Россия неизвестная: История культуры вегетарианских образов жизни с начала до наших дней - Петер Бранг

14 января 1902 г.: «Здоровье Льва Николаевича не поправляется. Надо бы совершенно переменить пищу, но упорный, независимый и, не в обиду будь сказано, страшно упрямый характер великого человека [! – П. Б.] не склонится ни за что на питание рыбой и курицей, как ему советуют, и будет есть морковь и цветную капусту, как сегодня, и страдать от этого» 15.

Особым огорчением для Софьи Андреевны было то, что и ее дочери, а также племянницы Толстого перешли на вегетарианство. 24 февраля 1898 г. Софья Андреевна пишет: «Было письмо от Сергея Николаевича [брата Л. Н. Т., 1826–1904. – П. Б.]. Вера, его дочь, кажется, больна чахоткой. Еще одна жертва принципов Л. Н.! Она недоедала, слабела (…) и вот и она, и наша Маша погибают от болезни и слабости, от вегетарианства и переутомления. Я всегда предупреждала их, особенно Машу, что нет у них сил вынести болезнь, если она придет. Так и вышло» 16. Запись от 28 января: «Сегодня известие от Маши бедной, что ребенок опять в ней умер и она лежит с схватками, грустная, огорченная обманутой надеждой, как и Таня. Мне все время плакать хочется и ужасно, ужасно жаль бедных моих девочек, изморенных вегетарианством и принципами отца. Он, конечно, не мог предвидеть и знать того, что они истощаются пищей настолько, что не в состоянии будут питать в утробе своих детей» 17. Очевидно, Софья Андреевна запамятовала, что у нее самой было трое мертворожденных детей. Уже 5 ноября 1893 г. она сожалела: «Злые духи овладели человеком, которого я люблю, но он не замечает этого. (…) И вот сын его гибнет [С. А. имеет в виду Льва Львовича, который часто болел. – П. Б.], и дочери гибнут, и гибнут все, прикасающиеся к нему» 18. Даже сам Толстой впадает в сомнения, когда Таня в 1903 г. в Риме родила мертвых близнецов: «Но я не удовлетворен тем, что не объяснена смерть первого. Ведь не от потери белка же?» 19 Однако в 1905 году Таня родила здорового ребенка – дочь Татьяну.

Вегетарианство Тани и Маши (а позднее и Александры, родившейся в 1884 г.) Софья Андреевна расценивает как их жертвы отцу: «Он [Л. Н.] чувствовал себя счастливым, поработив три женские жизни: двух дочерей и мою. Мы ему писали, ухаживали за ним, заботились усердно об очень сложном и трудном подчас при нездоровье – вегетарианском питании…». Эта запись относится к 4 сентября 1897 г. 20 А немногим позже, 30 сентября, она жалеет мужа в связи с тем, что Таня уехала в Крым: «Сколько лет он проводил свои тихие осенние месяцы с своими дочерями: они служили ему, они писали ему, они вегетарианствовали…» 21.

Вегетарианский режим питания кажется ей таким сложным в силу того, что она считает необходимым и возможным компенсировать вред, якобы причиняемый здоровью вегетарианством, большим разнообразием пищи и ее количеством. Продукты действительно были дорогими, так как для Толстого выписывали малодоступные тогда южные плоды – апельсины, финики, миндаль 22. Он ел их с удовольствием, но не считал обязательно нужными. 6 мая 1898 г. он пишет жене: «Я совершенно здоров. Напрасно ты присылаешь эти горы провизии» 23. В записках писателя Ивана Наживина, не раз гостившего в Ясной Поляне с 1901 по 1910 г., находим следующее описание положения в семье:

Иногда случалось мне заставать Льва Николаевича за обедом, когда графини не было дома. Обыкновенно в таких случаях я находил перед ним гречневую «размазню», печеную картошку или репу, хлеб. Графиня дома – и перед стариком цветная капуста зимой, необыкновенные пуддинги, два лакея в белых перчатках и пр. И графиня жалуется, как тяжело ей вегетарианство мужа: что же можно изготовить в деревне порядочного, а особенно зимой, если не есть мяса, дичи, рыбы? Ей и в голову не приходит, не может придти, не может войти мысль, что и ему, действительно, приятнее есть размазню, чем диковинный пуддинг, и печеную репу, чем цветную капусту под изысканным соусом. Да и что в этом удивительного, когда даже друзья его, когда он ехал с ними куда—нибудь, брали для него билет не в 3 классе, как ему это было приятно, а во 2, т. е. подавали ему опять ту же цветную капусту под сложным соусом? А он хочет пареной репы… Софья Андреевна, угощая его цветной капустой, хочет только одного: чтоб ему было лучше. И они, друзья, также искренно хотят того же. И она, далекая, и они, «близкие», не хотят понять, что это «лучшее» на их языке и на его языке совсем не одно и то же. 24.

