След в след - Владимир Александрович Шаров

Она повела меня на кладбище, где похоронен Николай, оттуда в парк культуры и отдыха, где они тогда оба работали, показала карусель, потом мы сидели на скамейке на пляже. День был пасмурный, народу было мало, она рассказывала про Николая, про себя и плакала. Вечером я был у нее и ее мужа в гостях. Принимали меня по-королевски. Мы подружились, теперь регулярно переписываемся, а раза два в году и встречаемся или у нас в Москве, или у них в Гудаутах. По просьбе Кати я так и не сказал ее мужу, что я родственник Николая и его искал.

Тогда, в октябре сорок восьмого года, сразу, как только их оформили на работу, Катя оставила Николая с девочкой и пошла искать жилье. Она проходила целый день, но ничего не сняла. Хотя сезон кончился, все было безумно дорого, хозяева говорили, что в городе много пришлых и дешевле не будет. Выручил их склад. Еще когда они с директором договаривались о работе, он в окно показал Николаю сарай, сказал, что там склад и что пока, кроме карусели, он будет еще и кладовщиком. Потом дал ключ и разрешил оставить в сарае вещи. Склад был доверху завален старой мебелью, кусками резной металлической ограды, обломками и частями разных аттракционов, еще черт-те чем. В нем они сначала и поселились.

Дверь сарая открывалась вовнутрь, и единственное свободное место было то, где она ходила. Из досок Николай сколотил два топчана, на ночь они раскладывали их в этом закутке, днем снова ставили стоймя. Две недели он и Катя выносили все, что там было, на улицу, разбирали, сортировали, потом, приведя в порядок, несли обратно.

Среди прочего нашлось и много нужного: запчасти для аттракционов, не работавших еще с довоенных лет, лампочки и провода иллюминации, а главное, масса всякой наглядной агитации, за отсутствие которой в парке директор только что получил выговор. Транспарантам и лозунгам он был так рад, что разрешил Николаю выгородить в сарае маленькую комнатку – теперь это было возможно – прорубить окно и жить, сколько хотят.

В этой комнате их никто не трогал почти год. Они, как могли, утеплили ее, сделали стены из фанеры, в два слоя обшили дерево старыми плакатами, а поверху для красоты наклеили фотографии из журналов. Первое время они боялись, что, несмотря на разрешение директора, их вот-вот выселят, тем более, что несколько раз Николая вызывал кадровик, говорил, что склад – не место для жилья, им давно пора найти комнату в городе. Только к маю, когда начался сезон и в город один за другим стали приходить поезда с курортниками, всем стало не до них.

Лето и начало осени они прожили спокойно, жили бы так и дальше, но в октябре в Гудаутах подряд сгорели сразу три склада с мануфактурой, ходили слухи, что склады жгли сами кладовщики, чтобы скрыть недостачу, но сделано было чисто, и доказать ничего не удалось. Убытки были такие, что даже сняли начальника пожарной охраны города, и велено было в течение недели, самым суровым образом проревизовав на предмет пожарной безопасности все, что может гореть, навести порядок. Когда ревизия дошла до парка и обнаружила их комнату, Катю и Николая со скандалом выгнали на улицу и едва не уволили. Две недели они с девочкой ночевали на вокзале, а потом, когда карусель, на которой работал Николай, сломалась, Катя сходила к директору, и тот разрешил, пока ее не починят, ночевать прямо на круге.

В самый центр карусели, в подшипник, который ее крутил, был вставлен высокий, похожий на мачту шест, к нему крепился сделанный как шапито навес, он был двойной: верх из разноцветных, ярко раскрашенных полос брезента, низ из парусины. В хорошую погоду все это было обернуто вокруг шеста, а когда начинался дождь, навес распускали, заводили за края карусели и крепко натягивали. Получался настоящий шатер. Чтобы превратить его в жилье, оставалось устроить вход. Катя бритвой сделала небольшой, метра в полтора, разрез как раз между львом и жирафом, чтобы он не пошел дальше, со всех сторон обметала его, затем пришила, как в хорошей палатке, пуговицы и петли. На это ушла почти неделя, парусина была такая плотная, что ломала иголки.

Лучшим временем для них теперь стали осень, зима и начало весны. С конца октября до начала апреля из-за холода и частых дождей карусель останавливали, шапито не надо было сворачивать и убирать. Николай сразу, как только они там поселились, сделал переходник для карусельного электрощитка, на первые же деньги Катя купила четыре электроплитки, и внутри всегда было тепло. Свет они себе тоже провели, но включали его редко, больше любили сидеть в полумраке, вокруг одних плиток, как около камелька.

Зимой парк почти не работал, иногда его не открывали целыми неделями. Николай и Катя оставались одни, жили и делали что хотели. Когда случался хороший день, Катя с девочкой подолгу гуляли вдвоем в пустом парке, чаще всего прямо по берегу моря. У Николая был другой маршрут, каждый день он старательно обходил весь парк, даже если начинался дождь, не шел в шатер, пока не кончал круга. Кате он говорил, что ему, как лесному зверю, надо метить свою территорию и что, если бы он этого не делал, их бы отсюда давно выгнали. В плохие дни они старались вообще не выходить наружу, грелись около огня и Катя, если была в настроении, пела.

В этом шатре они прожили одиннадцать лет, держались за него как могли. Здесь у них родилось двое детей – сын Прохор, названный так в честь Катиного отца, и маленькая Ира. Отсюда их старшая дочь Наташа, а потом и Прохор пошли в школу. И умер Николай тоже совсем рядом, всего в ста метрах от шатра, и сюда же был принесен, и лежал здесь, на карусели, пока не повезли его хоронить. Катя говорила мне, что знает, что он так и хотел умереть тут, в парке, у себя дома.

Карусель начинала работать чаще всего в середине – конце апреля. В Гудаутах это почти лето, уже давно тепло, все цветет, погода установилась и дождей совсем мало. Вставать им теперь приходилось рано, еще до рассвета: надо было поднять и накормить детей, убрать с карусели топчаны и матрацы, на которых они спали, свернуть навес. Потом, когда становилось светло, Катя шла убирать парк и кончала только перед самым открытием. Больше работы у нее не было, и дальше она или занималась хозяйством, или подменяла Николая, сидела вместо него в кассе, продавала билеты, пускала и останавливала круг. Вечером,