Морской узелок. Рассказы - Сергей Григорьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
II
Кутузова разбудил близкий пушечный выстрел. Пока Кутузов умывался и его облачал камердинер, выяснилось, что пушечный выстрел — случайный. У Наполеона стало обычным начинать бой по сигналу пушки. На этот раз первым выстрелило русское орудие. Командиру полевой батареи в колыхании утреннего тумана показалось, что движется неприятель. Он приказал выстрелить. Об этом и доложил Кутузову ординарец его Голицын. Кутузов молча покачал головой.
В столовой кипел самовар. Полковник Толь поздравил светлейшего, как всегда, с добрым утром и прибавил, что «есть еще время».
— Спасибо, голубчик, — ответил Кутузов, как будто он признавал, что во власти его генерал-квартирмейстера распоряжаться временем.
К чаю подали любимые блинчики Кутузова с малиновым вареньем. Кушая чай, Кутузов ни о чем не спрашивал Голицына и Толя. Слуга в белых нитяных перчатках наливал всем им чаю. Отхлебывая чай, Толь хмурился — ему хотелось сообщить главнокомандующему что-нибудь значительное или спросить о чем-либо неотложном — и не мог придумать ничего: безмятежное спокойствие заспанного лица его светлости запрещало всякие вопросы.
— Утро свежее. Туман. День будет солнечным, — доложил Толь.
И опять Кутузов поблагодарил своего распорядительного генерал-квартирмейстера и прибавил:
— Блинчики сегодня удались…
— Так точно, ваша светлость, — согласился Толь.
Он обрадовался похвале, хотя она относилась к повару и его искусству.
Они вышли втроем, накинув плащи, к подъезду. Казак подал Кутузову его лошадку и помог светлейшему взгромоздиться в седло. Кутузов затрусил на своем коньке к месту, избранному им для себя за Горками, на холмике: оно издали приметно по флажку на пике, заранее воткнутой в землю. Следуя Кутузову, сдерживали застоявшихся коней Толь и Голицын. Толь — на игривой рыжей кобыле с обрезанным хвостом и подстриженной гривой. Голицын — на огромном гнедом кирасирском коне. Позади казак, держа под мышкой складной стул с ковровым сиденьем, все уговаривал коня: «Не балуйся!»
Потянул ветерок. Туман рассеялся. Флажок на пике с черным орлом, перекрещенным синим андреевским крестом, весело плескался.
Казак обскакал Кутузова, спешился, раскинул стул и помог Кутузову слезть.
Кряхтя, Кутузов сел на стул. С французской стороны глухо ударила пушка. Кутузов снял фуражку и перекрестился мелким петербургским крестом; «почистил пуговицы», как говорят солдаты.
Впереди от холма, примерно в версте, затрещали выстрелы — это егеря отстреливались: должно быть, там французы наступали. Что там, нельзя было видеть из-за кустов.
От Шевардина загрохотали французские орудия. Им ответили со стороны села Семеновского русские пушки. Бой начался.
Кутузов сидел на раздвижном табурете спиной к солнцу. Оно приятно пригревало. Прямо перед Кутузовым, за речкой, село Бородино, и оттуда слабо доносилась ружейная трескотня.
После приятных минут за мирным чайным столом и встряски на коне Кутузовым овладела обычная у стариков утренняя полудремота. Кутузов не боролся с нею, зная, что она пройдет скоро сама собой, она не мешала думать и принимать решения — напротив, голова Кутузова работала помимо его воли и без усилия. Кутузов думал о Наполеоне.
Полувековой военный опыт Кутузова помогал ему безошибочно судить о том, что делается на боевом поле. Он хорошо знал и понимал Наполеона и поэтому не ждал от него ничего нового. Наполеон любил сравнивать сражение с игрой в шахматы, а поле битвы — с шахматной доской. Он привык двигать войсками с той же легкостью, с какой шахматист двигает фигуры на шашечнице. А маршалов своих Наполеон давно превратил в простые пешки.
III
Мгновенный сон объял Кутузова, но, вдруг воспрянув, он со стыдом подумал, что сейчас решается судьба отечества, а он задремал! Ему почудилось даже, что кто-то позади него прошептал: «Смотрите, он клюет носом!» «Неужели я клюнул?» — со страхом подумал Кутузов и взглянул в лицо полковника Толя. Почтительно склонившись, полковник ждал ответа на свой вопрос, только что им заданный.
— Да, да, голубчик, поезжай, посмотри сам…
Толь молча поклонился.