Вопрос Софьи Андреевны (что же можно приготовить приличного, если не мясо, дичь или рыбу?) – не столь удивителен, если принять во внимание то, что в ресторанах до сегодняшнего дня овощи и картофель предлагают скорее в качестве «добавки» или «гарнира». Ее тревогу можно объяснить, правда, и тем, что Толстой в самом деле еще с молодости много страдал от болей в желудке и кишечнике: Софья Андреевна зачастую сводила post hoc к propter hoc. K тому же Толстой – учитывая, что, с одной стороны, он обладал хорошим аппетитом, с другой стороны, практиковал тяжелый физический труд, – предпочитал большие порции. «Перед отъездом он с жадностью вдруг напустился на вареники, виноград, грушу, шоколад. Было 6–oe рождение Андрюши и всякие угощения. Теперь идет так: чуть поправится, все истратит невоздержанием в еде и движениях» 25. Толстой проповедовал воздержание в еде, требуя того же от самого себя, и, в общем, соблюдал этот принцип, – правда, удавалось ему это не всегда. В письме к Софье Андреевне от 11/12 мая 1900 г. он сообщает: «Я совсем здоров. Беда моя только в том, что ем за троих» 26. Или сравним запись в дневнике от 5 мая 1909 г.: «Ел лишнее – стыдно» 27.

В мае 1892 г., после появления в печати «Первой ступени», вопросы питания начинают обсуждаться как никогда остро. В этот период Толстой попадает под влияние «интересного гостя», семидесятилетнего шведа Абрама фон Бунде, и некоторое время пытается жить так, как те, кого мы сегодня называем веганцами, и даже как сыроед 28. Фон Бунде был богатым коммерсантом и владельцем домов. Раздав свое богатство до копейки бедным, он стал вести бродячую жизнь и призывать к крайнему опрощению. Фон Бунде прожил тридцать лет в Америке и впоследствии странствовал по Дальнему Востоку. Толстой пишет о нем Софье Андреевне: «Он немного на меня похож, проповедник жизни по закону природы. (.) Он вегетарианец, без молока и яиц, предпочитая всё сырое, ходит босой, спит на полу.» 29. А в письме от 16 мая 1892 г., сравнивая «оригинального» шведа с пророком Иеремеем, он замечает: «Вегетарианство, если только оно не имеет целью здоровье, всегда связывается с высоко нравственными взглядами на жизнь. Это нескромно, но я пишу это не для тебя или себя, а для него» 30. Толстой ставит себе в укор собственный образ жизни, ведь он не питался одними фруктами, овощами и лепешками «из зерна толченого, а не молотого», и не пил только воду, как это делал швед; к тому же он не отказывался от чая и даже от ячменного кофе. Однако вскоре ему пришлось оставить попытки подражать этому шведу – из—за чувствительного желудка. Впоследствии Толстой вернулся к лактоововегетарианству, причем старался обойтись без молока, готовил себе овсяную кашу на воде, а яйца ел только тогда, когда на том настаивали врачи. Очень наглядное и вряд ли широко известное описание приготовления овсяной каши оставил электротехник Ульрих Шооп из Цюриха, посетивший московский дом Толстых в 1895 году:

…Тотчас слуга в черной ливрее, тот самый, что внизу принял наши пальто, принес маленькую спиртовку вместе со спичками и довольно большую жестяную коробку. Граф, рассказывая между тем о своем образе жизни, зажег спиртовку и стал заваривать кашу [tut tiber], т. е. налил воду в кастрюльку и прибавил столовую ложку овсяной муки, взятой из таинственной жестяной коробки. «Вы, наверное, удивитесь, если я Вас заверю, что моя пища обходится мне всего примерно в 4 копейки в день; но это действительно так».

Мне кажется, я всё еще вижу его перед собой, здорового, остроумного человека со специфически русским, отталкивающим лицом, – человека, моральные проповеди которого отнюдь не результат потери сил; вижу, как он с ложкой, время от времени пробуя варево, стоит перед маленькой спиртовкой и рассказывает приятным голосом, что, конечно, овсяная мука стоила бы ему гораздо дороже, если бы ему надо было ее покупать; но он ведь счастлив тем, что сам сеет овес в поле… (…) «Вы обязательно должны отведать моей овсянки», – говорит он и без обиняков ставит передо мной тарелочку, до краев наполненную приятно пахнущей овсянкой. У этой «affsianki» был только тот недостаток, что она была слишком горячей. Я весь обратился в слух, когда граф заговорил о плохих обычаях, о дьявольской троице – вине, женщинах и пении, – а потом о вредном питии чая и курении, – с последним он давно распрощался. Потом он продолжил разговор о еде, заметив, что уже годами пища его состоит только из свежих и сушеных фруктов, овсянки и хлеба, и все это продукты, выращенные в Ясной Поляне. Именно строгой диете и чисто вегетарианскому образу жизни он приписывает заслугу своего избавления от долголетнего, очень мучительного заболевания почек и то, что его общее состояние теперь гораздо лучше, чем прежде.