Не зарекайся - Владимир Ажиппо

Воспитательное значение этого поступка (почему-то хочется называть это поступком, а не преступлением) трудно переоценить. На год-два речь всех зэков в зоне резко обеднела на ругательства. Потом, правда, попустило. Видно, чтобы выработать устойчивый рефлекс, одного предъявления, даже такого яркого, недостаточно.

Ругательные выражения надо употреблять как можно реже. Старик Фрейд сказал: «Человек, первым бросивший ругательство вместо камня, был творцом цивилизации». У людей (имеется в виду – у нормальных людей, не быдлоты) сильные выражения являются проявлением сильных эмоций и заменяют сильные действия.

Как ни парадоксально, но «бык», ругающийся без остановок, на самом деле ругаться не умеет вообще, а только сквернословить (а это разные вещи). У него в запасе нет слов, которыми можно выразить сильную эмоцию, например, гнев. А применить вместо сильного слова сильное действие, скажем, ударить – опасно, не позволяют общественные нормы поведения. В результате у такого человека эмоции стираются, и он становится духовно «опущенным». В человеческом общении он настолько же беспомощен, как и «мыша», вообще не знающая ругательств.

Для сведения: все без исключения люди, пользующиеся в криминальной среде уважением, крайне редко употребляют ругательства. При спокойном разговоре не употребляют их вообще. «Истинное достоинство подобно реке: чем она глубже, тем меньше издает шума» (Монтень). Примечательно, что влияние этих людей на окружение (даже случайное и временное, каким является тюремная камера или боксик сборного отделения) настолько велико, что рядом с ними и другие перестают ругаться, хотя прямых замечаний никто не делает. В этом смысле можно пожалеть, что авторитетных людей в преступной среде очень мало.

Слова «феня», «блатная музыка» сейчас уже стали забываться. Туда им и дорога. Похоже, что эти явления отжили свое. Было время, когда воровской жаргон процветал, выполняя две важные социальные функции: разделительную и объединительную.

Суть первой – отмежевание профессионального преступного мира от мира фраеров. Человек, «ботавший по фене», демонстрировал окружающим свою причастность к особому миру, и этой причастностью нагонял тревогу и страх на обывателя. Самое главное – ни один честный фраер не мог понять, о чем урки между собой разговаривают.

Суть второй функции – каждый из владеющих «блатной музыкой» давал понять собратьям, кто он такой. Чтобы безошибочно находить себе подобных.

Обе эти функции теперь никому не нужны. На уголовника, демонстрирующего свою причастность к преступному миру, могут посмотреть разве что с сожалением, а общаться между собой у преступников потребности нет, они не доверяют друг другу.

Жаргонные слова и выражения существуют сейчас и, без сомнения, будут существовать всегда. Жаргон, как всякий неформальный и живой язык, постоянно меняется – одни слова уходят, другие искажаются или приобретают иной смысл, третьи привносятся в него извне. Понимать и знать жаргон не сложно, в нем применяются обычные русские слова, только в несколько ином значении. Злоупотреблять им не нужно, это выглядит глупо. Там, где смысл более точно передается обычными словами, нужно использовать обычную речь. Избегать использования жаргонных слов также не следует. Все они возникли совершенно естественным путем, «из народа», и зачастую гораздо точнее отражают суть понятия, чем официальные термины. Если зэки в свое время назвали народных заседателей «кивалами», то, наверное, точнее нельзя было сказать.

Очень осторожно нужно употреблять слово «козел». На свободе оно практически безобидно, даже внятного значения не имеет, применяется как попало. Раздражение любого рода в адрес кого угодно мужского пола часто выражается этим словом. Именно в привычке к этому слову кроется опасность. Когда-то давно в местах лишения свободы оно мало отличалось от слова «петух». Потом значение его изменилось, несколько ослабло, и сейчас оно означает прихвостня администрации. Но, применяя его без разбора, можно нарваться на очень жесткую реакцию. За это слово в тюрьме надо отвечать. Многие люди были жестоко биты за случайно вырвавшееся – «козел!»

Так уж сложилось, что в национальной тюрьме тема сексуальных отношений достаточно щекотлива. Чтобы не повторить ошибку многих неосторожных зэков, разговоров по этому поводу лучше вообще не вести. Но это не всегда удается. Из-за скуки и скученности тюремной камеры зэки вынуждены обсуждать самые разные стороны своей жизни до ареста, в том числе и отношения с женщинами.

