Корпус Смерти (СИ) - Корнев Сергей

Непреложная аксиома мироздания.

Любая битва — это ужас, смерть и боль, серной кислотой, разъедающая души и психику тех, кого закинуло в ее эпицентр или на охваченные пламенем всеобщего побоища окраины.

Это линии окопов и сшибка закованной в тяжелые доспехи конницы. Это танки и самодельные ножи, на которых сияет зарево нового короля или нового оборванца, устроившего бойню всех со всеми. Неутихающие костры революции и кровавые потоки неутолимых амбиций.

Это изуродованные трупы. Сломанные куклы окровавленных тел. Это кровь, грязь и дерьмо из вспоротого брюха. Это жестокость и ненависть. Это звереющая в грудной клетке ярость.

Это километры перепаханной сапогами, гусеницами, колесами и копытами земли, устланной истлевшими костями и теми, кто секунду назад радовался жизни, негромко посмеиваясь над незамысловатыми байками братьев по оружию.

Это грязь на зубах и лицах, искаженных призраком давлеющей над всеми смерти.

Война уродлива и чужда разумному существу в любой своей ипостаси, ибо она, бастард жестоких времен голода и обагренных клинков, вырывает с корнем приросшую к лицевым костям черепа маску цивилизованности, обнажая истинное нутро человеков. Темное, склизкое, отвратительное, богомерзкое и выворачивающее желудок наизнанку.

Так было всегда, так есть и так будет, покуда смертные не внемлют гласу Темных богов, сложив оружие и обуздав свои звериные инстинкты.

А еще была магия.

Она меняла любое сражение до неузнаваемости, где бы не видели ее разноцветные всполохи — на бескрайних просторах иных реальностей, в галлюциногенном бреду или в нескончаемой рубке "Земель Меча и Магии". И, конечно же, имелись ввиду по-настоящему мощные колдуны, а не чуваки, выдыхающиеся после второй огненной стрелы, которая, к слову, лишь спалила бороду и брови, вместо того, чтобы бросить к ногам заклинателя бездыханное тело с обугленным черепом.

Это походило на матерого спецназовца со станковым пулеметом в хорошо оборудованной огневой точке на вершине обвитого колючей проволокой, уставленного противотанковыми ежами и под завязку напичканного противопехотными минами, варьирующимся от оторванной ступни до кровавого фарша, сыплющегося с небес или фонтана смертоносных осколков. И вот на такого терминатора идет ватага аборигенов, не слишком далеко ушедших от индейцев образца прибытия на земли Америки Христофора Колумба или же варбанды викингов, если верить другим историческим источникам.

Это развращает. Ломает изнутри.

Слишком легко, слишком просто.

Человеческая жизнь перестает казаться чем-то по-настоящему ценным.

Стираются рамки, исчезают законы, как Уголовного Кодекса, так и те, что возвел внутри собственного разума каждый человек, отделяющие его, как личность от звериного буйства кровавых мазков ультранасилия.

Когда мановением твоей руки из земли выстреливает каменный клык, нанизывающий безусого мальчишку, как бабочку на иголку, вызывая ностальгическую улыбку у Влада Колосажателя Дракулы, когда вставшее на дыбы цунами перемешивает целый город в однородное месиво или, когда ты в одиночку можешь запечь в собтвенном соку полностью укомплектованную и годами учащихся убивать роту солдат — перестаешь относится к людям, как подобает. Многие удивляются, почему в большинстве своем маги конченные ублюдки, а что бы сделали вы, появись у вас такая сила? Вот и ответ.

Темные боги создали людей разными, но Сэмюэль Кольт сумел их уравнять. Насколько бы большим ты не был бы, сколько бы не тренировался и сколько денег не имел — это не остановит пулю, вылетевшую из ходящего ходуном дула пистолета в дрожащей руке нескладного пиздюка.

Огнестрел изменил реалии порога вхождения в смертоубийства.

