидетельствовать со всей ответственностью, ибо не единожды вкушал приготовленную ею пищу.

— И все-таки, почему Язона потянуло на раскаяние? — с легкой усмешкой на тонких губах спросил хозяин.

— В заднем кармане его джинсов старший лейтенант Скориков обнаружил бумажник с документами актера. Только не спрашивайте меня, как он туда попал. Тем не менее изъят он был при свидетелях, что и зафиксировано в протоколе. Я намекнул Язону, что если он сознается в убийстве Каблукова, то правоохранительные органы не будут особенно настаивать на его причастности к делу Лузгина.

— Браво, Феликс! — Чуев-старший отсалютовал мне дымящейся трубкой. — Ты в очередной раз доказал, что на тебя можно положиться в трудную минуту, и снял с моих плеч немалый груз. Однако мы пока очень далеки от главной цели.

— Это не совсем так, Роман Владимирович. Сегодня вечером мне предстоит встреча с Наташей, а она в этом деле если не главное, то весьма много значащее звено. В связи с этим мне хотелось бы уточнить свои полномочия. Могу ли я действовать от вашего имени, или мне найти другое прикрытие? Сам-то я вряд ли представляю для озабоченных проблемой сбыта товара людей сколь-нибудь серьезный интерес.

— А у тебя есть кандидаты для прикрытия?

— Я мог бы использовать для этой цели Коняева и Красильникова. Вам удалось что-нибудь узнать о последнем?

— Ничего примечательного. Он действительно очень известный коллекционер. В советские времена привлекался один раз за спекуляцию. Довольно богат. А почему ты решил, что он владеет интересной информацией об этом деле?

— Если не владеет, то зачем его убивать? Эту фотографию Язон вручил завербованному мною Коле с совершенно недвусмысленным предложением. Голову Красильникова он оценил в два раза выше, чем голову Лузгина, сдается мне, что далеко не случайно.

Чуев-старший задумался, трубка его потухла, но он не обратил на это никакого внимания. Видимо, ему сейчас было не до отдыха. Роман Владимирович просчитывал ситуацию, и я дорого бы дал, чтобы проникнуть сейчас в его мозги. Если Чуев искал схрон, то сотрудничество с Красильниковым, безусловно, было для него полезным, но если клад находился уже у него в руках, а я не мог сбрасывать со счетов и этой версии, то подпускать близко к сокровищнице Красильникова с Коняевым было бы большой глупостью. Скорее уж наоборот, их надо было устранить, и устранить как можно скорее. Слишком много знают эти двое и слишком близко подобрались если не к кладу, то, во всяком случае, к людям, которые им завладели. Отчасти мое предложение привлечь Красильникова было провокационным, но Чуев этого не знал и, будем надеяться, об этом не догадывался, в противном случае он должен устранить и меня.

— А каким образом ты собираешься использовать Красильникова?