Надо твердо помнить, что по тюремным традициям женщина (в сексуальном плане) – существо второго сорта. (Это не мнение автора, это мнение, сложившееся в преступном мире!). Поэтому в любых сексуальных контактах женщина может выступать только в подчиненной и даже унизительной роли. Ни в коем случае нельзя допускать в рассказе упоминания о доставлении женщине каких-либо ласк, отличающихся от грубо традиционных. Это немедленно будет расценено, как склонность к извращениям и «контакт» с «грязными» частями женского тела. И объявлено об этом будет тоже немедленно, ведь сидеть с «контаченым» впадлу, его надо немедленно выломить из хаты. Судьба такого рассказчика будет печальна – чуть раньше или чуть позже он окажется в «петушатне».

Мужчине, вообще, лучше никогда не рассказывать об интимных подробностях своей жизни. Уже сам интерес к этой теме наводит на размышления – а мужик ли ты?

Вряд ли в тюрьме найдется много людей, знающих правила грамматики. Но несмотря на это, одно правило соблюдается очень ответственно. Это применение возвратной частицы «-ся» в некоторых характерных словах. Частица «-ся» означает «себя». Поэтому можно уверенно говорить «я трахал», но ни в коем случае нельзя сказать – «я трахался». Наличие возвратной частицы всегда будет пониматься как указание на пассивную роль в акте мужеложства. Знание этой мелочи очень важно. Ошибка, скорее всего, приведет лишь к насмешкам, но при неумелом влиянии на дальнейшее развитие событий может стоить и дороже.

Так что – фильтруй базар, бродяга!

Азартные игры

Игра была, есть и, наверное, всегда будет неизменным атрибутом тюрьмы. Основные причины этого – вынужденное скопление в одном месте множества мужиков и такое же вынужденное безделье этих мужиков. Работа не мешает, воровать не у кого, на баб и водку не отвлечешься, вот и появляется желание разбавить серую арестантскую скуку азартной игрой.

Играют в тюрьме во что угодно: карты, нарды, домино, шашки, шахматы, спичечный коробок. Официально запрещенными являются карты, причем запрещены карты вообще, а не только традиционно азартные игры. За хранение колоды карт обязательно накажут. (Изредка возникает комическая ситуация, когда у зэка изымают не колоду, а только несколько карт. С одной стороны, хранение их запрещено, а, с другой – десятком карт ни в одну игру не сыграешь. Наблюдать со стороны за мучительным выбором решения каким-нибудь гражданином начальником довольно забавно).

Нарды еще несколько лет назад были запрещены, потом их разрешили, и, надо признать, беды это не принесло никакой. Но все же жесткие запреты на азартные игры в тюрьме имеют серьезные основания. Сама по себе игра не представляет никакой опасности, опасны ее последствия. Если кто-то выиграл, то, следовательно, кто-то проиграл. И должен рассчитаться. Хорошо, если есть чем, а если нечем? Подобные ситуации очень распространены, они порождают глубокие конфликты и жестокие разрешения этих конфликтов.

В тюремной азартной игре (на жаргоне это называется игра «под интерес», на официальном языке тюремщиков – игра с целью извлечения материальной выгоды, вот где разница: авантюризм и шкурность) всегда присутствует парадокс. Казалось бы, если один зэк проиграл, то другой обязательно выиграл. Не тут-то было. Проигравшие есть всегда, выигравших нет почти никогда. Выигравших – в смысле, тех, кто получил от игры реальную пользу. Как правило, проигравшему рассчитываться нечем, он же садился выигрывать, а не проигрывать. Мнение о том, что по тюрьме «гуляют» баснословные деньги – миф. Он возникает потому, что цены на «внутреннем» нелегальном тюремном «рынке» на сигареты, чай или водку намного выше, чем на свободе. Создается впечатление, что это от избытка денежной массы. На самом деле – от дефицита товаров. «Живых» денег в тюрьме немного и на расчет с долгами их обычно не хватает.

В результате, игра «под интерес» приносит только беду, причем выигравший зачастую страдает не меньше проигравшего. Если о результатах конкретной игры неизвестно ментам (или пока неизвестно), то победитель обрекает себя на создание и дальнейшее развитие конфликта. К конфликтной ситуации, объективно сложившейся в результате игры, он должен добавить свое конфликтное поведение – выбивать долг. Он как бы запрограммирован на такое поведение, отступить назад – значит уронить свой авторитет (или то, что ему кажется авторитетом).