Кутузов ему ласково улыбнулся, блеснув глазом. Сквозь маску взрослого, которую уже носил Карл Федорович (ему исполнилось 35 лет), ясно проглянуло детское лицо Карлуши Толя, ученика сухопутного шляхетного корпуса. На лице полковника Толя верховный главнокомандующий русских сил, действующих против Наполеона, прочитал то самое старательное выражение, которое видел на нем Кутузов много лет тому назад. Начальник кадетского корпуса генерал-майор Кутузов в меншиковском дворце на Неве экзаменует кадета выпускного класса Толя по тактике. «Способный мальчик!» — подумал Кутузов и говорит:
«Я, голубчик, сегодня же тебя выпустил бы в гвардию. Из тебя выйдет хороший квартирмейстер. Чинов еще успеешь нахватать. Останься лучше на годик в корпусе. Я с тобой займусь…»
Толь согласился. Кутузов еще год сам ему давал уроки вождения войск и с блестящей аттестацией выпустил его по квартирмейстерской части. И вот сегодня полковник Толь держит у Кутузова экзамен на полководца…
Все это промелькнуло в голове Кутузова мгновенным ярким сном. Кутузов расправил плечи и стряхнул наваждение сна: он знал по опыту, что больше утренних мгновений забытья не повторится. Ясная мысль мелькнула в голове: «Мы их заставим выложить карты на стол!»
Толь ловко впрыгнул в седло и проскакал перед Кутузовым налево.
— Хороший мальчик! — вслух подумал Кутузов по-французски.
— Вы изволите приказать, ваша светлость? — тоже по-французски ответил, став перед Кутузовым, его ординарец Голицын.
«Этот навсегда останется мальчиком, — думал Кутузов, молча любуясь Голицыным. — До чего хорош!»
У Голицыных в роду высокий рост, почему они и попадали из Пажеского корпуса в лейб-гвардии кирасирский полк. По-юношески тощий Голицын при росте великана казался еще выше. Он сбросил плащ на руки казака, и только тут Кутузов увидел, что Голицын в полной парадной форме корнета кирасирского полка. На голове сверкающая каска, увенчанная серебряным двуглавым орлом, на руках перчатки с раструбами; палаш на портупее из золоченых цепочек концом стальных ножен касался земли. Лицо Голицына сияло отвагой юности, а глаза горели готовностью кинуться по приказанию Кутузова куда угодно: он ждал самых опасных поручений.
— Корнет Голицын, — строго сказал Кутузов, — хотя форма одежды не объявлялась, ваш парад неуместен. Здесь бой, а не праздник. После боя доложитесь командиру эскадрона.
Лицо Голицына погасло.
— Переодеваться я тебя не пошлю, — обычным ласковым тоном продолжал Кутузов. — Поезжай, голубчик, в резерв артиллерии — выдвинуть Багратиону еще… сколько?
Кутузов прислушался к орудийному грому в левой части поля.
— У Наполеона против Багратиона, наверное, больше двухсот. У Багратиона полсотни пушек. Прикажи моим именем довести их число до двух сотен. Пусть Багратион моим именем, если захочет, прикажет вывезти на линию огня еще сколько нужно… Ведь мы с Бонапартом оба — артиллеристы.
Голицын поскакал исполнять приказание. За спиной Кутузова послышался оживленный, но сдержанный говор. У кутузовского знака собрались лица его свиты и штабные генералы (все были в походной форме) и тихо переговаривались, ожидая, когда Кутузов повернется к ним, чтобы обменяться приветствиями. Кутузов не оборачивался. Он не обернулся и услышав, что разговор стал общим: кто-то, вероятно, не одобрил его распоряжения, отданного им Голицыну. Кутузов догадывался кто и не ошибся. Из кучки за спиной Кутузова выступил вперед генерал Беннигсен и, склоняясь к правому его уху, сказал:
— Ваша светлость, если вам угодно…
Кутузов поник головой и сделал вид, что задремал…
Беннигсен отступил назад, повернулся к генералам и, пожав плечами, прошептал:
— Он, кажется, заснул!
* * *Наполеон решил сам руководить главной ударной группой войск. Ей предстояло атаковать левое крыло русской армии. Поэтому Наполеон избрал себе место во время боя впереди Шевардинского редута. На этот редут французы наткнулись утром 5 сентября. Весь день и ночь на 6 сентября русские защищали редут с такой настойчивостью и отвагой, что Наполеону пришлось ввести в бой очень крупные силы. Он предполагал, что этот редут — передовое укрепление русского фронта — защищает левое крыло русской позиции. Сначала Наполеон думал взять редут конной атакой. Все атаки конницы окончились неудачей. Наполеон штурмовал редут двумя дивизиями пехоты. Русские ответили штыковой контратакой и отбили штурм. Тогда Наполеон направил против Шевардина около 40 тысяч отборных войск, и к ночи на 6-е число редут пал. Русские войска отошли в полночь, очевидно выполняя приказание главного командования; бой прекратился.