Куда легче нажать пальцем на спусковой крючок, чем взять нож и нанести те самые двадцать восемь ударов, да даже один для некоторых весьма проблематично. Нет ощущения того, что ты, именно ты виновен в смерти другого. Не твои руки сжимались у него на глотке, выдавливая из легких последние пузырьки кислорода. Не твои пальцы выдавливали ему глаза. Не твои костяшки кулаков горели болью, когда ты забивал человека насмерть. Не твои зубы, разрывали крупные артерии, и не твои ногти расцарапывали кому-то глотку.

Ты нажал кнопку.

Плевать какую — пистолета, гранатомета, тяжелого танка, ракетного комплекса или ту самую большую красную кнопку, запускающую маховик ядерной зимы с миллионами загибающихся от радиационного фона несчастных ублюдков.

"Земли Меча и Магии" сводили этот калечащий разум эффект к минимуму. Его невозможно было окончательно убрать из игры полного погружения, главным аспектом которой была тотальная доминация в пределах близлежащих территорий, ибо в противном случае из твоего обработанного черепа кто-то на твоем троне, украшенном костями твоих жен, братьев и родителей, будет пить кровь твоих детей, разбавленную чистейшими страданиями высшей пробы.

В какой момент всеми любимый правитель превращается в кровавого диктатора?

Когда жизнь одного человека перестает хоть сколько-нибудь стоить?

Где заканчивается свобода?

Налет фэнтези, того самого "мэджик эффекта" сказочности, помноженного на скрытые алгоритмы игры отодвигали эти вопросы на второй план.

Да, здесь была жестокость.

Смерть.

Кровь.

Боль.

Слезы матерей.

Расколотые могильные камни.

Сломанные судьбы.

Разбитые надежды.

Но не настолько гипертрафированно, как в реальной жизни, пусть и отчаянно косили под это. Просто потому что в противном случае мало бы кто стал играть в то, что с ненулевой вероятностью станет твоим домом на ближайшую вечность, и вливать в это тонны реального бабла, конвертированного в груды золота, донатные шмотки и мощный буст прокачки характеристик.

Опасно шаткое балансирование на стыке двух практически несовместимых жанров, когда весь окружающий мир против тебя вперемешку с помощью, послаблениями и поблажками. Психология, епта.

Наверное, мысли человека, положившего в землю на корм червям кучу народа, посреди недавнего поля битвы должны витать немного в ином спектре, но… какие были.

Потухший костерок у ног и кусок бревна под задницей. Мертвецы шли на химер, так что соордить себе трон из черепов, как в Серых Мхах не удалось. Пока что, во всяком случае.

Череп Черного Глаза, освобожденный от оков плоти обжигал замогильным холодом пальцы и ладони. И да, непонятно как, но хаосит умудрился забить татухами не только кожу, но и кости. Шероховатые на ощупь узоры. Колдунство.

Еретиков отогнали в леса. Точнее то, что осталось от их воинства. Дальше идти смысла не было — Корпус Смерти Крига лишь завязнет в густой зелени и потеряет кучу ровных парней от стрел поехавших снайперастов, которые с ненулевой вероятностью могут засесть в наспех оборудованных огневых точках.

— Блять, вот что я делаю не так?

На каждого иногда находит то состояние, в котором волнует только этот вопрос. Почему, как и зачем все происходит именно таким образом, а не как-либо иначе? Это такова моя судьба быть никчемным шлепком грязи, на чьем-то сапоге или же само понятие судьбы ничто иное, как отговорки и все дерьмо происходящее в жизни только наша вина и наше наказание за наши поступки.

Чарли оторвал заляпанную кровью морду от полуобглоданной правой руки. Лохмотья плоти на желтоватых костях и довольно на уцелевшей коже предплечья искусная татуировка раскидистой кроны мирового древа Иггдрасиля за спиной одноглазого старца, на чьем плече сидит ворон.

У ручной зверушки химеролога были блеклые, затянутые белесой мутью глаза, злобно выглядывающие со дна глубоких ореолов глазниц. Абсолютно сухие. В них не отражалось солнце, только исконное желание убивать.

— Ты кушай, пацан, кушай.

Монстрик послушно опустил бугристый череп, вновь впившись рыболовными крючками клыков в тронутое трупным окоченением мясо.

Второй день Корпус Смерти Крига не рвет кому-то глотки, за исключением друг другу на жестких тренировках Красавчика.